— Нет, — поправила она меня. — Я сказала, что Геркулес не мертв, и это действительно так.

Она взяла у меня банку и поставила на полку.

— Однако нельзя отрицать, что он становится более управляем, если раз в неделю принимает со своей похлебкой некоторую дозу этого снадобья.

— Из какой чертовщины оно делается?

Джейли рассеянно пожала плечами.

— Чуток одного, малость другого. Основой тут, кажется, служит какая-то мелкая рыба, плоская и пятнистая, очень забавная с виду. С нее снимают кожу и высушивают. Печень тоже идет в дело. Но сюда намешана еще всякая всячина — хотела бы я знать, какая именно.

— Ты не знаешь, что туда положено? — уставилась я на Джейли. — Но разве не ты это делала?

— Нет. У меня есть повар. По крайней мере, продали мне его как повара, но будь я проклята, если решилась бы отведать стряпню этого хитрого черного дьявола.

— Кто?

— Оунган — так черные называют своих ведунов и знахарей, хотя, если быть точной, Измаил говорил мне, что соплеменники называли его онисегун, или как-то в этом роде.

— Измаил, надо же… — Я облизала пересохшие губы, — Это что, его настоящее имя?

— Нет, конечно. У него было какое-то дикарское шестисложное имя, не выговорить, и распорядитель торгов называл его Джимми. Измаилом назвала его я, из-за того, что рассказал мне о нем торговец.

Измаил был отправлен из Африки, с Золотого Берега, с партией в шестьсот рабов из селений Нигерии и Ганы, которыми набили трюмы корабля под названием «Персефона», направлявшегося на Антигуа. Но в проливе Кайкос «Персефона» неожиданно попала в шторм, и ее выбросило на рифы у побережья Большого Инагуа. Корабль пошел на дно так быстро, что команда едва успела спустить шлюпки.

Рабы, скованные и запертые в трюмах, утонули. Все, кроме одного малого, которого до крушения забрали на палубу помогать на камбузе, потому что оба помощника кока по пути из Африки умерли от сифилиса. Этот человек, брошенный командой на палубе тонущего корабля, все равно спасся — уцепился за плававшую бочку с ромом. Спустя два дня его прибило к берегу Большого Инагуа.

Рыбаков, которые его обнаружили, интересовал не столько сам раб, сколько средство его спасения. Но каково же было их удивление — и разочарование! — когда внутри бочки они обнаружили труп, частично сохранившийся благодаря тому, что он проспиртовался.

— Не удивлюсь, если они все равно выпили этот мятный ликер, — пробормотала я, заметив для себя, что суждения мистера Оверхолта относительно питейных обычаев матросов были преимущественно верны.

— Надо думать, — согласилась Джейли, несколько раздосадованная тем, что ее прервали. — Так или иначе, я сразу же назвала спасшегося чернокожего Измаилом. В связи с плавающим гробом, ты понимаешь?

— Весьма умно, — похвалила я, — А… выяснили, кем был человек в бочке?

— Не думаю. — Джейли беззаботно пожала плечами. — Они преподнесли его губернатору Ямайки, который поместил труп в стеклянный сосуд как диковину.

— Как что?

Я не верила своим ушам.

— Ну, не столько ради самого человека, сколько ради тех диковин, которые на нем росли, — пояснила Джейли. — Губернатор был без ума от подобных вещей. Я имею в виду прежнего губернатора, сейчас вроде бы назначен новый.

— Да, назначен, — подтвердила я, чувствуя, что меня мутит. По мне, так диковиной скорее можно было бы назвать бывшего губернатора, а не мертвеца.

Повернувшись ко мне спиной, Джейли стала выдвигать ящики буфета и рыться в них. Я сделала глубокий вдох и заговорила, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно:

— Этот Измаил, похоже, любопытный малый. Он все еще у тебя?

— Нет, — прозвучал безразличный ответ. — Черный ублюдок сбежал. А ведь это он составлял для меня яд, превращающий людей в зомби. Причем так и не выдал мне секрет состава, что бы я с ним ни делала, — добавила она с коротким невеселым смешком, и я представила безжалостные бичи, полосующие спину Измаила. — Представляешь, утверждал, что составлять зелье — занятие не для женщины, этим должен заниматься мужчина. Или уж очень старая женщина, у которой больше не отходят крови.

