Она встала с постели и остановилась перед ним. Джейми внезапно поднялся, и она испуганно отступила на шаг, но он удержал ее за плечи.

— Можно теперь мне дотронуться до вас, миледи?

Слова были произнесены шутливым тоном, но прикосновение таковым не было.

Не в силах говорить, Джинива ограничилась кивком.

Джейми обнял ее, прижал к груди и не двигался до тех пор, пока ее прерывистое дыхание не стало ровным. Чувства его были противоречивы. До сих пор он никогда не обнимал женщину, не испытывая любви, хотя бы влюбленности, но здесь ни о чем подобном не могло быть и речи. Если что и имело место, то нежность к ее юности и сочувствие к ее ситуации, сочетавшиеся со злостью из–за того, что она им манипулировала, и страхом перед величиной преступления, которое он намеревался совершить. И над всем господствовало неумолимо нарастающее вожделение, которого он стыдился, но которому не мог противиться. Ненавидя себя, он опустил голову и взял ее лицо в ладони.

Первый поцелуй был коротким и нежным, второй — более настойчивым. Она затрепетала. Джейми неторопливо развязал шнурки ее одеяния, спустил его с ее плеч, а потом поднял ее и положил на постель.

Лежа рядом с ней и обнимая ее одной рукой, другой он ласкал ее груди, давая ей возможность насладиться этими прикосновениями.

— Мужчина должен воздать должное твоему телу, — тихо сказал Джейми, возбуждая по очереди соски легкими, круговыми касаниями. — Ибо ты прекрасна.

У нее перехватило дыхание, но потом девушка расслабилась. Он не торопился, двигался как можно медленнее, то поглаживая, то целуя, легко касаясь всего ее тела. Ему не нравилась эта девушка, он не хотел быть здесь, не хотел этого делать, но прошло более трех лет с тех пор, как он касался женского тела.

Джейми попытался прикинуть, когда она будет готова, но как, черт возьми, можно это определить? Она раскраснелась и тяжело дышала, но просто лежала рядом, как фарфоровая статуэтка. Чертова девица, неужели она не может дать ему подсказку?

Он взъерошил волосы дрожащей рукой, стараясь справиться со смешанными чувствами, которые охватывали его все сильнее с каждым ударом сердца. Он был зол, испуган и сильно возбужден — все это ему сейчас только мешало. Джейми закрыл глаза и глубоко задышал, пытаясь успокоиться. Нет, конечно, она не могла дать ему понять, ведь ей никогда еще не доводилось иметь дело с мужчиной. Ее хватило на то, чтобы устроить это тайное свидание, вынудить его прийти сюда, но все дальнейшие действия ему следовало предпринимать самому, исходя из собственного опыта.

Он коснулся живота девушки и нежно погладил ее между бедер. Она не раздвинула их для него, но и не сопротивлялась. Промежность ее уже увлажнилась. Может быть, пора?

— Хорошо, — шепнул он ей, — не тревожься, mo chridhe. Бормоча ей что–то, что могло сойти за успокаивающие слова, он взобрался на нее и коленом раздвинул ей ноги. Он почувствовал, что она вздрогнула, когда жар его тела накрыл ее, и запустил руки в ее волосы, чтобы успокоить, продолжая тихо приговаривать по–гэльски.

«Хорошо, что по–гэльски», — промелькнула отстраненная мысль, ибо он уже сам плохо осознавал, что именно говорит.

Ее маленькие крепкие груди терлись о его грудь.

— Mo nighean, — пробормотал он.

— Подожди минутку, — сказала Джинива. — По–моему… может быть…

От усилия держать себя в руках у него закружилась голова, но он продвигался внутрь медленно, чуть ли не по дюйму.

— Ой! — сказала Джинива, глаза ее расширились.

Джейми охнул и продвинулся чуть глубже.

— Прекрати это! Он слишком большой! Вынь его!

Испуганная Джинива забилась под ним. Ее груди терлись о его грудь, и его собственные соски напряглись.

Она пыталась сопротивляться, Джейми не отпускал ее, хотя и старался делать это деликатно, судорожно подыскивая слова, которые могли бы ее успокоить.

— Прекрати это! — выдохнула Джинива.

— Я…

— Вынь его! — завизжала она.

Он закрыл ей рот рукой и произнес единственное, что смог придумать:

— Нет.

И решительно вошел еще глубже.

