— В задней части тупика имеется маленький хозяйственный дворик, — пояснил Джейми, заметив мое недоумение. — Туда выходят черные лестницы некоторых домов. В том числе и задняя дверь типографии.

Юный Айен кивнул, поставив пустую миску.

— Ага. Я подумал, что он, наверное, решил забраться туда. И вспомнил о новых памфлетах.

Джейми слегка побледнел.

— Господи…

— Памфлеты? — Айен–старший вопросительно поднял брови. — Что это за памфлеты?

— Новая печатная продукция для мистера Гейджа, — пояснил его сын.

Его отец по–прежнему ничего не понимал. Я тоже.

— Политические памфлеты, — без обиняков пояснил Джейми. — Содержат доводы в пользу отмены последнего закона о гербовом сборе с призывом к гражданскому сопротивлению, вплоть до насильственных действий. Тираж — пять тысяч экземпляров — был только что отпечатан и сложен стопками в задней комнатушке. Гейдж должен был зайти и забрать их завтра утром.

— Боже! — выдохнул Айен, побледневший больше, чем Джейми, на которого он смотрел с изумлением и ужасом. — Ты что, совсем ума лишился? У тебя вся спина в шрамах, на указе о твоем помиловании еще не высохли чернила, а ты уже связался с Томом Гейджем и его бунтарским обществом! И вдобавок впутал в это моего сына!

Голос его дрожал от гнева, он вскочил и сжал кулаки.

— Как ты мог поступить так, Джейми, как? Разве мало мы все уже претерпели из–за тебя? И пока шла война, и потом. Господи, я–то думал, что с тебя уже хватит всего этого: тюрем, крови и насилия.

— Хватит! — лаконично ответил Джейми. — Я не вхожу в группу Гейджа. Но я печатник, это мой заработок. Он платит за памфлеты, я их печатаю, вот и все.

Айен вскинул руки в крайнем раздражении.

— Ну да! И это будет играть существенную роль, когда агенты короны арестуют тебя и отвезут в Лондон, чтобы повесить! Если бы у тебя нашли эти бумаги…

Пораженный неожиданной мыслью, он остановился и повернулся к сыну.

— Так вот оно что? — спросил он. — Ты знал, что там находятся памфлеты, и потому устроил поджог?

Юный Айен кивнул серьезно, как молодая сова.

— Ни унести, ни спрятать я их не мог. Шутка ли, пять тысяч штук. Пять тысяч! Этот человек — моряк — разбил заднее окно и тянулся к дверной ручке.

Айен–старший повернулся к Джейми и яростно воскликнул:

— Пошел ты к черту! Будь ты проклят, Джейми Фрэзер, со своим упрямством и безрассудством! Сначала спутался с якобитами, теперь с этими чертовыми бунтовщиками!

Джейми вспыхнул, потом его лицо помрачнело. Он резко поставил стакан, расплескав чай по столешнице.

— Можно подумать, будто это я подбил Стюарта начать войну, а не делал все возможное, чтобы его остановить. И разве не я пострадал в первую очередь, лишившись в этой борьбе всего? Всего, Айен! Земли, свободы, жены — в попытке спасти всех нас.

Говоря это, он мельком взглянул на меня, и в этом быстром взгляде отразилось все, чего стоили ему последние двадцать лет.

Он снова повернулся к Айену, насупил брови, и голос его посуровел.

— А что касается того, во что я обошелся твоей семье, то ты, кажется, только в прибытке, Айен. Лаллиброх теперь принадлежит Джейми–младшему. Твоему сыну, не моему!

Айен дернулся.

— Я никогда не просил… — начал он.

— Верно, ты не просил. Я не обвиняю тебя, боже упаси! Но факт налицо: Лаллиброх больше не мой. Мой отец оставил его мне, и я прилагал все силы — заботился о земле и арендаторах. И ты помогал мне, Айен. — Его голос слегка смягчился. — Я не справился бы без тебя и Дженни. Я не жалею о том, что отдал его Джейми, иначе было нельзя. Но все же…

Он отвернулся, склонив голову, полотняная рубашка туго натянулась на широких плечах.

Я боялась шелохнуться или заговорить, но уловила взгляд Айена–младшего, исполненный бесконечного огорчения, положила руку на его костлявое плечо и ощутила ровное биение пульса под выступающей ключицей. Он накрыл мою руку своей большой ладонью и крепко сжал пальцы.

Джейми снова повернулся к зятю, стараясь держать под контролем себя и свой голос.

