– В Париже тоже много всего, и картинки, и книжки. Я склонна считать, что это то же, что и эти фигурки.

Отпивая еще, она махнула рукой.

– Только африканцы поклоняются им, а наши…

– Африканцы – чувственные люди, – бросил Джейми.

Он говорил ровным тоном и сидел развалясь, но я-то видела, как его пальцы сжимают чашку.

– Парижских сладострастников вы узнали уже как миссис Эбернети?

Джейлис Дункан остро посмотрела на Джейми и злорадно проговорила, обращаясь теперь к нему:

– О нет, слава миссис Эбернети была еще впереди. В Париже меня знали как Мелисанду Робишо. Правда, звучит? Твой дядюшка Дугал назвал меня так, и я, сентиментальная дуреха, решила, что пусть так и остается, раз уж так красиво.

Теперь рука сжалась у меня. Джейлис не могла видеть этого, потому что не занятую чашкой ладонь я держала в складках юбки. Мы жили в Париже и много слышали о мадам Мелисанде, которая, сама не будучи вхожа ко двору и не принадлежа к высшему свету, пользовала, да будет позволено мне так сказать, придворных дам. Откровенно говоря, она приобрела славу среди женщин, распространяющуюся со скоростью света, потому что рассказывала о таких важных вещах, как любовные интриги, капиталовложения и беременности.

– Ну-ну, могу себе представить, что ты им там наговорила, – холодно произнесла я.

Джейлис удивленно захихикала:

– Ну разумеется, я многое могла бы порассказать, но попасть на новый процесс у меня не было охоты. Не всегда надобно говорить правду. Хотя и я кое-что сделала: мать Жана Поля Марата хотела, чтобы ее ребенка звали Рудольфом, а я отговорила ее так называть, мол, над именем Рудольф тяготеет проклятие или что-то в этом роде. Честно говоря, потом долго думала, правильно ли поступила: если бы его назвали по-другому, возможно, мир потерял бы доблестного революционера, зато обрел бы поэта. А ты, лисенок, думал ли ты, что имя не в последнюю очередь определяет судьбу?

Она вытаращилась на Джейми.

– Я думал об этом, миссис Эбернети. – Он отставил чашку. – Так это благодаря Дугалу вы смогли убежать из Крэйнсмуира?

Джейлис подавила отрыжку.

– Ну да. Он приперся, чтобы забрать малого, трусился весь, боялся, чтобы не узнал кто. Но мне нужно было совсем другое. Я рада была, что он дрожит, и воспользовалась этим: едва он заявился, тыкнула ножом в малыша.

И по сей день довольная своей удачной выдумкой, Джейлис торжествующе улыбнулась:

– Говорю, мол, дитю конец, если ты не вытащишь меня из этой дыры. Жизнью ребенка, хоть и бастарда, он дорожил и согласился на мое условие, да только я еще потребовала, чтобы он поклялся жизнью брата и собственным спасением.

– Он не думал, что ты можешь обмануть его?

Я представила, как отчаянная Джейлис подносит нож к горлу младенца. Страшное, должно быть, зрелище, и еще страшнее становится при мысли, что есть на земле такие матери.

Она вперила в меня свои стекляшки.

– Ну а как же, милочка. Дугал прекрасно знал, на что я способна. Я не прогадала, – мягко заметила Джейлис.

Хотя дело было в декабре, Дугал обливался потом и не мог не смотреть на кровать, где лежал спящий сын, которому угрожала опасность от собственной матери.

– Мне так хотелось зарезать его самого, когда он склонился над ребенком! – воскликнула кровожадная Джейлис. – Но я не могла, к сожалению, себе этого позволить: одной было бы слишком тяжело разгребать это все. Пришлось оставить его в живых, эх…

Молчаливый Джейми отпил из чашки, не проронив ни слова и не изменившись в лице.

Тюремщик Джон Макри за соответствующую плату согласился обделать это дельце: Дугал дал взятки нужным людям и втайне от всех было решено и позволено подменить тело Джейлис Дункан и предать огню другого человека. Сопровождать это все должна была церковная церемония.

– Я было думала, что возьмут соломенное чучело, бросят пару камней в гроб, а там забьют крышку и дело сделано, но мне повезло: третьего дня умерла бабушка Джоан. Решили положить ее тело, потому что человеческое тело горит все-таки лучше соломы.

Джейлис выпила последние капли из чашки.

– Да, я счастливица – увидела собственные похороны. Где такое видано, а? Что, не повезло, скажете?

Листья уже опали и начали гнить, их кое-где прикрывал снег, а осенние ягоды, оставшиеся на кустах зимой, блестели как капли крови.

