Но тут подоспел Джейми. Одной рукой он придержал в неподвижном положении мою ногу, другой медленно надавливал на поршень, пока не выдавил из шприца всю белую жидкость.

Когда Джейми вытащил иголку, у меня вырвался вздох облегчения.

— Спасибо, — сказала я чуть погодя.

— Прости, — тихо произнес он через минуту и поддержал меня под спину, помогая улечься.

— Все в порядке.

Глаза мои были закрыты, но под веками расплывались цветные узоры, напоминавшие об игрушечном чемоданчике, который был у меня в детстве: маленькие розовые и серебряные звездочки на темном фоне.

— Я забыла: первые несколько раз это бывает трудно. Думаю, воткнуть в кого-нибудь кортик гораздо легче. Во всяком случае, не приходится беспокоиться о том, что причиняешь кому-то боль.

Джейми промолчал, но сильно втянул воздух носом. Я слышала, как он расхаживает по каюте, убирает коробку со шприцами, вешает мою юбку.

Место инъекции ощущалось будто узел под кожей.

— Извини, я не то имела в виду.

— А могла бы, — спокойно произнес Джейми. — Убить кого-нибудь, спасая свою жизнь, куда как проще, чем причинять боль, спасая других. На самом деле ты гораздо смелее меня, и я не против того, что ты об этом сказала.

Я открыла глаза и взглянула на него.

— Черта с два ты не возражаешь!

— Представь себе, не возражаю!

Я рассмеялась, и это отдалось болью в руке.

— Я не возражаю, и ты не возражаешь, но я все равно имела в виду не то, — сказала я и снова закрыла глаза.

— Ммфм, — было мне ответом.

Сверху слышался топот ног и голос мистера Уоррена, выкрикивавшего команды. Ночью мы миновали Большой Абако и Элевтеру и сейчас с попутным ветром держали курс на юг, к Ямайке.

— Если бы у меня был хоть малейший выбор, я не стала бы подвергаться риску быть застреленной и зарубленной, арестованной и повешенной.

— Я тоже, — откликнулся Джейми.

— Но ты…

Я замолчала и посмотрела на него с любопытством.

— Ты и правда так думаешь, — медленно произнесла я. — Что у тебя на сей счет нет выбора. Да?

Джейми сидел чуть отвернувшись от меня, потирая пальцем свой Длинный прямой нос. Широкие плечи слегка поднялись и опустились.

— Я мужчина, англичаночка, — очень тихо сказал он. — Если бы я думал, что выбор есть… то, возможно, не сделал бы этого. Тут речь даже и не о храбрости, раз все равно ничего нельзя изменить.

Он взглянул на меня с улыбкой.

— Это как роды у женщины. Ты должна родить, и неважно, боишься ты или нет, — рожать все равно придется. Смелость требуется лишь в тех случаях, когда ты можешь сказать «да», а можешь и «нет».

Некоторое время я лежала молча, глядя на него. Он откинулся в кресле и прикрыл глаза. Длинные золотисто-каштановые ресницы выглядели на его лице как-то по-детски. Они странно контрастировали с темными кругами под глазами и углубившимися морщинками у висков. Он устал. С того момента, как появился пиратский корабль Джейми постоянно находился на ногах.

— Я не рассказывала тебе о Грэме Мензисе? — спросила я наконец.

Голубые глаза мигом открылись.

— Это еще кто такой?

— Мой больной. В госпитале Бостона.

Грэм попал в больницу, когда ему было далеко за шестьдесят. В Бостоне он прожил почти сорок лет, но так и не утратил акцента, выдававшего в нем уроженца Шотландии. Старый рыбак, в ту пору он уже не выходил в море, а владел несколькими рыболовными судами и отправлял на промысел других.

Он во многом походил на шотландских солдат, каких я видела у Престонпанса и Фолкирка, стойких и веселых, готовых подшутить над чем угодно. В частности, и над тем, что было слишком мучительно, чтобы держать это в себе.

«Будьте осторожны, красавица, смотрите внимательно, что режете. Не отхватите мне случайно неправильную ногу».

«Не беспокойтесь, — заверила я его, похлопав по лежавшей на простыне обветренной руке. — Отрежу правильную».

«В самом деле? — Его глаза расширились в притворном ужасе. — А я-то сдуру думал, что удалять надо как раз неправильную».

Он рассмеялся, и маску общего наркоза мне пришлось надеть на его смеющееся лицо.

