Джейми подошел к кровати, и темные ресницы сразу поднялись.

– Милорд, – прошептал Фергюс, и легкая улыбка мигом вернула его лицу привычные черты. – С вами все в порядке?

– О господи, парнишка, как мне жаль!

Джейми опустился на колени рядом с постелью. Ему было тяжело видеть тонкое, лежавшее поверх пледа запястье, замотанное бинтом и заканчивающееся обрубком, но он заставил себя взять Фергюса за плечи и нежно потрепать шапку темных волос.

– Не очень больно? – спросил он.

– Нет, милорд, – сказал Фергюс, и, хотя в следующий миг из-за неожиданного укола боли его лицо непроизвольно скривилось, он ухмыльнулся и повторил – Нет, не то чтобы очень. Тем более что мадам не скупится на виски.

Полный бокал виски стоял на прикроватном столике, но отпито из него было не больше глотка. Фергюс, выросший на французском вине, на самом деле не любил этот напиток.

– Мне жаль, – повторил Джейми.

Больше сказать было нечего. В горле встал ком, и Джейми торопливо опустил глаза, зная, что его слезы могут только расстроить Фергюса.

– Ах, милорд, не переживайте. – В голосе мальчика прозвучала нотка прежнего лукавства. – Мне вообще-то повезло.

Джейми сглотнул, прежде чем ответить.

– Да, ты жив – и слава богу!

– О, не только это, милорд!

Джейми поднял глаза и увидел, что Фергюс слабо улыбается.

– Вы разве не помните нашего уговора, милорд?

– Уговора?

– Да, когда вы взяли меня на службу в Париже. Вы сказали мне, что, если меня арестуют и казнят, вы будете оплачивать заупокойные службы по мне в течение года.

Уцелевшая рука потянулась к щербатому зеленому медальону на шее – образку покровителя воров святого Дисмаса.

– Но если я лишусь уха или руки, находясь у вас на службе…

– Я буду поддерживать тебя всю оставшуюся жизнь.

Джейми не знал, плакать ему или смеяться, и удовлетворился тем, что погладил руку, которая неподвижно лежала поверх пледа.

– Да, конечно, все помню. Можешь на меня положиться, я свое слово сдержу.

– О, я всегда полагался на вас, милорд, – заверил его Фергюс.

Он явно начал уставать: бледные щеки стали еще белее, голова с копной черных волос упала на подушку.

– Видите, как мне повезло, – пробормотал он, продолжая улыбаться. – Один-единственный удар в мгновение ока сделал меня джентльменом, имеющим право на пожизненную праздность. Ну разве это не удача?


Дженни ждала его, когда он вышел из комнаты Фергюса.

– Пойдем в убежище священника, – сказал он, беря сестру под локоть. – Нам нужно поговорить, а задерживаться здесь надолго мне не следует.

Не задавая вопросов, она последовала за ним по заднему коридору, разделяющему кухню и кладовую для провизии. В каменные плиты пола была вделана посаженная на раствор деревянная панель с просверленными отверстиями. Предполагалось, что она служит для вентиляции, обеспечивая доступ воздуха в погреб для овощей, и вздумай кто-то проверить это утверждение, то, зайдя в подпол через просевшую дверь снаружи дома, он бы действительно увидел на потолке такую панель.

Другое дело, что благодаря этой панели свет и воздух попадали еще и в крохотную, глухую пристройку к подвалу, попасть в которую можно было по лесенке, подняв ту самую панель как крышку люка. Каморка была не более пяти квадратных футов, и всю ее обстановку составляли грубая скамья, одеяла, ночной горшок, большой кувшин с водой и маленькая коробка с черствым печеньем. Тайник устроили всего несколько лет назад, так что на самом деле, в силу того что никакого священника там отродясь не бывало и в перспективе не ожидалось, тесное помещение вряд ли стоило называть убежищем священника. Но вот норой оно определенно было[5].

Два человека могли находиться там одновременно, сидя бок о бок на лавке, и Джейми уселся рядом с сестрой, как только задвинул на место панель и спустился по лесенке. Некоторое время он молчал, потом тяжело вздохнул и сказал:

– Я больше не в силах это выносить.

Слова его звучали очень тихо, и Дженни, чтобы разобрать их, пришлось наклонить голову поближе, как священнику, который выслушивает исповедь грешника.

– Не могу. Я должен уйти.

Они сидели так близко, что он чувствовал, как поднимается и опускается ее грудь при дыхании. Потом сестра взяла его за руку, крепко стиснула пальцы и спросила:

– Значит, ты хочешь снова попытаться бежать во Францию?