Ветер гнал облака по небу, скоро должен был начаться снегопад или дождь со снегом, но все жители поселка, которые были в состоянии ходить, высыпали на улицу, чтобы поглядеть, как будут сжигать ведьму. Что ни говори, а это было выдающееся событие, и все желали посмотреть на очищающий огонь. Отец Бэйн, местный священник, умер три месяца назад (порез загноился и вызвал лихорадку), но поскольку священник был необходим, из соседнего поселка выписали другого, и теперь процессия состояла из священнослужителя, бормотавшего себе под нос отходные, тюремщика и его помощников с ношей, завернутой в черное, и мальчиков с кадилом.

– Бабушка Джоан удостоилась такой чести, – язвительно заметила Джейлис, – на ее похоронах собрались все, даже те, кто не знавал ее никогда. А все почему? Да потому что жгли ведьму! Вот и весь сказ. Притащились все и притащили с собой священника.

Макри вытащил тело из черных одежд и отнес его к заготовленной бочке: труп должны были положить в бочку и так сжечь.

– Меня по решению суда должны были удавить. Это можно было считать милостью. То есть они уже знали, что я буду мертва, и не удивились, что я болтаюсь, как тряпка. Главное, что не дергалась. Забавно: они были так заняты зрелищем, что даже не поняли, что я должна была весить в несколько раз больше бедной бабушки.

– А… ты видела это все? – не поверила я, но, зная Джейлис, я уже знала ответ.

Она важно кивнула:

– Ну а как же? Разве можно было пропустить такое? Они все стояли укутанные – холодно ведь было. Ну и я встала, надвинула капюшон…

Приглашенный священник читал молитву, которая должна была оградить присутствующих от злых чар. По ее завершении Макри забрал у помощника факел, сделанный из сосны, и проговорил:

– Господи, не лиши жену сию благодати Своей, но истреби зло, что обитало в теле ее.

Он-то и зажег огонь.

– Я думала, что это будет долго, но все произошло очень быстро.

Когда к бочке, пропитанной смолой, поднесли факел, огонь взметнулся вверх, пожирая свою добычу. Публика ликовала, хотя было ясно, что из-за огня и жара никто не может ничего видеть и боится приблизиться, чтобы не обжечься самому.

Спустя минуту пламя стало более ровным и уже не взметывалось к самым веткам рябины, опаляя их. Это было важно, так как открывало возможность насладиться зрелищем сгорания человеческого тела, то есть посозерцать то, ради чего и пришли собравшиеся. Капюшон и волосы обгорели сразу же, лицо чуть позже, но тоже довольно быстро, так что никто не смог бы узнать несчастную старушку, а затем сгоревшая плоть отпала и обнажились кости.

– Бочка прогорела вся, но тело горело дольше. – Глаза Джейлис подернулись дымкой. – На месте глаз остались одни провалы. Казалось, что она смотрит на меня, но там уже нечему было смотреть. Наконец раскололся череп, и люди отправились к костру за сувенирами в виде костей самозваной Джейлис.

Женщина нетвердо подошла к столику и снова зазвонила в колокольчик.

– Думаю, что рожать все-таки легче.

– Значит, Дугал забрал вас во Францию. Так что же, как вы очутились аж в Вест-Индии? – напомнил Джейми, старательно пряча дрожь в негнущихся пальцах.

– А, это, – вспомнила Джейлис. – После Каллодена, когда же еще.

Она не стала пояснять и повернулась ко мне, улыбаясь:

– Захолустье, да. А вот что делаете вы в таком захолустье, хотела бы я знать? Не заявились же ради моей скромной персоны.

Джейлис явно требовала внимания. Фрэзер выпрямился на стуле, напрягая спину, но выдал свою нервозность одним только взглядом.

– Нас привели сюда поиски одного моего родственника, племянника, Эуона Мюррея. Я полагаю, что он мог оказаться у вас по рабочему контракту.

Джейлис подняла светлые брови, выцветшие за годы.

– Говоришь, некто Эуон Мюррей? Не знаю такого. У меня нет белых по этим кабальным контрактам. Только надсмотрщик у меня свободный, но он грифон – четверть негритянской крови.

Я понимала, что Джейлис лжет: слишком хорошо я знала ее и слишком интересно было для нее наше появление, но по ее лицу я не могла понять, известно ли ей что-либо об Эуоне.

Джейми сдержал возникший гнев и любезно проговорил:

– О, правда? Миссис Эбернети, а вы не боитесь того, что вас могут ограбить или причинить какой-либо другой вред? Все-таки город довольно далеко, а вы одна среди рабов. Не опасно ли это?