— Я клянусь тебе, Айен, я делал все, чтобы не подвергать парня опасности: держал его в стороне от самых серьезных дел, не допускал, чтобы его видели на берегу, не выпускал с Фергюсом в море, как он ни просился. — Он взглянул на парнишку, и на лице появилось странное выражение, в котором смешались любовь и раздражение. — Я не приманивал его к себе, Айен, а, напротив, уговаривал вернуться домой.

— Но и не прогонял его! — Лицо Айена было уже не таким красным, но его обычно мягкие карие глаза оставались суженными от гнева. — И даже весточки домой не послал! Ради бога, Джейми, его мать за этот месяц ни одной ночи не спала спокойно!

Джейми крепко сжал губы.

— Ну… — Он ронял слова по одному. — Да… не послал. Я…

Он снова взглянул на племянника и передернул плечами, будто рубашка вдруг стала ему слишком тесна.

— Не послал, — повторил Джейми. — Я хотел сам отвезти его домой.

— Он достаточно взрослый, чтобы ходить самостоятельно, — заметил Айен. — Сюда небось сам добрался, верно?

— Верно. — Джейми быстро отвернулся, взял чашку и стал вертеть ее между ладонями. — Нет, я собирался отвезти его сам, чтобы попросить разрешения у тебя и Дженни на то, чтобы малый пожил у меня некоторое время.

Айен издал саркастический смешок.

— Вот оно что! Попросить разрешения на то, чтобы его повесили или отправили в тюрьму заодно с тобой?

Джейми вскинул глаза, полыхнувшие гневом.

— Ты прекрасно знаешь, что я постарался бы уберечь его от любой беды, потому что люблю этого малого, как родного сына!

— Прекрасно знаю! — отозвался Айен, глядя Джейми в глаза. — Но он не твой сын. Он мой сын.

Джейми долго молчал, выдерживая его взгляд, потом протянул руку и бережно поставил чашку на стол.

— Ага, — тихо произнес он. — Твой.

Айен постоял несколько мгновений, тяжело дыша, потом медленно провел рукой по лбу, убирая назад густые темные волосы.

— Вот и ладно.

Он пару раз глубоко вздохнул и повернулся к сыну.

— Пойдем. Я снял комнату у Холлидея.

Костлявые пальцы юноши еще крепче сжали мою руку. Он не двинулся с места.

— Нет, отец. — Голос его дрожал, и он крепко зажмурился, чтобы не заплакать. — Я не пойду с тобой.

Айен страшно побледнел, а на скулах проступили темно–красные пятна, словно кто–то ударил его по щекам.

— Значит, вот как?

Айен–младший кивнул.

— Я… я пойду с тобой утром, отец. Я вернусь с тобой домой. Но не сейчас.

Айен долго молча смотрел на сына. Плечи его поникли, напряженное тело обмякло.

— Понятно, — тихо произнес он. — Ну что ж. Ладно.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел, очень осторожно закрыв за собой дверь. Я слышала глухой стук деревянной ноги на каждой ступеньке, пока он спускался по лестнице. Недолгое шарканье по полу гостиной, голос Бруно, прощавшегося с ним, и звук закрывающейся входной двери. В комнате воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь потрескиванием огня в очаге за моей спиной.

Плечо парнишки дрожало под моей рукой: он беззвучно плакал.

Джейми медленно подошел и сел рядом с ним, его лицо было полно тревоги.

— Айен, мальчик мой… Бога ради, тебе не следовало этого делать.

— У меня не было другого выхода.

Парнишка втянул воздух, засопел, и я поняла, что он сдерживал дыхание. Его обожженное и искаженное мукой лицо повернулось к дяде.

— Я не хотел причинять боль отцу, — сказал он. — Я не хотел!

Джейми рассеянно погладил его колено.

— Я знаю, дружок. Но говорить ему такие вещи…

— Я не мог сказать ему то, что мне придется сказать тебе, дядя Джейми!

Джейми поднял глаза: его насторожил тон племянника.

— Сказать мне? О чем?

— Об этом человеке. Человеке с косичкой.

— И что о нем?

Юный Айен облизал губы, собираясь с духом.

— Кажется, я убил его, — прошептал он.

Пораженный Джейми посмотрел на меня, потом снова на племянника.

— Как?

— В общем… я немножко наврал, — начал Айен дрожащим голосом. У него на глазах выступили слезы, но он смахнул их и продолжил: — Когда я зашел в печатную мастерскую — у меня был ключ, который ты мне дал, — этот человек уже был там.

