Диана Гэблдон - Путешественница

Предположим, его знакомство с Греем было настолько близким, что допускало то, чему я стала свидетельницей, и все сводилось к одной лишь дружбе. Но почему он никогда не рассказывал мне прежде об этой столь близкой дружбе? Почему, как только услышал, что Грей на Ямайке, не смущаясь расстоянием, поспешил с ним увидеться? Желудок мой снова свернулся узлом, и мне стало так плохо, что потребовалось срочно сесть.

Сесть, однако, было некуда. Дрожащая, незаметная в тени, я привалилась к стене, и тут дверь губернаторских покоев отворилась и вышел, видимо с намерением вернуться к гостям, губернатор. Лицо его раскраснелось, глаза сияли. Будь у меня оружие посерьезнее, чем заколка для волос, в этот миг я легко бы могла его убить.

Спустя несколько мгновений дверь открылась снова и оттуда, отставая всего-то футов на шесть, появился Джейми. Маска холодной отстраненности не покинула его лица, но я знала его достаточно хорошо, чтобы увидеть под ней следы сильных эмоций. Правда, что это за чувства, сказать не могла. Возбуждение? Мрачное предчувствие? Страх, смешанный с радостью?

Он не вступал в разговоры, не прикасался к закускам и напиткам, а озабоченно расхаживал по помещению, определенно кого-то ища. Конечно же, меня.

Я тяжело сглотнула, чувствуя себя неспособной встретиться ним на глазах у всей толпы, и оставалась на месте до тех пор, пока он не вышел на террасу. Тогда я покинула свое укрытие и быстро пересекла зал, намереваясь найти убежище в уборной. Там, по крайней мере, можно будет сесть и перевести дух.

Толкнув тяжелую дверь, я вошла внутрь и мгновенно расслабилась, вдыхая окружившие меня теплые, успокаивающие ароматы духов и пудры. Но вместе с ними мои ноздри втянули и другой запах, слишком хорошо мне знакомый, поскольку принадлежал к числу запахов, неразрывно связанных с моей профессией. Только вот я никак не ожидала учуять его здесь.

В уборной было тихо: громкие голоса из салона сюда едва доносились, словно отголоски дальнего грома. Однако это место больше не являлось убежищем.

Мина Алкотт лежала, распростертая на красной бархатной кушетке. Голова ее свешивалась с краю, юбка была за драна до шеи. В широко раскрытых глазах застыло удивление. Кровь из перерезанного горла смочила красный бархат, так что он потемнел, и капала на пол, растекаясь лужей под откинутой головой. Растрепавшиеся светло-каштановые волосы свисали до пола, кончики локонов выпачкались в крови.

Я стояла как вкопанная, слишком ошеломленная даже для того, чтобы позвать на помощь. Потом до меня донеслись снаружи веселые голоса, и дверь распахнулась. Наступила внезапная тишина – вошедшая женщина увидела то же, что и я.

Свет из коридора упал сквозь дверной проем, и за миг до того, как раздался оглушительный визг, я увидела на полу ведущую к двери на веранду цепочку следов. Следов маленьких мягких туфель с войлочными подошвами, перепачканных в крови.

Джейми куда-то увели, а я, дрожащая и бессвязно бормочущая, осталась (вот уж действительно ирония) в личном кабинете губернатора вместе с Марсали, которая, невзирая на мои возражения, обтерла мне лицо влажным полотенцем.

– Они не могут думать, будто папа совершил нечто подобное! – повторила она в пятый раз.

– Они и не думают. – Я наконец совладала с собой в достаточной степени, чтобы говорить с ней. – Но они подозревают мистера Уиллоби, а его доставил сюда Джейми.

Она уставилась на меня расширенными от ужаса глазами.

– Мистер Уиллоби? Но он не мог!

– Это как сказать.

Чувствовала я себя так, словно меня как следует отколошматили дубинкой: трудно сказать, какое место не болело. Я опустилась в бархатное кресло на двоих, рассеянно вертя в руках бокал с бренди.

Мне трудно было не то что разобраться в противоречивых событиях и эмоциях этого вечера, но даже понять, что я чувствую. Мысли метались между устрашающей сценой в уборной и живой картиной, представшей моему взору получасом ранее.

Я смотрела на большой письменный стол губернатора и видела их обоих, Джейми и лорда Джона, как будто они были нарисованы на стене напротив.

– Просто не могу в это поверить! – громко произнесла я, и это высказывание принесло некоторое облегчение.

– Я тоже, – поддержала меня Марсали.

