— Джейми, — прошептала я прямо в его губы, отделенные от моих лишь теплым дыханием. — Джейми!

И это было все, что я могла сказать, ибо мои бедра подались навстречу его желанию, а потом снова и снова. Я повернула голову и впилась зубами в его плечо.

Джейми издал горловой звук и вошел в меня, глубоко и с силой. Изгибаясь под ним, я вскрикнула, как девственница в свою первую ночь.

— Не останавливайся! — вырвалось у меня. — Ради бога, не останавливайся!

Его тело услышало меня и ответило на том же языке: он сильнее стиснул мои запястья, а его толчки сделались еще неистовее, еще мощнее, всякий раз проникая в самую глубь моего лона.

Потом он выпустил мои руки, упал на меня, придавив своей тяжестью к постели, и крепко сжал мои бедра, удерживая меня неподвижной.

Я пискнула, завертелась под ним, и он укусил меня в шею.

— Лежи смирно, — сказал он мне на ухо.

Я послушалась по той простой причине, что не могла и шелохнуться. Мы прижимались друг к другу так тесно, что, дрожа, не могли разобрать, чья это дрожь, а чувствуя биение сердца о ребра, я не знала, мое это сердце или его.

Так продолжалось, пока его движения в моем лоне не пробудили во мне конвульсию, и я, лежа под ним, почувствовала, как мои спазмы вызывают в нем отклик, побуждая присоединиться ко мне.

Тяжело дыша, Джейми приподнялся на обеих руках, выгнув спину и откинув голову. Глаза его были закрыты. Очень медленно он наклонил голову, открыл глаза и посмотрел на меня с невыразимой нежностью. Его щека в свете свечи поблескивала от влаги — может быть, от пота, а может быть, и от слез.

— О Клэр, — прошептал Джейми. — О господи, Клэр.

Все его тело содрогнулось, из горла вырвался похожий на рыдание стон, волосы упали на лицо, и его семя излилось в меня так, что каждое содрогание пребывающей во мне плоти рождало глубинный отклик всего моего существа.

Когда все кончилось, Джейми некоторое время удерживал себя надо мной, неподвижный, как камень, а потом не упал, но бережно опустился на меня и, расслабившись, замер.

Наконец я пошевелилась, выходя из глубокого ступора удовлетворения, и приложила руку к его груди, ощущая медленное, мощное биение сердца.

— Сдается мне, это похоже на езду на велосипеде, — прошептала я.

Моя голова мирно покоилась в изгибе его плеча, пальцы лениво играли с рыже–золотистыми курчавыми волосами, которыми густо поросла его грудь.

— А ты знаешь, что у тебя стало гораздо больше волос на груди, чем раньше?

— Нет, — сонно пробормотал он. — Я их обычно не считаю. А что, эти твои, которые на вело… сипедах, они все с волосатой грудью?

Это застало меня врасплох, и я рассмеялась.

— Нет, не обязательно. Я просто хотела сказать, что мы, похоже, вспомнили, как это правильно делается.

Джейми приоткрыл один глаз и задумчиво посмотрел на меня.

— Ну, англичаночка, чтобы забыть об этом, нужно совсем спятить, — сказал он. — Может быть, у меня и не хватает практики, но я пока не утратил всех своих способностей.

Долгое время мы просто лежали рядом, ощущая дыхание, каждое шевеление, любую мельчайшую смену положения наших тел. Благо они прекрасно приладились одно к другому: моя голова уютно вписалась в ямку его плеча, а его большое тело ощущалось под моей рукой как некая территория одновременно и чужая, и знакомая, и ожидающая открытия заново.

Здание было основательным, и звуки непогоды снаружи заглушались шумами изнутри. То и дело под нами были смутно слышны звуки шагов или голосов, негромкий мужской смех или более высокий голос женщины, звучащий с профессиональным кокетством.

Слыша все это, Джейми смущенно заворочался.

— Наверное, мне все же стоило отвести тебя в таверну, — сказал он. — Это просто…

— Все в порядке, — заверила я его. — Хотя должна сказать, если я и думала о том, куда ты затащишь меня при встрече, бордель был последним местом, которое могло бы прийти мне в голову.

Я заколебалась, но любопытство взяло верх.

— Ты… э–э… не являешься владельцем этого заведения, а, Джейми?

Он слегка отпрянул, уставившись на меня.

— Я? Господи боже, англичаночка, кто я, по–твоему?

