С достоинством отступив на шаг, я возобновила разговор из относительной безопасности коридора.

– В таком случае, – сказала я, – вы можете послать мне горячую воду с кухонным помощником.

– Могу, – подтвердил он. – А могу и не посылать.

С этими словами кок повернулся ко мне широкой спиной и принялся разделывать тесаком лежащую на колоде баранью тушу.

Пока я стояла в коридоре, слушая ритмичный стук тесака и размышляя, мистер Мерфи потянулся к полке со специями, не глядя ухватил склянку и посыпал немного содержимого на рубленое мясо. Воздух наполнился слабым ароматом шалфея, но его тут же перебил более острый запах лука – нарубленная небрежными взмахами тесака луковица тоже полетела в смесь. По всей видимости, команда «Артемиды» питалась не только солониной и сухарями. Я начала понимать, почему у капитана Рейнса столь цветущий вид.

Я опять просунула голову в дверь, однако сама предусмотрительно осталась снаружи.

– Кардамон, – прозвучал мой решительный голос. – Мускатный орех, целый, высушенный в этом году. Свежий экстракт аниса. Корень имбиря, два больших экземпляра без единого пятнышка.

Я сделала паузу. Мистер Мерфи перестал рубить, тесак неподвижно завис над колодой.

– И, – добавила я, – полдюжины целых ванильных бобов. С Цейлона.

Он медленно повернулся, вытерев руки о кожаный фартук. В отличие от его окружения фартук и прочая одежда не были безупречны.

У него было широкое румяное лицо с жесткими, словно колючий кустарник, бакенбардами песочного цвета, которые, когда он посмотрел на меня, слегка дрогнули, как усики какого-то большого насекомого. Он облизал поджатые губы.

– Шафран? – хрипло спросил он.

– Пол-унции, – отозвалась я, постаравшись ничем не выдать своего торжества.

Он глубоко вздохнул, в его маленьких голубых глазках засветилось вожделение.

– Там снаружи есть коврик, мэм. Вытрите ноги и заходите.


Ограниченная количеством горячей воды, которую сумел принести для меня Фергюс, я смогла вымыть только голову и вернулась в свою каюту, чтобы привести себя в порядок перед завтраком. Марсали в каюте не было – наверняка отправилась к своему Фергюсу, усилия которого по выполнению моей просьбы можно было счесть почти героическими.

Я протерла руки спиртом, расчесала волосы и, перейдя коридор, вошла в каюту напротив – а вдруг Джейми захочет что-нибудь съесть или выпить. Увы, чтобы расстаться с этими иллюзиями, мне хватило одного-единственного взгляда.

Нам с Марсали отвели самую большую каюту: на каждую приходилось примерно по шесть квадратных футов пространства. Койки, вделанные в переборки полки, имели пять с половиной футов в длину. Марсали на своей могла спать вытянувшись, мне же приходилось съеживаться или подгибать ноги, отчего они затекали.

У Джейми с Фергюсом были аналогичные постели. Мой муж лежал на боку, свернувшись, как улитка в своей раковине. Он и был похож сейчас на улитку, бледный, покрытый испариной. Его посеревшее лицо с зеленовато-желтоватыми прожилками неприятно контрастировало с рыжими волосами. Услышав мои шаги, Джейми приоткрыл глаз, посмотрел на меня затуманенным взором и опять опустил веки.

– Не очень хорошо, да? – посочувствовала я.

Глаз открылся снова. Похоже, Джейми хотел что-то сказать, даже рот открыл, но ограничился коротким «да».

Я робко пригладила его волосы, но он, по-видимому, был слишком погружен в свои страдания, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

– Капитан Рейнс говорит, что к завтрашнему дню море, вероятнее всего, успокоится, – сказала я.

Море и вправду уже не было таким бурным, как раньше, но качка оставалась ощутимой.

– Это неважно, – пробормотал Джейми, не открывая глаз. – К тому времени я умру, во всяком случае, надеюсь на это.

– Боюсь, твоя надежда напрасна, – возразила я, покачав головой. – До сих пор еще никто не умер от морской болезни, хотя, глядя на тебя, это иначе как чудом не назовешь.

– Да не от этого…

Джейми разлепил глаза и приподнялся на локте. От этого усилия он покрылся потом и даже его губы побелели.

– Клэр, будь осторожна. Я должен был сказать тебе раньше, но не хотел тебя волновать, я думал…

Выражение его лица изменилось, а поскольку мне было уже известно, чем это чревато, я успела подставить тазик.

