Меня охватил ужас: если последним записан Джейми, уже имеющий потомков, то… Неужели Джейлис знает, что род Ловатов продолжит…

Открыв рот, чтобы спросить преподобного кое о чем, я так и оставила его открытым: в дверном проеме, зайдя с веранды, стоял мистер Уиллоби.

Коротышка, верно, пережил за это время многое, потому что голубой шелк был весь выпачкан в грязи, ткань свисала кусками с его одежды, а от пухлых щек не осталось и следа – они впали и позеленели. Он взглянул на меня только мельком, сосредоточив внимание на пасторе.

– Святоша, слышишь ли? – послышался глумливый голос, какого я никогда не слышала у него и едва ли бы поверила, что мистер Уиллоби может так говорить.

Преподобный зацепил вазу при повороте, и теперь вода, не успевшая испариться за время отсутствия миссис Эбернети, заливала документы на столе. Кэмпбелл закричал и хотел осторожно слить воду, чтобы не расплылись чернила, но не думаю, чтобы это удалось ему в полной мере.

– Проклятый язычник! Убийца, погляди, что ты натворил!

Китаец издал смешок, но он, низкий и самодовольный, тоже не был похож на его обычный хихикающий смех. Какие же перемены произошли за это время?

– Моя быть убийца?

Невесело он покачал головой, пристально глядя на пастора.

– Моя не быть. Твоя быть, святоша. Твоя быть убийца, – с зловещей холодностью произнес он.

– Иди-ка ты туда, откуда пришел! – высокомерно процедил Кэмпбелл. – Здесь тебе не место, здесь живут порядочные люди.

Уиллоби остался стоять на месте и холодно смотрел на пастора.

– Моя знать про тебя все. Моя видеть тебя, ты быть в красной комнате с той женщиной. Она смеяться, а ты убивать ее. Моя видеть тебя в Шотландия с вонючие шлюхи.

Китаец не спеша, нарочито медленно показал известный жест, проведя ребром ладони себе по горлу.

– Святоша, ты убивать и убивать часто.

Преподобный побледнел, должно быть, от потрясения. Я же покрылась испариной и тоже была бледна, но уже от страха.

– Мистер Уиллоби…

Китаец не смотрел на меня, но спокойно поправил:

– И Тьен Чо.

Не в силах сделать что-либо, я лихорадочно размышляла, как следует вести себя. Сознание услужливо подбросило абсолютно глупый вопрос: как лучше обратиться к нему – мистер И или мистер Чо?

– Пошел вон!

Та бледность, которую я приняла за бледность, вызванную потрясением, на самом деле была вызвана гневом. Кэмпбелл двинулся на И Тьен Чо, но тот стоял на месте, будто ему ничто не угрожало.

– Первая жена, твоя уйти. Пожалуйста, так быть хорошо, – мягко произнес он. – Эта благо-чесивая малый любить женщин, но не как моя. Моя любить тем, что между ног, его любить ножом.

Костюм для верховой езды не предусматривал корсета, но в тот миг мне показалось, что я, собираясь на бал, надела самый тугой корсет.

– Что ты несешь! Пошел вон, я говорю! Иначе..

– Иначе я выстрелю в вас, преподобный Кэмпбелл, – пообещала я дрожащим голосом, наводя пистолет рукой, дрожавшей так же, как и голос, и как я сама.

Я не ожидала того, что он остановится, а он не ожидал того, что я решу выстрелить, и теперь таращился, подобно своей сестре.

Держать живого человека под прицелом мне довелось впервые. Чувство было странным – абсолютное могущество и в то же время страх, улавливаемый самой ответственной частью сознания. Не зная, что делать дальше, я решила уточнить:

– Мистер…

Коль уж он раз поправил меня, я решила назвать все его имена.

– И Тьен Чо, пастор был у губернатора? Ты видел его с Миной Алкотт?

– Моя видеть, его убивать. Твоя стрелять, Первая жена.

– Но, дорогая миссис Фрэзер, это же глупо. Мало ли что можно наговорить, особенно если говорит дикарь, который…

Священник призывал на помощь все свое красноречие. Возможно, я бы могла поверить ему, если бы не пот, выступивший на его лбу.

– Вы были на приеме, Кэмпбелл. Я говорила с вами там. И вы же жили в Эдинбурге, когда убивали девушек. Нелли Коуден сообщила, что вы провели там два года, и все это время Изверг убивал проституток.

Я тоже вспотела, курок скользил в руках.

– Но этот гаденыш тоже жил в Эдинбурге в это время! – Преподобный сейчас меньше всего походил на священника. – Вы что, верите первому встречному? А этот язычник к тому же предал вашего мужа!

– Что?

– Да, именно так! – хрипел Кэмпбелл. – Сэр Персиваль Тернер рассказал мне, что Фрэзера выдала эта желтая тварь!

