— Ответит ли на мое чувство женщина, которую я люблю? — спросил он, стыдливо уставившись в землю.

Фетишем, избранным им, оказалась веточка жасмина. Он держал ее так, что она касалась запыленных босых ног.

Женщина рядом со мной рассмеялась: в старческом голосе звучала беззлобная ирония.

— Не сомневайся, — промолвила она. — Ответит, и не тебе одному, а еще троим мужчинам, кроме тебя. Поищи другую, менее щедрую, но более достойную.

Удрученный юноша убрался, и его сменил пожилой мужчина. Он говорил на незнакомом мне африканском диалекте, и когда коснулся одной из глиняных фигурок, в голосе его звучала горечь.

— Сетато бойе, — прозвучал ответ.

Но чей? На сей раз то был голос мужчины, взрослого, но не старого, отвечавшего на том же наречии гневным тоном.

Я украдкой бросила взгляд на свою соседку, и, несмотря на жар от костра, меня пробрало холодом. Ее лицо не было лицом Маргарет. Черты вроде бы оставались теми же, но в просителя вперились чужие, сверкающие, настороженные глаза; губы обрели беспощадный, властный изгиб, а когда с них срывались суровые слова, бледное горло разувалось и опадало, как у лягушки.

«Они явились», — так, кажется, сказал Измаил.

Да, именно «они». Сам он стоял в стороне, молчаливый, но бдительный, и я приметила, как его взгляд остановился на мне, прежде чем снова метнуться к Маргарет. Или к тому, кто сейчас находился на ее месте.

«Они». Один за другим люди выступали вперед, преклоняли колени и задавали вопросы. Некоторые говорили по-английски, некоторые по-французски, кто-то на смешанных диалектах, распространенных среди местных рабов, а иные на африканских наречиях, тех, что были в ходу на их родине. Разумеется, я понимала не все, но когда вопрос задавался на английском или французском языке, он обычно предварялся почтительным обращением «бабушка» или «дедушка». А один раз прозвучало «тетушка».

В процессе того, как «они» отвечали на задававшиеся вопросы, лицо и голос оракула менялись: ответы давали то мужчины, то женщины, по большей части среднего или пожилого возраста. Казалось, что их тени мечутся по лицу Маргарет в отблесках костра.

«Вам никогда не случалось видеть в огне разные образы?» — эхом прозвучал в моей памяти ее настоящий голос, тонкий, почти детский.

Прислушиваясь, я чувствовала, как каждый волосок на моей шее встает дыбом. Мне наконец стало ясно, почему Измаил вернулся сюда, рискуя быть плененным и вновь обращенным в рабство. Причиной тому была не любовь, не дружба, не привязанность к своим товарищам рабам, а могущество.

Какую цену можно заплатить за возможность предсказывать будущее? Любую — такой ответ я видела на потрясенных лицах собравшихся. Он вернулся сюда из-за Маргарет.

Церемония продолжалась еще какое-то время. Не знаю, долго ли действовал дурман, но я видела, как то здесь, то там люди, обмякнув, оседали на землю и начинали клевать носом. Иные бесшумно ускользали в темноту своих хижин, и постепенно толпа рассеялась. У костра осталось лишь несколько человек, только мужчины.

Все они были крепкими, уверенными в себе и, судя по манере держаться, привыкли командовать и принимать знаки уважения, по крайней мере со стороны рабов. Правда, поначалу они держались поодаль, сбившись в кучку, но потом один из них, определенно вожак, выступил вперед.

— С ними все, мон, — сказал он, резким кивком указав на спящие фигуры вокруг костра. — Теперь спрашивай ты.

На лице Измаила появилась слабая улыбка, однако мне вдруг показалось, что он нервничает. Возможно, его беспокоило приближение этих мужчин. Явной угрозы никто из них не демонстрировал, но все они выглядели настроенными серьезно и заинтересованными. Причем интересовала их явно не Маргарет, а именно Измаил.

Наконец он кивнул и повернулся к Маргарет. Когда церемония прервалась, лицо ее сделалось пустым, взгляд отсутствующим.

— Боуасса, — воззвал он. — Твоя прийти, Боуасса.

Я невольно отпрянула, отодвинувшись на скамье настолько, насколько могла. Кем бы ни был этот Боуасса, он мог появиться мгновенно.

— Я здесь, — прозвучал голос, столь же низкий, как у Измаила, но очень неприятный.

Один из мужчин невольно отступил на шаг.

— Скажи мне то, что я хотеть знать, Боуасса, — попросил Измаил.