– Нет, лисенок, я никого не боюсь.

Джейлис улыбнулась – сколько раз она успела одарить нас улыбкой, означающей каждый раз что-то особое? – и указала двойным подбородником на террасу.

Дверь, ведущая на веранду, была загорожена рослым негром, причем гигант закрывал собой весь проем. Он был даже выше Джейми на несколько дюймов, и его впечатляющие мышцы были открыты для обозрения из-под закатанных рукавов.

– Мой Геркулес, – одобрительно сказала Джейлис, пряча смешок. – У меня есть еще один такой же.

– Неужто Атлас? – резко заметила я.

– Угадала! Она у тебя не промах, – подмигнула она Джейми.

Телеса Джейлис заколыхались, а мясистые щеки и подбородок задрожали. Мне стали видны лопнувшие капилляры на ее коже.

Геркулес не реагировал на наш разговор, будто мы говорили о ком-то третьем, но меня насторожило не это: он вообще ни на что не реагировал. Лицевые мышцы были расслаблены, а глубоко посаженные глаза – пусты. Его габариты вкупе с отсутствующим видом устрашали и заставляли представить заброшенный дом, хранящий леденящие душу секреты.

– Иди, Геркулес, ты мне больше не нужен.

Джейлис звякнула колокольчиком, как будто без этого гигант не смог бы сообразить, что ему требуется, и он ушел.

– С рабами мне не страшно. То есть я не боюсь их. Зато они боятся – искренне полагают, что я ведьма, – блестела глазами Джейлис. – Как думаешь, они правы?

– Джейлис, скажи… Я понимаю, что звучит очень глупо… Но Геркулес – это же не зомби?

– Вот это да! Зомби!

Джейлис залилась довольным смехом и даже захлопала в ладоши.

– Ну, он не очень сметливый парень, ничего не скажешь. Но я бы не сказала и того, что он мертвец.

Она снова расхохоталась.

– Что такое зомби? – не понял Джейми.

– Это не столь важно, – отмахнулась я. Нужно было расспрашивать дальше, и я задала новый вопрос: – А сколько вообще у тебя здесь рабов?

– Около сотни. Другие плантации намного больше, у меня же всего триста акров тростника и чуточка кофе на верхотуре.

Пока она вытирала вспотевшее лицо, мы с Джейми, не сговариваясь, думали о том, что Джейлис прекрасно известно, где находится Эуон и что с ним происходит. Во-первых, она ничуть не удивилась, когда мы появились в ее имении, следовательно, кто-то сказал ей, что мы придем, – Эуон Мюррей, больше некому.

Во-вторых, нам очень хотелось разузнать все о мальчишке, прибегнув ко всем доступным нам методам дознания, пусть даже и не очень законным, но то, что в Роуз-холле обитал Геркулес, рушило все наши планы. Кстати говоря, мысль прижать Джейлис к стенке возникла у меня, а отнюдь не у Джейми (она у него, кажется, была всегда).

Еще можно было обыскать весь Роуз-холл, перевернув весь дом, но это тоже требовало времени: триста акров нельзя было прочесать играючи, к тому же мы не знали, где следует искать мальчика. Но кое-какие догадки у нас имелись: не будут же прятать его на плантации среди тростника, значит, нужно поочередно проверить все строения – дом хозяйки, здания сахарного завода и хижины, где живут рабы.

Чутьем я уловила вопросительный взгляд Джейлис и поняла, что она задала какой-то вопрос, на который я не ответила.

– Да, прости.

– Я всего лишь спросила, насколько глубоки твои медицинские познания, – надменно улыбнулась Джейлис. – В Шотландии, я помню, тебя знавали как знахарку и целительницу. Тебя ценят до сих пор?

– В какой-то мере, – ответила я, вспомнив «Дельфин».

Интересно, для чего ей нужен доктор? Для себя? Возможно. Цвет одутловатого лица, пятна и мешки под глазами указывали на то, что Джейлис не совсем здорова, однако же признаков какой-либо более серьезной болезни, имеющей характерные симптомы, я не видела.

– Нет, я прошу не для себя, – как она точно уловила мои мысли, прямо ведьма! – И дело вовсе не срочное, просто двое рабов заболели, и если бы ты была так любезна осмотреть их…

Украдкой брошенный на Джейми мой взгляд зафиксировал чуть заметный кивок. Рабы могли знать об Эуоне или хотя бы о том, где он находится, к тому же Джейлис сама предлагала мне проинспектировать свое жилище. Шанс нельзя было упускать.

– Миссис Эбернети, ваш сахарный пресс, кажется, не в порядке, мне стоит взглянуть. Я починил бы его, пока жена занимается больными.