Глаза Джинивы округлились, у нее вырвался крик, но он был заглушен его ладонью.

«Семь бед — один ответ!» — вспомнилось ему присловье, как нельзя лучше соответствовавшее ситуации. Пути назад все равно не было, и он сделал то единственное, что мог, — отдался безжалостному ритму собственного тела, вожделеющего невыразимого блаженства.

Джейми потерял представление о действительности и пришел в себя, лишь когда, уже опустошенный, лежал на боку рядом с Джинивой, слыша бешеный стук своего сердца.

С трудом подняв веки и увидев в свете лампы мерцание розовой кожи, Джейми подумал, что нужно посмотреть, не причинил ли он ей слишком много боли. Но, господи, не сейчас. Он снова закрыл глаза, позволив себе просто лежать и дышать.

— О чем… о чем ты думаешь? — нерешительно спросила Джинива.

Ее голос слегка дрожал от потрясения, но в нем не было истеричных ноток. Будучи слишком потрясен и сам, Джейми не заметил нелепости вопроса и в ответ сказал чистую правду:

— Я думал: и чего ради, во имя Господа, мужчины стремятся заполучить в постель девственниц?

Последовало долгое молчание, потом Джинива прерывисто задышала и прошептала:

— Прости. Я не знала, что это причинит боль и тебе.

Он в изумлении открыл глаза и, приподнявшись на локте, уставился на Джиниву, которая смотрела на него, как испуганная молодая лань. Она была бледна и облизывала пересохшие губы.

— Причинит боль мне? — переспросил он, не понимая в чем дело… Мне вовсе не было больно.

— Но… — Она наморщила лоб, медленно обводя взглядом его тело. — Мне так показалось. У тебя было зверское лицо, как будто тебе было страшно больно, и ты… ты стонал, как…

— Ах это, — торопливо перебил он ее, прежде чем она успела сообщить о других нелестных наблюдениях за его поведением. — Я не собирался… я хочу сказать, что это обычная манера мужчин, они ведут себя так, когда… делают это, — неловко закончил он.

Ее удивление сменилось любопытством.

— Неужели все мужчины ведут себя так, когда… занимаются этим?

— Да откуда мне… — раздраженно начал Джейми и остановился, внезапно поняв, что на самом деле знает ответ на этот вопрос — Ну да, — буркнул он, рывком сел и отбросил волосы со лба. — Мужчины — отвратительные животные. Няня наверняка тебе об этом рассказывала. А тебе очень больно?

— Ничего страшного, — ответила Джинива, для пробы подвигав ногами. — Сначала да, было больно, но, как ты и предупреждал, недолго. А сейчас уже почти прошло.

Он вздохнул с облегчением, увидев, что пятно крови на простыне было небольшим, да и боли девушка, похоже, действительно уже не испытывала. Она тем временем опустила руку к промежности и скорчила гримасу отвращения.

— Фу! Липко и гадко!

Джейми бросило в жар от возмущения и неловкости.

— На, возьми, — пробормотал он и потянулся за полотенцем с умывальника.

Джинива, однако, не взяла его, а раздвинула ноги и слегка выгнула спину, очевидно ожидая, что устранением последствий займется он. У него возникло сильное желание засунуть полотенце прямо ей в глотку, но он подавил его, взглянув на письмо. В конце концов, они заключили сделку и свое слово она сдержала.

Джейми намочил салфетку и начал протирать ей промежность с весьма угрюмым видом, но потом доверие, с которым она предоставила себя в его распоряжение, показалось ему даже трогательным, и, деликатно завершив процедуру, он неожиданно для себя коснулся ее лобка легким поцелуем.

— Ну вот и все.

— Спасибо, — сказала Джинива.

Она слегка подвигала бедрами, а потом протянула руку и коснулась его. Джейми лежал неподвижно, ощущая, как ее пальцы скользнули по его груди, задержались у глубокой впадины пупка, а потом нерешительно стали спускаться ниже.

— Ты сказал, что… в следующий раз будет лучше, — прошептала она.

Джейми закрыл глаза и глубоко вдохнул. До рассвета было далеко.

— Думаю, что да, — сказал он и снова растянулся рядом с ней.

— Алекс?

Имя буквально вытянуло его из сна, и ему потребовалось усилие, чтобы ответить.

— Миледи?

Она обняла его за шею и пристроила головку в изгибе его плеча, обдавая грудь теплом своего дыхания.

— Я люблю тебя, Алекс.