Она фыркнула, полезла в карман и извлекла пригоршню камней.

— В любом случае, я привела тебя сюда, чтобы показать нечто иное.

Джейли осторожно выложила пять камушков на столешнице неровным кругом и сняла с полки толстый фолиант в потертом кожаном переплете.

— Читаешь по-немецки? — спросила она, осторожно раскрывая старинный том.

— Не слишком хорошо.

Я подошла ближе и, заглянув через ее плечо, прочла аккуратно выведенное писцом название: «Hexenhammer».

— «Молот ведьм»? — уточнила я с удивлением. — Это насчет всяких там заклинаний? Магии?

Скептицизм в моем голосе был столь очевиден, что она бросила на меня через плечо раздраженный взгляд.

— Чем иронизировать, ты бы лучше задумалась о том, кто ты. Или, если говорить точнее, что ты.

— Что я? — вырвалось у меня.

— Вот именно.

Джейли повернулась и, перегнувшись через столешницу, вперила в меня пытливый взгляд узких глаз.

— Что представляешь собой ты? Или, если уж на то пошло, что представляем собой мы?

Я открыла было рот для ответа, да так и закрыла, ничего не сказав.

— Вот именно, — повторила она, наблюдая за мной. — Далеко не каждый может пройти сквозь камни. А мы можем. Почему?

— Не знаю, — ответила я. — И уверена, ты тоже. Но во всяком случае, из этого, конечно же, не следует, будто мы с тобой ведьмы.

— Вот как?

Джейли подняла бровь и перевернула несколько страниц книги.

— Некоторые люди могут покидать свои тела и удаляться от них на мили, — сказала она, задумчиво глядя на страницу. — Там их видят и узнают другие, в то время как они на глазах у родных и близких спят в это время в своих постелях. Тому имеется чертова пропасть свидетельств: мне доводилось читать показания очевидцев. У некоторых появляются стигматы, которые можно увидеть и потрогать Я сама однажды видела. Но способны на такое не все, а только особенные люди.

Джейли перевернула страницу.

— Если что-то при одинаковых условиях может повторить каждый — это относится к сфере науки, но если то же самое доступно лишь немногим — то это ведовство, чары, нечто сверхъестественное. Название можно придумать какое угодно — главное, что это реальность.

Она оторвала блестящие, как у змеи, зеленые глаза от рассыпавшейся книги и посмотрела на меня.

— Мы с тобой, Клэр, — это реальность. Мы реальные, но особенные. Ты никогда не спрашивала себя почему?

Ох, еще как спрашивала! И неоднократно, но ни разу не получила вразумительного ответа. А вот Джейли, похоже, думала, что он у нее есть.

Снова повернувшись к разложенным на стойке камням, Джейли стала называть их по очереди:

— Вот защитные камни: аметист, изумруд, бирюза, лазурит и рубин мужского рода.

— Мужского рода?

— Плиний писал, что у рубинов имеются половые различия, — нетерпеливо сказала она. — Кто я такая, чтобы спорить с ним? Именно с камнями мужского рода и приходится иметь дело: женские камни не работают.

Я подавила настойчивое желание спросить, каким таким манером она определяет пол рубинов, и задала другой вопрос:

— «Не работают» — это в каком смысле?

— В смысле перемещения, разумеется, — ответила она, глядя на меня с любопытством. — Прохождения через стоячие камни. Они защищают тебя от… ну, от того, что там есть.

При мысли о переходе во времени в ее глазах промелькнула легкая тень, и мне стало ясно, что она смертельно боится этого. Чему не приходилось удивляться: я боялась не меньше.

— Когда ты явилась сюда в первый раз? — спросила Джейли, пристально глядя мне в глаза.

— В тысяча девятьсот сорок пятом, — медленно ответила я. — И попала в тысяча семьсот сорок третий, если тебя это интересует.

Мне не очень-то хотелось рассказывать ей слишком много, но мое собственное любопытство пересиливало. В одном ее правота представлялась несомненной: мы с ней были разными. И мне могло никогда не выпасть другого шанса поговорить с особой, прошедшей через камни. Кроме того, чем дольше я смогу занять ее разговором, тем больше времени будет у Джейми на поиски Айена.

Джейли удовлетворенно хмыкнула.

— Ну что ж, достаточно близко. По старым шотландским преданиям, двести лет — это как раз тот срок, на который усыпляют людей эльфы. Человек ночь напролет танцует с древним народцем, а когда приходит в себя и возвращается, узнает, что миновало два столетия.