Голова Маргарет слегка наклонилась, в бледно-голубых глазах блеснула искорка, словно вопрос позабавил оракула.

— То, что ты хочешь знать? — В низком голосе угадывалась легкая ирония. — Но зачем, мон? Ты пойдешь в любом случае, скажу я тебе что-нибудь или нет.

Легкая улыбка на лице Измаила вторила усмешке Боуассы.

— Ты говорить правда, — мягко отозвался он. — Но эти… — Не сводя глаз с лица оракула, он кивком указал на мужчин. — Они тоже идти со мной?

— Да, — произнес голос, после чего последовал неприятный смешок. — Причудница умрет в ближайшие три дня. Здесь им больше нечего делать. Все вы должны быть со мной.

Не дожидаясь реакции, Боуасса широко зевнул, сопровождая это громким рыганьем, выглядевшим особенно дико, поскольку произвел его изящный ротик Маргарет.

Едва он закрылся, ее глаза вновь стали отсутствующими, но мужчины, похоже, этого даже не заметили. Они принялись возбужденно переговариваться, но Измаил утихомирил их, бросив многозначительный взгляд в мою сторону. Они мигом понизили тон и пошли прочь, тихо перекидываясь словами и то и дело оглядываясь на меня.

Когда последний из них покинул прогалину, Измаил закрыл глаза. Плечи его обвисли.

— Что тут… — начала было я, но тут же осеклась, увидев, что по ту сторону костра из зарослей сахарного тростника выступил мужчина.

Джейми. Высокий, как сам этот тростник. Отблески угасающего костра пятнали его рубаху и делали лицо таким же огненно-красным, как и волосы.

Он поднес палец к губам, и я кивнула, осторожно подобрала под себя ноги и подхватила одной рукой испачканный подол. У меня имелась возможность проскочить мимо костра и скрыться в тростнике, прежде чем Измаил сможет меня перехватить. Но как быть с Маргарет?

Помедлив, я повернулась, чтобы посмотреть на нее, и вдруг увидела, как снова ожило ее лицо. На нем появилось воодушевленное, нетерпеливое выражение: губы приоткрылись, а сверкающие глаза сузились, отчего, когда она бросила взгляд за костер, показались чуточку раскосыми.

— Папа? — прозвучал рядом со мной голос Брианны.

Волоски на моих руках встали дыбом. То был голос Брианны, лицо Брианны, ее темно-голубые раскосые глаза.

— Бри? — прошептала я, и ее лицо обернулось ко мне.

— Мама, — прозвучал из горла оракула голос моей дочери.

— Брианна? — произнес Джейми, и она резко повернулась к нему.

— Папа. — На сей раз в ее голосе звучала уверенность. — Я знала, что это ты. Ты мне снился.

Лицо Джейми побледнело от потрясения. По движению его губ я прочла оставшееся беззвучным имя Иисуса, а рука невольно поднялась для совершения крестного знамения.

— Не оставляй маму одну, — убежденно произнес голос — Уходите вместе. Я буду хранить вас.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием догоравшего костра. Измаил стоял, остолбенев, взгляд его был прикован к сидевшей рядом со мной женщине. Затем она заговорила снова с мягкостью и хрипотцой, характерной для Брианны.

— Я люблю тебя, папа. И тебя, мама, тоже.

Она подалась ко мне, и я ощутила запах свежей крови. Затем ее губы прикоснулись к моим, и у меня вырвался крик.

Не помню, как я вскочила на ноги, как бежала через прогалину, знаю лишь, что бросилась на шею Джейми, прильнула к нему и, вся дрожа, уткнулась лицом в его грудь.

Его сердце билось под моей щекой. Думаю, его тоже колотило, но одна рука крепко обнимала меня за плечи, а другая — я это почувствовала — начертила на моей спине крест.

— Все в порядке, — сказал он, с видимым усилием заставив свой голос звучать ровно. — Все кончилось.

Мне страшно этого не хотелось, но я принудила себя повернуться и посмотреть в сторону костра.

Взору предстала мирная сцена: Маргарет Кэмпбелл спокойно сидела на скамейке, напевая что-то себе под нос и поигрывая лежащими на коленях длинными черными перьями из хвоста петуха. Измаил стоял рядом с ней и нежно гладил ее по волосам. Он спросил у нее что-то низким текучим голосом, и она с безмятежной улыбкой доверчиво подняла глаза на нависавшее над ней во тьме лицо, покрытое шрамами.

— Нет, я ничуточки не устала, — заверила его Маргарет. — Чудесный был вечерок, правда?