Эти попытки предпринимались им дважды, но закончились ничем: слишком уж внимательно следили англичане за всеми портами, а он очень выделялся ростом и цветом волос.

Он покачал головой.

– Нет. Я не допущу, чтобы меня захватили в плен.

– Джейми!

От волнения Дженни нечаянно заговорила громче, но в ответ на предупреждающее пожатие его руки снова понизила голос:

– Джейми, ты не можешь это сделать. Господи, дурачок, тебя же повесят!

Он опустил голову, словно задумавшись, потом решительно поднял ее.

– Думаю, что нет.

Бросив быстрый взгляд на сестру, Джейми отвел глаза и пояснил:

– Клэр… у нее было видение.

«Объяснение не хуже всякого другого, – подумал он, – хотя и не чистая правда».

– Она увидела, что произошло в Куллодене, – она знала. И рассказала мне, что будет потом.

– Ох! – тихо выдохнула Дженни. – То-то я гадала! Вот почему она попросила меня сажать картофель и пристроить к погребу эту нору.

– Да.

Он слегка сжал руку Дженни, потом выпустил ее и немного повернулся, чтобы взглянуть сестре в глаза.

– Она сказала мне, что корона будет довольно долго вылавливать якобитов – что сейчас и делается. – Лицо Джейми исказила угрюмая усмешка. – Но казни через несколько лет прекратятся, и тем, кто попадет к англичанам в руки, будет грозить только тюрьма.

– Только! – эхом отозвалась сестра. – Если ты решил уйти, Джейми, то отправляйся в вереск, но не в английскую темницу, пусть даже тебя не повесят…

– Подожди. – Он положил ладонь на ее запястье. – Я же еще не рассказал тебе всего. Я вовсе не собираюсь идти к англичанам и сдаваться в плен. За мою голову назначена хорошая награда. Будет обидно, если она пропадет впустую, ты не находишь?

Джейми попытался произнести это с юмором, и Дженни вскинула на него удивленный взгляд.

– Матерь Божья, – прошептала Дженни. – Значит, ты хочешь, чтобы кто-нибудь выдал тебя?

– Что-то в этом роде. – Этот план сложился у него в пещере, но до сего момента казался не вполне реальным. – Я подумал, что лучше всего для этого подойдет Джо Фрэзер.

Дженни потерла кулачком губы. Соображала она быстро и мигом поняла суть его плана и все, что с ним связано и что из него следует.

– Но, Джейми, – прошептала она, – даже если тебя не повесят сразу, это огромный риск. В конце концов, им ничего не стоит убить тебя во время ареста, чтобы не доводить дело до суда.

Его плечи поникли под гнетом безнадежности.

– Господи, Дженни, – сказал он, – ты думаешь, меня это волнует?

Последовало долгое молчание.

– Нет, я не думаю, – ответила наконец Дженни. – И не могу сказать, что виню тебя. – Ей пришлось сделать паузу, чтобы овладеть голосом. – Но это меня тревожит.

Ее пальцы мягко коснулись его затылка, приглаживая волосы.

– Так что ты уж, пожалуйста, позаботься о себе, глупый братишка!

Вентиляционная панель над головой на момент затемнилась, донесся звук легких шагов. Скорее всего, служанка прошла из кухни в кладовку. Потом неясный свет появился снова, и он увидел лицо Дженни.

– Ладно, – прошептал Джейми, прервав затянувшееся молчание. – Я постараюсь.


На все про все потребовалось около двух месяцев, и когда наконец пришло известие, весна была в разгаре.

Он сидел на любимом камне рядом со входом в пещеру, глядя, как проступают на небосводе вечерние звезды. Даже в самый тяжелый период после Куллодена ему удавалось обретать в это время драгоценные моменты успокоения. Когда гас дневной свет, окружающие предметы казались слегка светившимися изнутри, так что их очертания вырисовывались на фоне неба или земли с идеальной, выявляющей мельчайшие детали четкостью. Сейчас, например, Джейми видел очертания мотылька, невидимого при свете, а в сумерках выписанного треугольником более глубокой тени и оттого выделявшегося на фоне древесного ствола. Еще миг – и он взлетит.