— Да откуда мне знать? — резко произнесла я. — Сам посуди, сначала, при нашей встрече, ты падаешь в обморок, а как только я поднимаю тебя на ноги, тащишься в таверну, где подвергаешься нападению тамошних завсегдатаев и улепетываешь от них через весь Эдинбург в компании странного китайца. А завершаются все эти дивные похождения в борделе, хозяйка которого, не могу не заметить, похоже, с тобой очень даже на дружеской ноге.

Кончики его ушей порозовели: казалось, в нем происходит внутренняя борьба между смехом и негодованием.

— Потом ты раздеваешься, заявляешь, что ты страшный человек с отвратительным прошлым, и тащишь меня в постель. И что, по–твоему, я должна о тебе думать?

Смех победил.

— Что ж, я не святой, англичаночка, — сказал он. — Но и не сводник.

— Рада это слышать, — сказала я и после затянувшейся паузы добавила: — Так у тебя есть намерение рассказать мне, кто ты есть на самом деле, или я должна сама перебирать все возможные версии, пока не докопаюсь до истины?

— О, вот это интересно, — откликнулся Джейми, которого это предложение явно позабавило. — И какова твоя лучшая догадка?

Я внимательно оглядела его. Он развалился среди вздыбленных простыней, закинув руку за голову и ухмыляясь.

— Ну что ж, прежде всего, бьюсь об заклад, что никакой ты не печатник.

Ухмылка стала шире.

— С чего ты это взяла?

Я бесцеремонно ткнула его в ребра.

— Ты в слишком хорошей физической форме. У большинства мужчин за сорок отрастает животик, а у тебя нет ни одной лишней унции жира.

— Это в основном потому, что мне некому готовить, — грустно сказал Джейми. — Когда все время питаешься в трактирах, особо не разжиреешь. К счастью, ты, похоже, питаешься регулярно.

Он фамильярно похлопал меня по заду и со смехом увернулся, когда я шлепнула его по руке.

— Не заговаривай мне зубы, — проворчала я. — Во всяком случае, такие мускулы, как у тебя, не заработаешь, трудясь как проклятый у печатного станка.

Джейми насмешливо поднял бровь.

— А ты когда–нибудь этим занималась, англичаночка?

— Нет. — Я задумчиво нахмурилась. — Надеюсь, ты не промышляешь разбоем на большой дороге?

— Нет, — ответил он, ухмыляясь еще шире. — Попробуй угадать еще раз.

— Мошенничество?

— Нет.

— Что ж, уж конечно, не похищение с целью выкупа, — сказала я и начала загибать пальцы, перечисляя возможности. — Мелкое воровство? Нет. Пиратство? Нет, ты не мог этим заниматься, если не справился со своей морской болезнью. Ростовщичество? Вряд ли.

Я опустила руку и уставилась на него.

— Вообще–то в прежние времена, помнится, ты был изменником, но едва ли это хороший способ зарабатывать на жизнь.

— О, я по–прежнему изменник, — заверил он меня. — Как раз недавно меня обвинили.

— Недавно?

— Я провел несколько лет в тюрьме за измену, — сказал он, довольно хмуро. — За участие в восстании. Но это было некоторое время назад.

— Да, мне это известно.

Его глаза расширились.

— Ты знала об этом?

— И об этом, и еще кое о чем, — сказала я. — Расскажу потом, время будет. Но давай оставим это на будущее и вернемся к заданному вопросу: чем ты зарабатываешь на жизнь теперь?

— Я печатник, — сказал он, улыбаясь.

— И изменник?

— И изменник, — подтвердил Джейми. — За последние два года меня шесть раз арестовывали за подстрекательство к мятежу и дважды налагали арест на мое имущество, но суд ничего не смог доказать.

— И что будет с тобой, если в следующий раз они все–таки докажут?

— О, — ответил он беззаботно, махнув свободной рукой в воздухе, — позорный столб. Порка. Тюремное заключение. Ссылка в колонии. Все в таком духе. Едва ли меня повесят.

— Какое облегчение, — сухо сказала я, чувствуя себя слегка опустошенной.

Признаться, собираясь к нему, я не особо задавалась вопросом, какой может быть его жизнь, и теперь была захвачена врасплох.

— Я ведь предупреждал тебя, — сказал он, больше не поддразнивая; его темно–голубые глаза были серьезными и настороженными.

— Предупреждал, — согласилась я и глубоко вдохнула.

— Теперь ты хочешь уйти?

Его пальцы вцепились в складку стеганого одеяла и напряглись так, что на фоне загорелой кожи выступили побелевшие костяшки.