— Да, бебе, — подтвердил он с необычной мягкостью. — Но ты все-таки отдохнуть, а?

Повернувшись, Измаил громко щелкнул языком, и мгновенно из тьмы материализовались две женщины с тюрбанами на головах. Очевидно, они дожидались сигнала в пределах слышимости. Измаил отдал короткое распоряжение, и они занялись Маргарет: осторожно подняли ее на ноги и, поддерживая с двух сторон под руки, повели прочь, воркуя ласковые слова по-французски и на африканских наречиях.

Измаил остался. Он стоял неподвижно, будто один из идолов Джейли, устремив взгляд за костер.

— Я пришел не один, — предостерегающе заявил Джейми и указал через плечо назад, в заросли тростника, где, как предполагалось, скрывались его вооруженные спутники.

— О, мон, твоя мог приходить один, — откликнулся Измаил с легкой улыбкой. — Это не иметь значение. Лоа говорить с вами, она беречь вас. Моя вам не грозить.

Его оценивающий взгляд перебегал с меня на Джейми и обратно.

— Хм, — продолжил он тоном, полным интереса и удивления. — Никогда раньше лоа не говорить с букра.

Измаил покачал головой, словно отгоняя саму эту мысль.

— Ваша сейчас идти, — произнес он негромко, но властно.

— Еще нет. — Рука Джейми соскользнула с моего плеча, и он выпрямился во весь рост. — Я пришел еще и за мальчиком по имени Айен и без него не уйду.

На лбу Измаила между бровями пролегли три вертикальные полоски.

— Хм, — снова сказал он. — Ваша забыть этот мальчик, он ушел.

— Куда? — резко спросил Джейми.

Склонив набок узкую голову, Измаил внимательно оглядел Джейми от макушки до пят.

— Ушел вместе с Причудницей, мон, — прозвучал ответ. — А куда она идти, твоя не ходить. Мальчик ушел, мон, — повторил Измаил решительно. — И ты уходить, ты умный человек.

Он умолк, прислушиваясь. Где-то вдали забил барабан, так далеко, что его звук казался просто колебанием ночного воздуха.

— Остальные скоро быть здесь, — предостерег Измаил. — Моя для тебя не опасен, мон, но не они.

— Кто они, остальные? — спросила я.

Ужас, вызванный неожиданным контактом с лоа, ослабевал, и ко мне уже вернулась способность говорить, хотя темные заросли тростника за спиной до сих пор порождали ощущение леденящего страха.

— Мароны, я полагаю, — ответил Джейми и вопросительно взглянул на Измаила. — Ты ведь с ними, да?

Жрец подтвердил это церемонным кивком.

— Да, правда. Ты слышать слова Боуасса? Его лоа благословить нас, и мы идем. — Он махнул рукой в сторону хижин и темных холмов за ними. — Барабан созывать их с холмов, тех, кто иметь достаточно сил, чтобы идти.

С этими словами Измаил отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

— Подожди! — окликнул его Джейми. — Скажи нам, куда она отправилась — миссис Абернэти с мальчиком?

Измаил, плечи которого были в крокодильей крови, обернулся.

— В Абандауи, — прозвучал ответ.

— Это где? — нетерпеливо спросил Джейми, но тут на его запястье легла моя рука.

— Я знаю, где это.

При этих словах глаза Измаила удивленно расширились.

— Во всяком случае, знаю, что это на Эспаньоле. Мне рассказал Лоренц. Джейли как раз этого и хотела от него — чтобы он выяснил, где это.

— Ну а что это вообще такое? Городок, поселок, плантация? Как его найти?

Я почувствовала, как его рука напряглась под моей, дрожа от нетерпения.

— Это пещера, — ответила я, неожиданно задрожав, хотя от костра еще тянуло жаром. — Древняя пещера.

— Абандауи — волшебное место, — прозвучал голос Измаила, глубокий и приглушенный, словно он боялся громко произносить магическое название. Его тяжелый, заново оценивающий взгляд остановился на мне. — Клотильда говорить, Причудница брала тебя наверх, в комната над лестница. Может быть, ты знать, что она там делать?

— Немного.

Во рту у меня пересохло при воспоминании о руках Джейли, мягких, пухлых и белых, возлежащих на узорах из самоцветов. В голове пронеслось все, что она говорила о крови.

И тут, будто уловив эхо моих мыслей, Измаил сделал шаг ко мне.

— Я спрашивать тебя, женщина, у тебя продолжать отходить крови?