Хотелось бы верить, что Джейми с найденным Эуоном уже вернулись к реке и идут сюда, видя, что меня нет у лодки. Пистолет скользил в моих руках и угрожал выпасть.

Имея только пистолет, я не могла противостоять преподобному одна. Следовало бы запереть его… ну, скажем, в буфетной и ждать прихода Джейми.

– Кэмпбелл, следуйте… – подняла оружие я, но он бросился на меня, и я выстрелила.

Раздался грохот, пистолет подскочил в руке, а от дыма заслезились глаза.

Я промахнулась, лишь напугав его и разозлив еще больше. Лицо преподобного Арчибальда Кэмпбелла исказила гримаса злобного удовлетворения. Он сунул руку за пазуху, вытаскивая металлический футляр в шесть дюймов.

На конце того, что содержалось в футляре, была рукоять из белого оленьего рога. Очень четко и медленно я фиксировала все детали: вот он вытаскивает нож из футляра дюйм за дюймом, вот видны зазубрины на лезвии, вот пахнет роза, которую он раздавил, бросаясь ко мне.

Нужно было принять неравный бой.

Ни по вооружению, ни по силе, ни по умению мы не были равны, но тем не менее я собиралась защищаться. Страшный удар от абордажной сабли, разрезавший кожу до кости, был сущей мелочью по сравнению с тем, что должно было меня ожидать. Я честно, не пряча глаз, лицом к лицу собиралась встретить удар, но краем глаза все же увидела, как какая-то голубая вспышка явилась позади нападавшего. Послышался смачный звук, похожий на тот, с каким падают бахчевые с большой высоты, и преподобный с пустеющими глазами отвернулся от меня.

И упал.

Он даже не поднял рук, защищаясь инстинктивно от падения, упал, как мешок с овсом, опрокинув красивый столик, рассыпав ароматическую смесь и полированные камешки. Упал, ударившись головой об пол у моих ног.

Стоя у стены, я видела вмятину на его виске и то, как его лицо постепенно принимает белый цвет. Он лежал с открытыми глазами, едва дыша.

– Первая жена, Дзей-ми быть здесь?

Мешочек со здоровыми яйцами, которым был убит преподобный, исчез в рукаве изрядно помятого халата.

– Быть… То есть он снаружи. – Моя рука дернулась по направлению к веранде. – А… ты… это правда?..

Мне стало по-настоящему страшно, и я не знала, что было хуже – если бы Кэмпбелл убил меня или узнать то, что я должна была сейчас узнать.

– Это ты?.. – Я закрыла глаза, чтобы не видеть ни его, ни его глаз, ни камешков, которыми бы он захотел убить меня. – Он правда? Ты рассказал Персивалю, что они назначили место встречи Арброут? А типография и Малкольм – это тоже ты?

Он молчал и ничего не предпринимал, поэтому я открыла глаза. Мистер Уиллоби смотрел на преподобного.

Арчибальд Кэмпбелл еще не отдал душу тому, кому он служил или должен был служить как подобает его сану, но он готовился к этому: кожа зеленела, грудь натужно вздымалась, легкие свистели.

– Выходит, мы искали англичанина, а нужно было искать человека с английским именем. Мистер Уиллоби…

Я вытерла ладони о юбку.

– Моя не есть Уиллоби! Моя есть И Тьен Чо, – в голосе китайца послышался резкий протест.

– Зачем?! Зачем ты это сделал, скажи?! Посмотри на меня, ну же, ну!

Понукаемый моим визгом И Тьен Чо посмотрел – в его черных глазах не было блеска.

– В Китай иметь пророчество. Оно говорить: быть день и быть демоны.

Он снова перевел взгляд на умирающего.

– Моя бежать, покидать Китай. Моя спасать себя. Долго просыпаться – видеть призраки. Призраки быть вокруг моя, моя быть среди призраков. Потом идти большой демон – белое лицо, огненный волос. Моя… отдать ему душу, его съесть душа моя.

Его ничего не выражавшие глаза напоминали стоячую воду.

– Его съесть моя душа. Моя не быть И Тьен Чо больше.

– Но ты обязан ему жизнью, он спас тебя!

Голова с косичкой согласно кивнула, вызвав движение шелка.

– Знать. Но моя лучше умирать, не быть Уиллоби, быть И Тьен Чо! Тьфу, Уиллоби, тьфу!

Он потерял самообладание и плюнул.

– Дзей-ми – демон, есть моя душа, говорить мой язык.