Ампутация прошла без осложнений. Грэма после восстановительного периода выписали домой, но я не слишком удивилась, когда через полгода снова увидела его в палате. Лабораторный анализ показал, что первоначальное злокачественное новообразование дало метастазы в лимфатические узлы в паху.

Я удалила пораженные узлы. Была применена лучевая терапия — кобальтовая пушка. Потом пришлось удалить селезенку, которая тоже оказалась пораженной. Даже понимая, что хирургия уже бессильна, я не собиралась опускать руки.

— Конечно, куда легче не отступаться, когда болеешь не ты сам, — пробормотала я, глядя на доски над головой.

— Стало быть, отступился он? — спросил Джейми.

— Ну, я бы не называла это так.

— Я тут кое о чем подумал, — произнес Грэм, и его голос эхом отдался в наушниках моего стетоскопа.

— Правда? Но давайте не говорить вслух, пока я не закончу прослушивание, ладно?

Он издал короткий смешок, но, пока я его прослушивала, передвигая диск стетоскопа от ребер к грудине, лежал спокойно.

— Хорошо, — сказала я, вынимая трубочки из своих ушей и давая им упасть на плечи. — Так о чем вы подумали?

— О самоубийстве.

Он посмотрел на меня с вызовом. Я невольно оглянулась, желая удостовериться в отсутствии медсестры, подтянула синий пластиковый стул для посетителей и села рядом с ним.

— Что, боль усиливается? Вы же знаете, мы можем помочь. — Я немного помедлила, прежде чем закончить: — Вам нужно только попросить.

Но он не просил никогда. Даже когда нужда в обезболивающем была очевидной, он не жаловался на свои страдания, а мне было неловко навязывать помощь: это казалось вмешательством в нечто личное. Вот и сейчас я лишь увидела, как он слабо улыбнулся.

— У меня есть дочь, — сказал он. — И два внука, славные ребятишки. Впрочем, я и забыл, вы ведь видели их на той неделе.

Я их видела. Они навещали его по меньшей мере дважды в неделю, приносили показать дедушке свои заполненные каракулями школьные тетрадки и автографы игроков в бейсбол.

— А моя матушка живет в Кентербери, в доме престарелых, — задумчиво проговорил Грэм. — Обходится чертовски дорого, но зато там чисто, уютно, кормят прилично, да и компания у нее имеется.

Он бесстрастно взглянул на покрывавшую его простыню и поднял свою культю.

— Как вы думаете, месяц? Четыре? Три?

— Может быть, три, — ответила я и совсем уж по-идиотски добавила: — Если повезет.

Грэм фыркнул и указал головой на капельницу.

— Ха. И это можно назвать везением?

Он обвел взглядом больничное оборудование: автоматический респиратор, кардиомонитор и прочую медицинскую технику.

— Мое содержание здесь обходится чуть ли не в сотню долларов в день. За три месяца — боже правый! — набежит десять тысяч долларов. — Он покачал головой и нахмурился. — Пустой перевод денег вот что это такое. Дело того не стоит.

Его светло-серые глаза блеснули.

— Я шотландец, вы ведь знаете. Всегда был бережливым и не хочу изменять этой привычке.

— В общем, я сделала это для него, — сказала я, глядя в потолок. — Точнее, мы сделали это вместе. В курсе лечения для смягчения боли мы использовали морфин. Он действует примерно как настойка опия, только гораздо сильнее. Я откачала половину ампулы этого препарата, разбавив остаток водой. Это означало, что примерно в течение двадцати четырех часов он не получит полноценного облегчения и будет страдать, но другого способа раздобыть достаточно большую дозу, не рискуя разоблачением, не было. Мы обсуждали возможность использования одного медицинского препарата, который я изучала и свойства которого знала достаточно хорошо, чтобы добиться нужного эффекта, но у меня не было уверенности в полной безболезненности этого лекарства, а Грэм не хотел допускать, чтобы кто-то, заподозрив неладное, предъявил мне обвинение и потребовал экспертизы.

— А, это что-то вроде следствия коронера?

— В какой-то мере. Морфин в крови Грэма должен был находиться в любом случае, так что это ничего бы не доказывало. И мы сделали все, как было задумано.

У меня вырвался глубокий вздох.

— Если бы я просто сделала ему инъекцию и ушла, как он и просил, не было бы никаких проблем.

Джейми молчал, пристально глядя на меня.

— Однако на это меня не хватило.