— Нет, — улыбнулась я как можно безмятежнее. — Не для того я возвращалась, чтобы переспать с тобой один раз и отправиться восвояси. Мое намерение состоит в том, чтобы остаться с тобой, если, конечно, ты меня примешь, — заключила я не совсем уверенно.

— Если я тебя приму!

Джейми с шумом выдохнул, сел на кровати, скрестив ноги, и взял мои руки в свои.

— Я не могу даже описать, что я почувствовал, когда коснулся тебя сегодня, англичаночка, и понял, что ты настоящая, — сказал он, и я увидела в его глазах жар, пробуждавший во мне ответную страсть. — Найти тебя снова, а потом потерять тебя…

Джейми умолк, и я увидела движение его кадыка, когда он тяжело сглотнул.

Я слегка коснулась его лица, обведя пальцем линию скул и подбородка, и, улыбаясь, сказала:

— Нет, больше ты меня не потеряешь. Никогда. — Я пригладила и убрала за ухо выбившуюся рыжую прядь. — Даже если я узнаю, что ты был двоеженцем и напивался вдрызг в общественных местах, это ничего не изменит.

Джейми резко дернулся, и я от неожиданности опустила руку.

— В чем дело?

— Ну… — начал он и остановился, поджал губы и бросил на меня быстрый взгляд. — Просто…

— Просто что? Есть что–то такое, чего ты мне не рассказал?

— Ну, вообще–то печатание подстрекательских памфлетов совсем не прибыльное занятие, — признался Джейми.

— Полагаю, так оно и есть, — буркнула я, и сердце мое снова забилось сильнее в ожидании перспективы дальнейших откровений. — Чем еще ты занимаешься?

— Как тебе сказать? Контрабандой, — виновато сказал он. — Это позволяет прокормиться.

— Контрабандой? — Я вытаращила глаза. — И что же ты перевозишь контрабандой?

— Главным образом виски, но теперь бывает, что и ром, немного французских вин и батист.

— Вот оно что! — вырвалось у меня. Все части головоломки встали на свои места: и Уиллоби, и эдинбургские доки, и наше нынешнее местонахождение. — Вот какова твоя связь с этим местом, то, что ты имел в виду, сказав, что это мадам Жанна твоя клиентка?

— Именно, — кивнул он. — Мы прекрасно сотрудничаем: когда из Франции прибывает вино, его свозят в один из здешних подвалов. Часть вина мы напрямую продаем Жанне для нужд ее заведения, а остальное она хранит, пока мы не забираем, чтобы переправить дальше.

— Хм. И как часть этой договоренности… — осторожно произнесла я, — ты… э–э…

Голубые глаза сузились.

— Нет, англичаночка, все не так, как ты думаешь, — отрезал Джейми.

— Неужели? — произнесла я, стараясь не выдать своего чрезвычайного удовлетворения. — И о чем же я думаю?

— Ты думала, не пользуюсь ли я здесь порой своей партнерской долей, а?

Он поднял на меня бровь.

— Ну, думала, — призналась я. — Правда, меня это не касается.

— Значит, не касается?

Джейми поднял обе рыжие брови и взял меня за плечи, привлекая к себе.

— Не касается? — повторил он чуть позже, хотя на сей раз ему, похоже, недоставало дыхания.

— Да. — У меня тоже перехватило дух, и ответ мой прозвучал сдавленно. — И ты не…

— Нет. Иди ко мне.

Он заключил меня в объятия и привлек к себе. Память тела отличается от памяти разума: размышляя, гадая, сомневаясь и беспокоясь, я была неловкой и неуклюжей, а стоило обо всем этом забыть, как тело само стало с готовностью отзываться на все, словно никакой двадцатилетней разлуки не было и в помине.

— На этот раз мне было страшнее, чем в нашу брачную ночь, — пробормотала я, не сводя глаз с медленной сильной пульсации в ложбинке его горла.

— Правда? — Его рука обхватила меня сильнее. — Я внушаю тебе страх, англичаночка?

— Нет. — Я приложила пальцы к ритмично бьющейся жилке, вдыхая терпкий запах его кожи. — Просто… в первый раз… я не думала, что это будет навсегда. Тогда я собиралась уйти.

Джейми хмыкнул. Пот поблескивал в маленькой ложбинке в центре его груди.

— Так ведь ты и ушла. Но вернулась, — заметил он. — Ты здесь, и важнее этого ничего нет.