Она расхаживала по комнате, и звук ее шагов менялся от звонкого, когда каблучки стучали по паркету, до приглушенного, когда она ступала по цветастому ковру.

– Не мог он, никак не мог! Я знаю, он, конечно, язычник, но мы же жили с ним рядом! Мы знаем этого человека!

Знаем ли? Знаю ли я Джейми? Еще недавно я была уверена, что да, но теперь…

Я помнила, что он сказал мне в борделе в первую нашу ночь после разлуки: «Англичаночка, ты примешь меня? Готова ты рискнуть и принять человека, которым я являюсь, ради человека, которого ты знаешь по общему прошлому?» Тогда – и до недавнего времени – я была уверена, что разница между этими двумя людьми не столь уж велика. Но не было ли это ошибкой?

– Нет! – пробормотала я, яростно стискивая бокал. – Никакой ошибки!

Если Джейми мог состоять в любовной связи с лордом Джоном и скрыть это от меня, то он совсем не тот человек, каким я его представляла. Всему этому должно было найтись объяснение.

«Но он не рассказывал тебе и о Лаогере», – вкрадчиво шепнул внутренний голос.

– Это другое дело! – возразила я ему почему-то вслух.

– Что «другое дело»? – удивленно спросила Марсали.

– Ничего. Не обращай внимания. – Я провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть растерянность и усталость. – Как долго они там возятся!

Ореховые часы отбили два часа дня, прежде чем дверь отворилась и на пороге появился Фергюс в сопровождении мрачного вида ополченца.

Выглядел Фергюс неважно: большая часть пудры с его волос осыпалась на плечи, как перхоть, а то, что осталось, придавало волосам оттенок седины, словно он за одну ночь постарел лет на двадцать.

Впрочем, ничего удивительного. Примерно так же чувствовала себя и я.

– Мы можем отправляться, chèrie, – тихо сказал он Марсали и повернулся ко мне. – Вы поедете с нами, миледи, или подождете милорда?

– Лучше подожду, – ответила я, не собираясь ложиться, пока не вернется Джейми, сколько бы это ни продлилось.

– Тогда я распоряжусь, чтобы экипаж вернулся за вами, – пообещал он и, положив руку на спину Марсали, направил ее к выходу.

Когда они проходили мимо, ополченец пробормотал что-то себе под нос. Я не расслышала, а вот Фергюс явно уловил. Глаза его сузились, он напрягся и резко развернулся к солдату. Ополченец подался навстречу со злобной, выжидающей ухмылкой: кажется, он очень хотел, чтобы Фергюс бросился на него и тем самым дал повод для расправы.

Однако, к его удивлению, Фергюс приветливо улыбнулся, блеснув белыми зубами.

– Спасибо тебе, mon ami, за помощь в столь затруднительных обстоятельствах.

Он протянул затянутую в черную перчатку руку, которую ополченец с растерянностью принял.

В следующее мгновение француз неожиданно рванул руку на себя. Послышался треск разрываемой материи, на паркет тоненькой струйкой посыпались отруби.

– Оставь себе на память, – сказал Фергюс все с той же очаровательной улыбкой. – Как маленький знак моей признательности.

С чем и отбыл, оставив ополченца с отвисшей челюстью таращиться на оставшуюся в его ладони оторванную человеческую руку.

Прошел еще час, прежде чем дверь открылась снова и впустила губернатора. Он сохранял элегантную опрятность, как белая камелия, которая, если присмотреться, уже начала увядать по краям.

Увидев его, я отставила нетронутый бокал с бренди, поднялась на ноги и спросила:

– Где Джейми?

– Его продолжает допрашивать капитан Джейкобс, командир ополчения. – Грей опустился в свое кресло и с удивлением сказал: – Понятия не имел, что он так превосходно говорит по-французски.

– Полагаю, вы вообще не много о нем знаете, – отрезала я, умышленно бросая приманку.

Мне очень хотелось выяснить, насколько хорошо он знает Джейми.

Лорд Джон не клюнул. Он просто снял свой парик, отложил в сторону и с облегчением пригладил рукой влажные светлые волосы.

– Перевоплощение впечатляющее, но удастся ли ему ничем себя не выдать?

Это был не вопрос, обращенный ко мне, а скорее мысль, высказанная вслух. Похоже, губернатор был поглощен раздумьями, связанными с убийством и с Джейми, и едва осознавал мое присутствие.

– Да, – коротко ответила я и направилась к двери. – Где он?

– В официальной приемной. Но я не думаю, что вам следует…

Не дослушав, я открыла дверь, высунула голову в холл, но тут же отступила назад и захлопнула дверь.

