– Ммфм, – было мне ответом.

Сверху слышался топот ног и голос мистера Уоррена, выкрикивавшего команды. Ночью мы миновали Большой Абако и Элевтеру и сейчас с попутным ветром держали курс на юг, к Ямайке.

– Если бы у меня был хоть малейший выбор, я не стала бы подвергаться риску быть застреленной и зарубленной, арестованной и повешенной.

– Я тоже, – откликнулся Джейми.

– Но ты…

Я замолчала и посмотрела на него с любопытством.

– Ты и правда так думаешь, – медленно произнесла я. – Что у тебя на сей счет нет выбора. Да?

Джейми сидел чуть отвернувшись от меня, потирая пальцем свой длинный прямой нос. Широкие плечи слегка поднялись и опустились.

– Я мужчина, англичаночка, – очень тихо сказал он. – Если бы я думал, что выбор есть… то, возможно, не сделал бы этого. Тут речь даже и не о храбрости, раз все равно ничего нельзя изменить.

Он взглянул на меня с улыбкой.

– Это как роды у женщины. Ты должна родить, и неважно, боишься ты или нет, – рожать все равно придется. Смелость требуется лишь в тех случаях, когда ты можешь сказать «да», а можешь и «нет».

Некоторое время я лежала молча, глядя на него. Он откинулся в кресле и прикрыл глаза. Длинные золотисто-каштановые ресницы выглядели на его лице как-то по-детски. Они странно контрастировали с темными кругами под глазами и углубившимися морщинками у висков. Он устал. С того момента, как появился пиратский корабль, Джейми постоянно находился на ногах.

– Я не рассказывала тебе о Грэме Мензисе? – спросила я наконец.

Голубые глаза мигом открылись.

– Это еще кто такой?

– Мой больной. В госпитале Бостона.

Грэм попал в больницу, когда ему было далеко за шестьдесят. В Бостоне он прожил почти сорок лет, но так и не утратил акцента, выдававшего в нем уроженца Шотландии. Старый рыбак, в ту пору он уже не выходил в море, а владел несколькими рыболовными судами и отправлял на промысел других.

Он во многом походил на шотландских солдат, каких я видела у Престонпанса и Фолкирка, стойких и веселых, готовых подшутить над чем угодно. В частности, и над тем, что было слишком мучительно, чтобы держать это в себе.

«Будьте осторожны, красавица, смотрите внимательно, что режете. Не отхватите мне случайно неправильную ногу».

«Не беспокойтесь, – заверила я его, похлопав по лежавшей на простыне обветренной руке. – Отрежу правильную».

«В самом деле? – Его глаза расширились в притворном ужасе. – А я-то сдуру думал, что удалять надо как раз неправильную».

Он рассмеялся, и маску общего наркоза мне пришлось надеть на его смеющееся лицо.

Ампутация прошла без осложнений. Грэма после восстановительного периода выписали домой, но я не слишком удивилась, когда через полгода снова увидела его в палате. Лабораторный анализ показал, что первоначальное злокачественное новообразование дало метастазы в лимфатические узлы в паху.

Я удалила пораженные узлы. Была применена лучевая терапия – кобальтовая пушка. Потом пришлось удалить селезенку, которая тоже оказалась пораженной. Даже понимая, что хирургия уже бессильна, я не собиралась опускать руки.

– Конечно, куда легче не отступаться, когда болеешь не ты сам, – пробормотала я, глядя на доски над головой.

– Стало быть, отступился он? – спросил Джейми.

– Ну, я бы не называла это так.

* * *

– Я тут кое о чем подумал, – произнес Грэм, и его голос эхом отдался в наушниках моего стетоскопа.

– Правда? Но давайте не говорить вслух, пока я не закончу прослушивание, ладно?

Он издал короткий смешок, но, пока я его прослушивала, передвигая диск стетоскопа от ребер к грудине, лежал спокойно.

– Хорошо, – сказала я, вынимая трубочки из своих ушей и давая им упасть на плечи. – Так о чем вы подумали?

– О самоубийстве.

Он посмотрел на меня с вызовом. Я невольно оглянулась, желая удостовериться в отсутствии медсестры, подтянула синий пластиковый стул для посетителей и села рядом с ним.

– Что, боль усиливается? Вы же знаете, мы можем помочь. – Я немного помедлила, прежде чем закончить: – Вам нужно только попросить.

Но он не просил никогда. Даже когда нужда в обезболивающем была очевидной, он не жаловался на свои страдания, а мне было неловко навязывать помощь: это казалось вмешательством в нечто личное. Вот и сейчас я лишь увидела, как он слабо улыбнулся.