Я посмотрела на свою левую руку, и перед моим взором возникла не собственная гладкая кожа, а большая, узловатая ручища профессионального рыбака. И пересекавшая запястье набухшая зеленоватая вена.

— Я ввела иглу… — Сказав это, я непроизвольно потерла пальцами место на запястье, где большая вена пересекает лучевую кость. — Но никак не могла надавить на поршень.

В моей памяти, словно наяву, возникла эта картина: Грэм Мензис поднимает другую руку, кладет поверх моей и надавливает. Сил у него, конечно, оставалось немного, но на это их хватило.

— Я сидела рядом, пока он не отошел, и держала его за руку.

Даже сейчас мои пальцы хранили память о том ощущении, о замедляющемся, сходящем на нет пульсе. Стряхнуть воспоминание мне удалось, лишь посмотрев на Джейми.

— Я держала его за руку, дожидаясь очередного биения, которого так и не дождалась. И тут вошла медсестра.

То была одна из самых молодых сестер, нервная, впечатлительная девушка. При малом опыте она все же могла отличить покойника от живого человека. А еще она увидела, как я сижу рядом и ничего не предпринимаю, — совсем не врачебное поведение. Не говоря уже о том, что рядом на столе лежал пустой шприц из-под морфия.

— Разумеется, она рассказала об увиденном.

— Кто бы в этом сомневался.

— Однако у меня хватило самообладания на то, чтобы сразу после ее ухода бросить шприц в мусоросжигатель, так что у руководства против меня не было ничего, кроме ее слов. Дело замяли.

Я поморщилась.

— А на следующей неделе мне предложили должность заведующей целого отделения. Представляешь? Стать важной шишкой. Прекрасный кабинет на шестом этаже больницы. Как можно дальше от пациентов. Чтобы я ненароком не убила кого-нибудь еще.

Я продолжала рассеянно потирать запястье, пока Джейми не положил свою руку поверх моей.

— Когда это произошло, англичаночка? — тихо спросил он.

— Как раз перед тем, как я отправилась с Бри в Шотландию. Собственно говоря, поэтому и отправилась. Они предоставили мне длительный отпуск, мол, я перетрудилась и заслужила отдых.

Скрыть иронию в голосе я даже не пыталась.

— Понимаю.

Его рука казалась мне теплой, хоть я и лежала в лихорадке.

— Но если бы не потеря работы, ты бы отправилась, англичаночка? Не просто в Шотландию, а ко мне?

— Не знаю, — ответила я. — Правда не знаю. Если бы я не поехала в Шотландию, то не встретила бы Роджера Уэйкфилда, который выяснил, что ты… — Я запнулась, ошеломленная внезапной мыслью. — Но ведь по сути, это Грэм отправил меня в Шотландию! Попросил когда-нибудь съездить туда, передать от него привет Абердину.

Я вскинула глаза на Джейми.

— А ведь его просьба осталась невыполненной. В Абердине я так и не побывала.

— Не переживай, англичаночка. — Джейми сжал мою руку. — Я отвезу тебя туда, как только мы вернемся. Правда, — прозаично добавил он, — смотреть там особо не на что.

В каюте становилось душно. Мой муж встал и направился к кормовому окошку, чтобы впустить воздуху.

— Джейми, — спросила я, глядя ему в спину. — Чего ты хочешь?

Он оглянулся и задумчиво нахмурился.

— Ну, наверное, апельсина. Вроде бы в столе должен быть, а?

Не дожидаясь ответа, он выдвинул ящик стола и вытащил небольшую чашу с апельсинами, казавшимися особенно яркими на фоне бумаг и перьев.

— А ты не хочешь?

— Ничего не имею против, — с улыбкой ответила я. — Только вопрос мой был о другом. О том, чего ты хочешь в жизни. Иными словами, что ты собираешься делать после того, как найдешь Айена?

— О!

Джейми сел, держа в руке апельсин, и уставился на него.

— Знаешь, — промолвил он наконец, — по-моему, никто никогда не задавал мне этого вопроса — чего я хочу.

В его голосе звучало легкое удивление.

— Может быть, потому, что у тебя не так часто имелся выбор, — заметила я. — Сейчас, однако, он есть.

Несколько мгновений Джейми крутил апельсин в руках, склонившись над пупырчатым шариком.

— Вероятно, ты понимаешь, что мы не сможем вернуться в Шотландию, во всяком случае, некоторое время.