По холлу шествовал адмирал, исполненный мрачной решимости. Впрочем, с одним адмиралом я бы как-нибудь сладила, но его, как флагмана, сопровождала целая флотилия младших офицеров. Лицо одного из них было мне знакомо, только вместо великоватого капитанского на нем сейчас красовался мундир со знаками отличия первого лейтенанта.

Он побрился и отдохнул, но лицо, все еще опухшее, наводило на мысль о не столь уж давних побоях. Несмотря на внешние изменения, узнать Томаса Леонарда было совсем не трудно, и я прекрасно понимала, что он тоже мигом узнает меня, несмотря на лиловый шелк.

В отчаянии я огляделась по сторонам, ища, где бы спрятаться, но в кабинете не было подходящего места, разве что под письменным столом между тумбами. Губернатор смотрел на меня, удивленно подняв брови.

– Что… – начал было он, но я приложила палец к губам и произнесла мелодраматическим шепотом:

– Не выдавайте меня, если хоть сколько-нибудь дорожите жизнью Джейми!

С этими словами я упала на бархатное кресло, схватила влажное полотенце и прикрыла им лицо. Затем сверхчеловеческим усилием воли заставила все мои члены расслабиться, как будто я сплю или валяюсь без чувств.

В следующий миг послышался звук открывающейся двери и высокий ворчливый голос адмирала.

– Лорд Джон… – начал он, но, видимо, заметив мою распростертую фигуру, осекся, а потом несколько понизил голос. – О! Я вижу, вы заняты.

– Нет-нет, адмирал. – Реакция у Джона Грея была превосходная, следовало признать. Он мигом овладел собой и заговорил как джентльмен, на попечении которого оказалась беспомощная дама: – Дело в том, что леди, увидев мертвое тело, испытала такое потрясение, что ей стало дурно.

– О, вполне понимаю, – проговорил адмирал с сочувствием. – Страшное зрелище, совсем не для леди.

После паузы он спросил сиплым шепотом:

– Вы думаете, она спит?

– Думаю, да, – ответил губернатор. – Она выпила столько бренди, что этого хватило бы, чтобы свалить лошадь.

Пальцы мои судорожно сжались, но я заставила себя лежать смирно.

– Правильно. Бренди – лучшее средство от шока, – продолжил адмирал голосом, напоминающим скрип несмазанных дверных петель. – Я хотел сказать вам, что послал на Антигуа за подкреплением. Дополнительные силы будут предоставлены в ваше распоряжение для поисков, если, конечно, ополченцы не схватят убийцу раньше.

– Надеюсь, этого не случится, – прозвучал полный злобы голос одного из офицеров. – Мне бы хотелось самому изловить желтого содомита, потому что простого повешения для него будет недостаточно. Вы меня понимаете?

Офицеры поддержали товарища одобрительными возгласами, но адмирал строго призвал их к порядку.

– Ваши чувства понятны и похвальны, джентльмены, и заслуживают уважения, но закон будет соблюден неукоснительно во всех отношениях. Доведите до сведения всех состоящих под вашим началом людей, что, как только злодей будет пойман, он предстанет перед судом губернатора и, заверяю вас, понесет заслуженную кару.

Слово «кара» было произнесено с нажимом, что не понравилось мне, но вызвало хор одобрительных восклицаний со стороны офицеров.

Отдав приказ обычным голосом, адмирал снова понизил его до шепота, когда перед расставанием проскрипел:

– Я останусь в городе, в гостинице Макадамса. Если вам, ваше превосходительство, потребуется любая помощь, не раздумывая, обращайтесь ко мне.

Послышалось шарканье ног и приглушенные голоса: морские офицеры расходились, стараясь не шуметь из снисхождения к моему состоянию. Затем я услышала приближающиеся шаги, но уже одного человека, за которыми последовал громкий вздох и скрип кресла под тяжело опустившимся на него телом. Ненадолго воцарилась тишина, а потом лорд Джон Грей произнес:

– Теперь вы можете встать, если вам угодно. Полагаю, вы потрясены не до такой степени, чтобы лишиться чувств, – добавил он с едкой иронией. – Мне почему-то кажется, что простого убийства недостаточно, чтобы лишить сил женщину, в одиночку боровшуюся с эпидемией брюшного тифа.

Я убрала полотенце и села лицом к нему. Он сидел за письменным столом, опершись подбородком на руки, и смотрел на меня.

– Потрясение потрясению рознь, – заметила я, пригладив мокрые волосы и встретив его взгляд. – Если вы понимаете, о чем речь.