Он с трудом пробудился достаточно, чтобы отстранить ее от себя, взял за плечи и поглядел прямо в серые глаза, нежные, как у лани.

— Нет, — сказал он, мягко покачав головой. — Это третье правило. Мы договаривались только на одну ночь, не больше. И ты не должна называть меня по имени. И ты не должна любить меня.

На серые глаза навернулись слезы.

— Но если я ничего не могу с собой поделать?

— То, что ты сейчас чувствуешь, не любовь.

Джейми надеялся, что прав, и ради себя, и ради нее.

— Это всего лишь чувство, которое я пробудил в твоем теле. Чувство сильное и хорошее, но это не то же самое, что любовь.

— А в чем разница?

Он сильно потер лицо руками. Надо же, она еще и философ!

Прежде чем ответить, Джейми сделал глубокий вдох.

— Ну в общем, любовь — это чувство, которое испытываешь только к одному человеку. А то, что ты испытала со мной, ты можешь испытывать с любым мужчиной.

Только к одному человеку. Он решительно отмел в сторону мысль Клэр и устало наклонился, чтобы продолжить свою работу.

Тяжело приземлившись на клумбу и основательно помяв при этом несколько нежных побегов, Джейми поежился. Этот предрассветный час был не только самым темным, но и самым холодным, и его тело решительно возражало против того, чтобы покидать теплое уютное гнездышко и отправляться на холод в темноту, будучи защищено от ледяного ветра лишь тонкой рубашкой и штанами.

Он вспомнил теплую розовую щеку, которую, наклонившись, поцеловал перед уходом. Его пальцы еще помнили очертания нежной плоти даже в то время, когда он нащупывал в темноте каменную стену конюшни. Джейми вымотался до крайности, так что подтянуться и перелезть через стену стоило ему немалых усилий, однако о том, чтобы войти через ворота, не могло быть и речи. Ведь их скрип может разбудить Хью, главного конюха.

Прокравшись через внутренний двор, заставленный повозками с сундуками и тюками, уже подготовленными к предстоящему после намеченного на четверг бракосочетания переезду леди Джинивы в дом ее нового господина, Джейми распахнул дверь конюшни и взобрался по лестнице на сеновал. Он улегся на ледяную солому и накрылся одеялом, чувствуя себя совершенно опустошенным.

Глава 15

НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

Хэлуотер, январь 1758 года

Как нарочно, в тот день, когда эта новость добралась до Хэлуотера, погода стояла скверная. Штормило. Из–за сильного ливня послеобеденные занятия пришлось отменить, и довольные лошадки стояли внизу в своих стойлах. Они жевали корм, пофыркивали, переступали копытами, и эти мирные, домашние звуки поднимались к сеновалу, где в гнездышке из сена с книгой в руках удобно устроился Джейми Фрэзер.

То была одна из нескольких книг, которые он взял почитать у управляющего имением мистера Гривса, и хотя читать при скудном свете, проникавшем сквозь щели под скатами крыши, было трудно, чтение его захватило.

«Мои губы, которые я подставила ему так, чтобы он не мог уклониться и не поцеловать их, воодушевили его. Теперь, глядя на ту часть его одежды, которая прикрывала главный объект наслаждения, я обнаружила там взбухание и напряжение. Поскольку я зашла уже слишком далеко, чтобы остановиться на пути наслаждения, да, по правде, уже не могла ни сдерживать себя, ни ждать, пока он преодолеет свою стыдливость, то сама украдкой скользнула рукой по его бедру и ощутила возбужденную, затвердевшую плоть».

— Ну и ну! — скептически заметил Джейми, подняв брови и с шуршанием переместившись на сене.

Он, конечно, знал о существовании таких произведений, но, поскольку все книги для Лаллиброха заказывала Дженни, до сих пор ему не доводилось читать чего–либо подобного. Эти книги вызывали совсем иные чувства, нежели сочинения месье Дефо и Филдинга, но он был не против разнообразия.

«Невероятный размер этого стержня живой плоти, твердой, как слоновая кость, и вместе с тем нежной и бархатистой, в чем она могла соперничать с деликатнейшими местами женского тела, поверг меня в восторженное содрогание. Изысканную, подернутую прожилками белизну этого отростка ничуть не портила поросль курчавых черных волос у основания — напротив, все это вместе составляло самое волнующее и вдохновляющее сочетание. Воистину, то был предмет ужаса и восторга!»