– У меня есть дочь, – сказал он. – И два внука, славные ребятишки. Впрочем, я и забыл, вы ведь видели их на той неделе.

Я их видела. Они навещали его по меньшей мере дважды в неделю, приносили показать дедушке свои заполненные каракулями школьные тетрадки и автографы игроков в бейсбол.

– А моя матушка живет в Кентербери, в доме престарелых, – задумчиво проговорил Грэм. – Обходится чертовски дорого, но зато там чисто, уютно, кормят прилично, да и компания у нее имеется.

Он бесстрастно взглянул на покрывавшую его простыню и поднял свою культю.

– Как вы думаете, месяц? Четыре? Три?

– Может быть, три, – ответила я и совсем уж по-идиотски добавила: – Если повезет.

Грэм фыркнул и указал головой на капельницу.

– Ха. И это можно назвать везением?

Он обвел взглядом больничное оборудование: автоматический респиратор, кардиомонитор и прочую медицинскую технику.

– Мое содержание здесь обходится чуть ли не в сотню долларов в день. За три месяца – боже правый! – набежит десять тысяч долларов. – Он покачал головой и нахмурился. – Пустой перевод денег, вот что это такое. Дело того не стоит.

Его светло-серые глаза блеснули.

– Я шотландец, вы ведь знаете. Всегда был бережливым и не хочу изменять этой привычке.

* * *

– В общем, я сделала это для него, – сказала я, глядя в потолок. – Точнее, мы сделали это вместе. В курсе лечения для смягчения боли мы использовали морфин. Он действует примерно как настойка опия, только гораздо сильнее. Я откачала половину ампулы этого препарата, разбавив остаток водой. Это означало, что примерно в течение двадцати четырех часов он не получит полноценного облегчения и будет страдать, но другого способа раздобыть достаточно большую дозу, не рискуя разоблачением, не было. Мы обсуждали возможность использования одного медицинского препарата, который я изучала и свойства которого знала достаточно хорошо, чтобы добиться нужного эффекта, но у меня не было уверенности в полной безболезненности этого лекарства, а Грэм не хотел допускать, чтобы кто-то, заподозрив неладное, предъявил мне обвинение и потребовал экспертизы.

– А, это что-то вроде следствия коронера?

– В какой-то мере. Морфин в крови Грэма должен был находиться в любом случае, так что это ничего бы не доказывало. И мы сделали все, как было задумано.

У меня вырвался глубокий вздох.

– Если бы я просто сделала ему инъекцию и ушла, как он и просил, не было бы никаких проблем.

Джейми молчал, пристально глядя на меня.

– Однако на это меня не хватило.

Я посмотрела на свою левую руку, и перед моим взором возникла не собственная гладкая кожа, а большая, узловатая ручища профессионального рыбака. И пересекавшая запястье набухшая зеленоватая вена.

– Я ввела иглу… – Сказав это, я непроизвольно потерла пальцами то место на запястье, где большая вена пересекает лучевую кость. – Но никак не могла надавить на поршень.

В моей памяти, словно наяву, возникла эта картина: Грэм Мензис поднимает другую руку, кладет поверх моей и надавливает. Сил у него, конечно, оставалось немного, но на это их хватило.

– Я сидела рядом, пока он не отошел, и держала его за руку.

Даже сейчас мои пальцы хранили память о том ощущении, о замедляющемся, сходящем на нет пульсе. Стряхнуть воспоминание мне удалось, лишь посмотрев на Джейми.

– Я держала его за руку, дожидаясь очередного биения, которого так и не дождалась. И тут вошла медсестра.

То была одна из самых молодых сестер, нервная, впечатлительная девушка. При малом опыте она все же могла отличить покойника от живого человека. А еще она увидела, как я сижу рядом и ничего не предпринимаю, – совсем не врачебное поведение. Не говоря уже о том, что рядом на столе лежал пустой шприц из-под морфия.

– Разумеется, она рассказала об увиденном.

– Кто бы в этом сомневался.

– Однако у меня хватило самообладания на то, чтобы сразу после ее ухода бросить шприц в мусоросжигатель, так что у руководства против меня не было ничего, кроме ее слов. Дело замяли.

Я поморщилась.

– А на следующей неделе мне предложили должность заведующей целого отделения. Представляешь? Стать важной шишкой. Прекрасный кабинет на шестом этаже больницы. Как можно дальше от пациентов. Чтобы я ненароком не убила кого-нибудь еще.