– О господи…

Он повалился на подушку, вялый, обессиленный, белый как полотно.

– Так что ты должен был мне сказать? – спросила я, поморщившись, когда ставила тазик на пол рядом с дверью. – Впрочем, что бы то ни было, говорить следовало перед отплытием: сейчас уже слишком поздно об этом думать.

– Я не думал, что будет настолько плохо, – пробормотал он.

– Ты никогда не думаешь, – язвительно заметила я. – И что же ты хотел мне сказать?

– Спроси Фергюса, – ответил он. – Скажи ему – я велел все тебе рассказать. И еще скажи, что Иннес в порядке.

– О чем ты говоришь?

Я немного забеспокоилась: вообще-то бред не относится к симптомам морской болезни.

Джейми открыл глаза и с большим усилием зафиксировал на мне взгляд. Бусинки пота выступили на лбу и верхней губе.

– Иннес, – пробормотал он. – Это не он. Он не собирается убивать меня.

Легкая дрожь пробежала по моей спине.

– Джейми, что случилось?

Я наклонилась и протерла ему лицо, на котором появилось слабое подобие улыбки. Жара у него не было, и глаза оставались ясными.

– Кто? – спросила я осторожно, с неожиданным ощущением, что в спину мне смотрят чьи-то глаза. – Кто хочет тебя убить?

– Не знаю.

Очередной спазм исказил его черты, но Джейми закусил губу и ухитрился с ним справиться.

– Спроси Фергюса, – прошептал он, когда смог заговорить. – С глазу на глаз. Он скажет тебе.

Меня охватило ощущение беспомощности. Я понятия не имела, о чем он говорит, но если ему грозила опасность, я не собиралась его покидать.

– Подожду, когда он спустится, – сказала я.

Его согнутая рука медленно скользнула под подушку и появилась с кортиком, который он и прижал к груди.

– Со мной все будет в порядке, – заверил Джейми. – Иди, англичаночка. Вряд ли они предпримут попытку среди бела дня. А может, и вовсе не предпримут.

Меня это ничуть не успокоило, но, похоже, делать было нечего. Он лежал совершенно неподвижно, с прижатым к груди кортиком, словно изваяние на надгробной плите.

– Иди, – повторил он едва слышно.

Выйдя из каюты, я заметила в тени какое-то шевеление, а присмотревшись, разглядела мистера Уиллоби, который сидел, уткнув подбородок в колени. При виде меня он раздвинул колени и почтительно склонил голову между ними.

– Почтенная первая жена не бояться, – произнес он свистящим шепотом. – Моя караулить.

– Вот и хорошо, – отозвалась и, пребывая в смятении мыслей, отправилась на поиски Фергюса.


Француз обнаружился на корме, где они с Марсали глазели на следовавших за кораблем больших белых птиц. Он постарался успокоить меня, заявив, что уверенности в чьем-то намерении убить Джейми у него нет.

– В конце концов, происшествие с бочками на складе могло быть случайностью, я такие вещи не раз видел, как и пожар в сарае…

– Подожди минутку, Фергюс, – сказала я, схватив его за рукав. – Какие бочки и какой пожар?

– О, – сказал он, удивившись. – Милорд вам не рассказывал?

– Милорд болен, как собака, и все, на что он оказался способен, – это предложить мне расспросить тебя.

Фергюс покачал головой и поцокал языком.

– Милорд никогда не думает, что ему будет так плохо. Он всегда заболевает и все равно каждый раз, когда ему приходится ступать на корабль, настойчиво утверждает, что это лишь вопрос воли и его разум будет повелевать желудком, а не наоборот. А потом весь зеленеет, прежде чем корабль успевает отойти от пристани на девять футов.

– Он ничего мне не рассказывал, – сказала я, позабавленная этим описанием. – Вот упрямый дурашка!

Марсали отиралась позади Фергюса с видом надменной отстраненности и старательно делала вид, будто не замечает моего присутствия, но при этих словах не сдержалась и прыснула. А поймав мой взгляд, вспыхнула и поспешно отвернулась, уставившись на море.

Фергюс улыбнулся и пожал плечами.

– Вы же знаете, каков он, миледи, – произнес он с любовью. – Умирать будет, а никому ничего не скажет, чтобы не огорчать.

– Ты бы пошел да взглянул на него сейчас, – ехидно предложила я.

В то же самое время меня словно окатило приятным теплом. В течение почти двадцати лет Фергюс практически не разлучался с Джейми, однако тот все равно не желал признаваться ему в своей слабости, которую не счел нужным скрывать от меня. Если бы он умирал, я бы узнала об этом обязательно.