— Но у тебя-то произошло не так. Ты явилась из тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, но оказалась в Крэинсмуире за несколько лет до моего прибытия.

— Да, за пять лет, — кивнула Джейли. — Но это понятно, тут сработала кровь.

— Кровь?

— Жертва, — бросила она с неожиданным раздражением. — Это расширяет возможности. По крайней мере, дает некоторую возможность контроля, определенное представление о том, куда ты перемещаешься. Как ты вообще ухитрилась трижды пройти туда и обратно, не пролив крови?

— Я… просто проходила, и все.

Необходимость говорить по возможности дольше заставила меня вспомнить и добавить то немногое, что я знала:

— Мне кажется, тут важна еще и способность сосредоточиться на какой-либо определенной личности из того времени, в какое ты направляешься.

Ее глаза округлились от нескрываемого интереса.

— Надо же, — пробормотала она, задумчиво покачав головой. — Об этом стоит подумать. Хм, должно быть, так оно и есть. Однако камни тоже работают неплохо, я имею в виду, что из разных самоцветов надо выкладывать особые узоры.

Она вытащила из кармана еще одну пригоршню камней и рассыпала по деревянной поверхности, перебирая их пальцами.

— Защитные камни укладываются в узловые точки, в углы пентаграммы, — пояснила Джейли. — Но внутри необходимо выложить узор из других камней, в зависимости от того, в каком направлении и далеко ли ты собираешься. А потом их надо соединить линиями ртути и поджечь ее, когда читаешь заклинание. Ну и разумеется, сама пентаграмма должна быть начерчена алмазным порошком.

— Разумеется, — зачарованно подтвердила я.

— Он пахнет? — спросила она, подняв взгляд и принюхавшись. — Ты, наверное, думаешь, что у камней нет запаха? Но это не так. Если растолочь их в порошок, они пахнут.

И вправду, казалось, что помимо запаха сушеных трав в воздухе повис какой-то другой аромат, слабый, но выделяющийся своей необычностью. Сухой, довольно приятный, но не поддающийся описанию — запах драгоценных камней.

Джейли подняла один из камушков с торжествующим возгласом.

— Вот он! Тот самый, который так был мне нужен. Обнаружить подобный на островах не удалось, но я вовремя вспомнила о шкатулке, оставшейся в Шотландии.

Камень в ее руках представлял собой своеобразный угольно-черный кристалл. Свет из окна падал на него, и в ее белых пальцах он сверкал и светился, как гагат.

— Что это?

— Адамант, или черный алмаз. В старые добрые времена высоко ценился алхимиками. В книгах написано, что, если носить такой камень, он научит вас извлекать радость и удовольствие из чего угодно. — Она издала резкий смешок, лишенный ее обычного девического шарма. — Если что-то может научить извлекать удовольствие из прохода через камни, я не прочь иметь такую вещицу.

Только сейчас, с запозданием, для меня что-то начало проясняться. В оправдание моего тугодумства могу сказать лишь одно: слушая Джейли, я одновременно ловила каждый звук, который мог бы сообщить о возвращении Джейми.

— Значит, ты намерена вернуться? — осторожно спросила я.

— Я должна. — На ее лице играла легкая улыбка. — Это нужно сделать теперь, когда мне удалось раздобыть все необходимое. Уверяю тебя, Клэр, без этого я бы не стала рисковать.

Джейли воззрилась на меня, качая головой.

— Три перехода без крови, — проворковала она. — Значит, это можно сделать. Но сейчас нам лучше спуститься вниз, — сказала она, внезапно заторопившись, собрала все камни и убрала их в карман. — Лис вот-вот должен вернуться — Фрэзер его зовут, да? Я думала, Клотильда скажет что-то еще, но эта безмозглая сука, как всегда, дала маху.

Когда мы шли через длинную рабочую комнату, по полу передо мной проскочило что-то маленькое бурого цвета. Джейли, несмотря на полноту, оказалась ловкой: ее маленькая ступня придавила многоножку прежде, чем я вообще успела отреагировать. Несколько мгновений она смотрела, как пришибленное существо извивается на полу, затем нагнулась, подсунула под многоножку листок бумаги и, наклонив его над горлышком, отправила ее в стеклянную бутыль.