Я продолжала рассеянно потирать запястье, пока Джейми не положил свою руку поверх моей.

– Когда это произошло, англичаночка? – тихо спросил он.

– Как раз перед тем, как я отправилась с Бри в Шотландию. Собственно говоря, поэтому и отправилась. Они предоставили мне длительный отпуск, мол, я перетрудилась и заслужила отдых.

Скрыть иронию в голосе я даже не пыталась.

– Понимаю.

Его рука казалась мне теплой, хоть я и лежала в лихорадке.

– Но если бы не потеря работы, ты бы отправилась, англичаночка? Не просто в Шотландию, а ко мне?

– Не знаю, – ответила я. – Правда не знаю. Если бы я не поехала в Шотландию, то не встретила бы Роджера Уэйкфилда, который выяснил, что ты… – Я запнулась, ошеломленная внезапной мыслью. – Но ведь по сути, это Грэм отправил меня в Шотландию! Попросил когда-нибудь съездить туда, передать от него привет Абердину.

Я вскинула глаза на Джейми.

– А ведь его просьба осталась невыполненной. В Абердине я так и не побывала.

– Не переживай, англичаночка. – Джейми сжал мою руку. – Я отвезу тебя туда, как только мы вернемся. Правда, – прозаично добавил он, – смотреть там особо не на что.

В каюте становилось душно. Мой муж встал и направился к кормовому окошку, чтобы впустить воздуха.

– Джейми, – спросила я, глядя ему в спину. – Чего ты хочешь?

Он оглянулся и задумчиво нахмурился.

– Ну, наверное, апельсина. Вроде бы в столе должен быть, а?

Не дожидаясь ответа, он выдвинул ящик стола и вытащил небольшую чашу с апельсинами, казавшимися особенно яркими на фоне бумаг и перьев.

– А ты не хочешь?

– Ничего не имею против, – с улыбкой ответила я. – Только вопрос мой был о другом. О том, чего ты хочешь в жизни. Иными словами, что ты собираешься делать после того, как найдешь Айена?

– О!

Джейми сел, держа в руке апельсин, и уставился на него.

– Знаешь, – промолвил он наконец, – по-моему, никто никогда не задавал мне этого вопроса – чего я хочу.

В его голосе звучало легкое удивление.

– Может быть, потому, что у тебя не так часто имелся выбор, – заметила я. – Сейчас, однако, он есть.

Несколько мгновений Джейми крутил апельсин в руках, склонившись над пупырчатым шариком.

– Вероятно, ты понимаешь, что мы не сможем вернуться в Шотландию, во всяком случае, некоторое время.

Я, разумеется, рассказала ему о Томпкинсе и о кознях сэра Персиваля, но у нас было мало времени, чтобы обсудить эти сведения и вытекающие из них последствия.

– Конечно, потому и спрашиваю, – ответила я и замолчала, давая ему собраться с мыслями.

Джейми годами вел жизнь изгоя, то скрываясь, то занимаясь тайными делами и меняя личины. Но сейчас все раскрылось, и для него не существовало никакой возможности вернуться к какому-нибудь из прежних видов деятельности, да и вообще открыто появиться в Шотландии.

Последним убежищем, конечно, являлся Лаллиброх, но даже этот путь к отступлению был закрыт. Может быть, для него Лаллиброх навсегда останется домом, но теперь в имении другой лэрд. Я знала, что Джейми не жалеет о переходе усадьбы во владение семьи Дженни. Так-то оно так, но человек не может хоть отчасти не сожалеть об утрате фамильного наследия.

Джейми тихо фыркнул, и я решила, что раздумья привели его к тому же, к чему пришла я.

– Ни Ямайка и никакой другой остров, находящийся под управлением Англии, не подходят, – печально сказал он. – Возможно, сейчас Том Леонард и королевский флот считают нас мертвыми, но стоит нам объявиться в британских владениях и пробыть там некоторое время, об этом непременно узнают.

– А ты не подумывал об Америке? – осторожно поинтересовалась я. – То есть, я хочу сказать, о колониях?

Джейми с сомнением потер нос.

– Н-нет. Честно говоря, не думал. Это правда, мы могли бы обезопасить себя от короны, но…

Он умолк, нахмурился, достал кортик, ловко надрезал кожицу и принялся очищать апельсин.

– Там никто не будет тебя преследовать, – заметила я. – Сэра Персиваля ты интересуешь, лишь пока находишься в Шотландии и твой арест может принести ему выгоду. Британский военный флот не может охотиться за тобой на суше, и губернаторы Вест-Индии тоже не имеют власти в континентальных колониях.