– Мужчины, – произнесла я, покачав головой.

– Миледи?

– Не обращай внимания, – отмахнулась я. – Ты начал рассказывать мне о бочонках и пожаре.

– Ну да, конечно.

Фергюс крюком отвел назад прядь волос.

– Это было за день до того, как я снова встретил вас, миледи, у мадам Жанны.

В тот день я вернулась в Эдинбург. Все это произошло не более чем за несколько часов до того, как я нашла Джейми в печатной мастерской. Ночью он, Фергюс и команда из шести человек наведались на пристань в Бернтисленде, чтобы забрать несколько бочек контрабандной мадеры, припрятанных среди вполне невинной муки.

– Мадера не впитывается в древесину так быстро, как другие вина, – пояснил Фергюс. – Бренди невозможно пронести под носом у таможни, потому что собаки мигом его учуют. А мадеру – можно, если она только что залита в бочонки.

– Собаки?

– Некоторые из таможенников завели собак, миледи, обученных вынюхивать такие контрабандные товары, как табак и бренди. Так вот, возвращаясь к той истории. Мы благополучно забрали мадеру и принесли ее на склад, один из тех, что формально принадлежат лорду Дандасу, но на самом деле милорду и мадам Жанне.

– Конечно, – сказала я, снова с противной дрожью в желудке, какую чувствовала, когда Джейми открыл дверь борделя на Куин-стрит. – Они ведь партнеры, верно?

– Что-то вроде того, – с сожалением произнес Фергюс. – У милорда там всего пять процентов, и это при том, что он и место нашел, и для дела его приспособил. Мадам вложила живые деньги. Печатное дело – занятие гораздо менее прибыльное, чем содержание «дома удовольствий».

Марсали не оглянулась, но мне показалось, что ее спина напряглась еще больше.

– Да уж, пожалуй, – сказала я.

В конце концов, Эдинбург и мадам Жанна остались далеко позади.

– Рассказывай дальше. Кто-то может перерезать Джейми горло, прежде чем я выясню почему.

– Конечно, миледи, – с готовностью кивнул Фергюс.

Контрабандный товар был надежно спрятан, ожидая пос ледующей маскировки и продажи, и контрабандисты устроили передышку, чтобы освежиться напитками перед тем, как с первыми лучами рассвета разойтись по домам. Двое из них сразу попросили свою долю, поскольку нуждались в деньгах для уплаты карточных долгов или покупки провизии своим семьям. Джейми согласился и направился в помещение напротив, где у него в отдельной каморке хранилось золото.

Но стоило людям расслабиться, как все помещение содрогнулось. «Ложись!» – заорал Маклеод, более других искушенный в складском деле, и контрабандисты бросились кто куда за миг до того, как рядом с конторой Джейми со страшным треском разломилась крепежная решетка, удерживавшая пирамиду из бочек. Двухтонная бочка, скатившись с ее вершины, разнесла ограждение в щепки и разлетелась сама, взметнув ароматный фонтан эля, а следом за ней каскадом раскатилась вся пирамида.

– Милорд как раз проходил мимо, – поведал, качая головой, Фергюс, – и уцелел только по милости Пресвятой Девы.

Бочка приземлилась в нескольких дюймах от него, а от следующей он увернулся и запрыгнул в пустую винную клеть, ударившись о которую бочка изменила направление движения.

– В самом происшествии не было ничего необычного, – пожал плечами Фергюс. – Каждый год на складах Эдинбурга таким образом гибнет не меньше дюжины человек. Однако в сочетании с другим недавним происшествием…

За неделю до инцидента с бочками загорелся, как раз тогда, когда в нем работал Джейми, маленький сарайчик, полный упаковочной соломы. Светильник, находившийся между ним и дверью, неожиданно упал, солома вспыхнула, и Джейми оказался в ловушке, отрезанный от двери огненной стеной.

– К счастью, сарайчик и сам по себе был довольно хлипким, да и доски вдобавок основательно подгнили. Он вспыхнул как спичка, но милорд сумел пинком вышибить дыру в задней стене и вывалиться наружу, не пострадав. Сначала мы думали, что светильник упал сам, и радовались его спасению, но потом милорд сказал мне, что ему показалось, будто он услышал резкий звук – то ли выстрел, то ли просто треск старых досок. А когда обернулся посмотреть, перед ним взметнулись языки пламени.

Фергюс вздохнул. У него был усталый вид, и я подумала, что бедняга, наверное, караулил Джейми всю ночь.