Моряк находился в самой задней каморке. Там хранились стопки только что напечатанных заказов, запасы свежих чернил, промокательной бумаги, которая использовалась для очистки печатного станка, и маленький кузнечный горн, где изношенные отливки литер переплавлялись в свежие.

— Он хватал памфлеты из стопки и совал за пазуху, — сказал Айен сглатывая. — Увидев такое, я, ясное дело, крикнул, чтобы он прекратил, и тогда этот тип наставил на меня пистолет.

И выстрелил, но, к счастью, промазал и лишь напугал Айена. Тогда незваный гость бросился на парнишку, чтобы ударить его рукояткой.

— У меня не было времени ни бежать, ни думать, — продолжал Айен, отпустив наконец мою руку и сжав собственное колено. — Я схватил первое, что подвернулось под руку, и запустил в него.

Этим предметом оказался медный черпак с длинной ручкой для разливки расплавленного свинца по литерным формам. Топливо основательно прогорело, но горн еще оставался раскаленным, и обжигающие брызги расплавленного свинца полетели в лицо моряка.

— Господи, как же он заорал!

Юноша конвульсивно содрогнулся, и я, обойдя кушетку, села с ним рядом, взяв за руки.

Моряк, схватившись за физиономию, повалился навзничь и опрокинул горн, рассыпав уголья.

— Так и начался пожар, — сказал Айен. — Я пытался его погасить, но огонь перекинулся на кипу чистой бумаги, совершенно неожиданно что–то полыхнуло мне в лицо, и показалось, будто горит вся комната.

— Бочонки с типографской краской, наверное, — пробормотал Джейми.

Чернильный порошок растворяется в спирту. Скользящие стопки пылающей бумаги рассыпались между Айеном и задней дверью, пламя разгоралось все сильнее, помещение заполнялось клубами черного дыма. Ослепленный моряк, вопивший как банши, барахтался на полу где–то между мальчиком и спасительной дверью в переднее помещение типографии.

— Я… я не мог заставить себя коснуться его, столкнуть с пути, — признался Айен и снова задрожал.

Окончательно потеряв голову, мальчик побежал вверх по лестнице, но оказался в ловушке, поскольку, когда задняя каморка заполыхала, словно очаг, лестничный проем превратился в дымоход и стал стремительно заполняться едким, удушающим дымом.

— А почему ты не подумал о том, чтобы выбраться на крышу через люк? — спросил Джейми.

Юный Айен сокрушенно замотал головой.

— Я не знал, что он там есть.

— А зачем, кстати, он там устроен? — полюбопытствовала я.

Джейми слегка улыбнулся.

— На случай нужды. Только у глупой лисы есть всего один выход из норы. Правда, признаюсь, велев сделать люк, я думал вовсе не о пожаре.

Он покачал головой и вернулся к расспросам.

Так ты думаешь, этому человеку не удалось выбраться из огня?

— Думаю, нет. А значит, он погиб. И получается, что это я его убил. Ну не мог я признаться папе, что стал уби… уби…

Он снова заплакал, не в силах выговорить страшное слово.

— Никакой ты не убийца, Айен, — уверенно заявил Джейми. — Кончай хныкать, ты не сделал ничего плохого. Ничего, слышишь меня?

Мальчик кивнул, но его худенькое тело продолжала бить дрожь, да и поток слез не иссякал. Я обняла его, положила его голову себе на плечо и стала поглаживать по спине, успокаивая, словно маленького ребенка, и тихо приговаривая слова утешения.

Ощущение было странное: ростом Айен был со взрослого мужчину, но кости еще не обросли мускулами, и, если закрыть глаза, могло показаться, будто я обнимаю скелет. Уткнувшись мне в грудь, он продолжал что–то бормотать, всхлипывая, и разобрать удавалось лишь отдельные слова:

— …смертный грех… обречен гореть в аду… не мог сказать папе… боялся… не могу идти домой…

Джейми вопросительно посмотрел на меня, но я лишь беспомощно пожала плечами, разглаживая густые волосы на затылке парнишки.

Наконец Джейми не выдержал и, взяв юношу за плечи, развернул к себе.

— Послушай, Айен, — сказал он. — Нет, посмотри, посмотри на меня!

С большим усилием мальчик поднял голову и уставился на дядю покрасневшими, полными слез глазами.

— Так вот. — Джейми взял руки племянника и слегка сжал их. — Во–первых, убить человека, который пытался убить тебя, не грех. Церковь разрешает убить, если нет другого выхода, защищая себя, свою семью или свою страну. Так что ты не совершил смертного греха и ты не проклят.