Джейми устремил взгляд на долину, пытаясь охватить ее до самых черных пиний, которые росли на краю дальнего утеса. Потом поднял глаза к звездам. Вот Орион, величаво шагающий за горизонт. И Плеяды, едва видимые на темнеющем небосводе. Ему хотелось насладиться видом звездного неба. Ведь теперь он если и увидит его, то только через тюремную решетку. При мысли о толстых стенах, казематах и запорах ему вспомнились Форт-Уильям, тюрьма Уэнтуорт, Бастилия. Каменные стены в четыре фута толщиной, наглухо отрезавшие от света и воздуха. Грязь, вонь, голод, заточение…

Джейми пожал плечами, гоня эти мысли прочь. Он выбрал свой путь, считал, что удовлетворен выбором, но только все равно шарил взглядом по небу в поисках Тельца. Не самое красивое из созвездий, но зато его собственное. Рожденные под этим знаком, как и подобает быкам, сильны и упрямы. Джейми надеялся, что ему хватит сил для осуществления задуманного.

Среди шорохов наступавшей ночи раздался резкий высокий свист, походивший на звуки, издаваемые возвращавшимися на гнездовья кроншнепами. Джейми, однако, сразу узнал условный сигнал. По тропе поднимался кто-то из своих.

Это оказалась Мэри Макнаб, после смерти мужа ставшая в Лаллиброхе кухаркой. Обычно с едой и новостями в пещеру прибегали или ее сын Рэбби, или Фергюс, но уже несколько раз Мэри приходила сама.

Она принесла корзину, наполненную удивительными лакомствами: холодным жарким из куропатки, несколькими молодыми луковицами, свежим хлебом, веточкой ранних вишен и фляжкой эля. Джейми внимательно осмотрел подношение, невесело усмехнулся и, подняв глаза, спросил:

– Мой прощальный пир?

Кухарка молча кивнула. Жизненные невзгоды изрядно тронули черные волосы этой миниатюрной женщины сединой и избороздили чело морщинами, но глаза оставались ласковыми и живыми, а губы сохранили сочную полноту и мягкий изгиб.

Сообразив, что уставился на ее губы, Джейми торопливо отвел взгляд.

– Господи, я же так наемся, что не смогу двигаться. Тут и пирог, надо же. Как им удалось все это раздобыть?

Пожав плечами – Мэри Макнаб явно была не из болтушек, – она забрала у него корзину и принялась выкладывать снедь на положенную поверх камней деревянную столешницу. Накрыла женщина на двоих, в чем не было ничего необычного – принося в пещеру еду, она ужинала с ним и раньше, а попутно делилась новостями. И все же поскольку то была его последняя трапеза перед уходом из Лаллиброха, его удивило, что ни сестра, ни мальчики не пришли, чтобы разделить ее с ним. Может быть, в дом нагрянули нежданные гости и им было трудно уйти незамеченными?

Он вежливо указал жестом, чтобы она села первой, прежде чем занять свое место, скрестив ноги на твердой земле.

– Вы говорили с Джо Фрэзером? Где же он? – спросил Джейми, взявшись за холодную куропатку.

Она поведала ему детали задуманного: до рассвета к пещере приведут коня и он выедет из узкой долины через перевал, потом повернет, пересечет каменистые подножия холмов и снова спустится в долину со стороны речушки Фиссихант, как будто возвращается домой. Англичане встретят его где-то между Страй и Искдейлом, скорее всего, у Мидмаэйнс: это подходящее место для засады, потому что там узкая горная долина круто поднимается с обеих сторон, а у речушки находится лесистый участок, где могут укрыться несколько человек.

После трапезы Мэри аккуратно сложила в корзину остатки еды, чтобы Джейми мог позавтракать перед тем, как покинуть на рассвете пещеру, но, вопреки ожиданиям Джейми, не ушла. Она порылась в расщелине, где он хранил свои постельные принадлежности, расстелила их на земле, откинула одеяла и опустилась на колени рядом с тюфяком.

Джейми прислонился спиной к стене пещеры и сложил руки на груди. Сердито глядя на темные, гладко причесанные волосы Мэри, он с раздражением спросил:

– Это еще что такое? Чья это идея – твоя или моей сестры?

– Разве это важно? – спокойно спросила Мэри.

Он покачал головой и наклонился, чтобы поднять женщину на ноги.

– Ты права, это не важно, потому что ничего подобного не произойдет. Я благодарен тебе за готовность, но…

Она прервала его слова поцелуем. Ее губы оказались такими же нежными, какими и выглядели, но Джейми крепко схватил женщину за запястья и рывком отстранил от себя.

– Нет! Это не нужно, неправильно, и я не хочу это делать.

При этом он с ужасом чувствовал, что собственное тело вовсе не соглашалось с его утверждениями, а еще больший стыд испытывал оттого, что поизносившиеся, тонкие штаны никак не могли замаскировать явственно видный всякому, кто удосужится посмотреть, масштаб этого несогласия.