Уиллоби на глазах изменился, успокоившись и собравшись с силами для продолжения рассказа:

– Моя быть в таверна, говорить с человек, мужчина. Его спрашивать про Мак Ду. Моя пить, – безжизненно говорил он. – Моя хотеть женщина, женщины не хотеть, хохотать, говорить «желтый червяк»…

Многозначительно кивнув на штаны, где находилась та часть тела, которой европейские женщины не оказали должного уважения, он продолжил:

– Гао-фе спрашивать, моя отвечать, быть пьяный. Человек-призрак искать Мак Ду, спрашивать моя о Мак Ду. Моя говорить, что знать… не важно.

Преподобный Арчи Кэмпбелл, он же Изверг, всхлипнул и умолк навсегда. Затянутая в черное грудь больше не поднималась и не опадала. Он умолк.

– Долг. – Китаец указал на мертвого священника-самозванца. – Моя иметь долг, не иметь чести, но иметь долг. И моя платить, вот. Твоя жизнь за моя. Скажи Дзей-ми, Первая жена.

Он кивнул на прощание и подался к выходу. Пинг Ан ждал его, перебирая перья. И Тьен Чо остановился на пороге, обернулся и произнес свои последние слова:

– Моя просыпаться на пристань, думать, что кругом призраки. – Плоские глаза его ничего не выражали и не имели привычной глубины. – Моя ошибаться – это моя. Моя быть призрак, гао-фе.

Послышался звук ветра и шелест крыльев, подошвы из войлока шаркнули в последний раз, и китаец исчез. Крик Пинг Ана заглушили другие ночные звуки.

Мне не впервой было видеть смерть и убийство, и все же я тяжело опустилась на софу, желая себе прежде всего не потерять сознания. Признание Уиллоби, который упорно желал быть И Тьен Чо и считал Джейми демоном, меня подкосило. Все было как в тумане, но, признаться, вокруг ничего не происходило, чтобы как-то воспринимать окружающее. Правда, вспомнив о том, что в комнате присутствует труп, я вздрогнула и проверила, действительно ли мертв Кэмпбелл, но бояться было нечего – он был мертв.

Решив оставить его как он есть и где он есть, я не спеша пошла на веранду, желая покинуть усадьбу, но остановилась на том самом месте, на котором со мной попрощался китаец.

Калейдоскоп событий еще не сложился в гармоничную картину, но сознание – интуиция? инстинкт ли? память ли? – уже нашло ответ на один из моих вопросов: если Джейлис оставила какой-то знак, он должен быть наверху. Когда мне удастся найти что-нибудь, я приближусь к разгадке ее секрета.

Со свечой в руках я направилась к лестнице. Роуз-холл утопал во тьме, и я заставляла себя не оглядываться поминутно, чтобы нормально добраться до верхнего этажа.

Ее рабочая комната была пуста и темна, правда, дальний угол комнаты жил своей жизнью: там виднелось легкое фиолетовое свечение, заставлявшее поежиться, и едко пахло чем-то металлическим, как во время лабораторных по химии.

«Это ртуть», – сообразила я. Пары ртути очень красивы и очень ядовиты. Чтобы защитить себя от смертоносного испарения, я прикрыла лицо платком и подошла к столу.

На столешнице была выжжена пентаграмма.

В классическом варианте там должны были быть еще и камни по краям, образующие узор, но Джейлис забрала их с собой, зато оставила кое-что другое – обгорелую фотокарточку. Края обуглились и отпали, но середина осталась, и когда я увидела ее…

Ярость и паника охватили меня одновременно. Какого черта было это делать? Зачем осквернять фотографию Брианны? Но потом до меня дошло: Джейлис не предполагала, что я появлюсь здесь еще, значит, жгла без злого умысла.

Магия – ничего другого не оставалось думать. Ну конечно, мы ведь говорили, сидя в этой комнате, о деталях прохода сквозь камни, причем это было тем, что интересовало ее больше всего. Тогда я сказала, что нужно сосредоточиться на каком-то человеке, чтобы камни пропустили тебя и чтобы наверняка попасть именно в то время, которое требуется.

Дрожа, я начала понимать весь замысел Джейлис Дункан. Отвратительное предчувствие душило меня и мешало дышать. Джейлис решила сосредоточиться на личности Брианны, чтобы попасть в двадцатый век из восемнадцатого, вернуться в свое время, проще говоря.

Но Джейлис не была бы Джейлис, если бы здесь не было чего-то связанного со Стюартами или шотландским троном, а вот Брианна как раз была связана кровными узами с родом Ловатов. Чего стоило выписать себе преподобного Кэмпбелла, чтобы тот скопировал необходимые бумаги, разобрался в таблицах…

Брайан-провидец предсказывал, что из рода Ловатов явится новый правитель – или правительница – Шотландии. Я не могла знать, известно ли это Джейлис, но Роджер Уэйкфилд, изучив генеалогическое древо Фрэзеров, пришел к выводу, что прямая линия Ловатов прервалась в девятнадцатом веке. Но нам-то было известно, что прямой потомок Ловатов жил и здравствовал в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, и этим потомком была Брианна.