Но куда она могла отправиться? Назад в Шотландию, чтобы связаться с кем-нибудь из представителей дома Ловата? Вряд ли. Из моей с ней беседы явствовало, что она собирается совершить прыжок во времени. Она готовилась к этому, собирала средства (в частности, забрала сокровище с острова тюленей) и завершала свои исследования.

Я смотрела на бумагу, охваченная ужасом. Родословная, разумеется, заканчивалась нынешним временем. Знала ли Джейли, кому суждено продолжить род Ловатов в будущем?

У меня появились вопросы к преподобному Кэмпбеллу, но стоило мне поднять на него глаза, как слова замерли на губах. В проеме двери, ведущей на веранду, стоял мистер Уиллоби.

Похоже, маленькому китайцу пришлось несладко: его шелковая пижама была грязной и рваной, а некогда округлые щеки впали, свидетельствуя о недоедании и утомлении. Узкие глаза скользнули по мне лишь с мимолетной искоркой узнавания; все его внимание было сосредоточено на преподобном.

– Эй, святоша, – произнес он неприятным, глумливым тоном, какого я у него никогда раньше на слышала.

Кэмпбелл резко развернулся, задел локтем вазу, и вода пролилась на палисандровую столешницу, намочив бумаги. Издав яростный крик, он схватил документы и попытался стряхнуть воду, пока чернила не расплылись.

– Посмотри, что ты наделал, гнусный убийца и язычник!

Уиллоби рассмеялся. Не своим обычным, высоким, хихикающим смехом, а низким и самодовольным. Правда, веселья в нем не слышалось.

– Моя убийца?

Он медленно покачал головой, не сводя с преподобного глаз.

– Не моя, святоша. Это твоя быть убийца.

– Убирайся прочь, приятель! – холодно процедил Кэмпбелл. – Сам должен понимать, что тебе нечего делать в доме леди.

– Моя знать про тебя! – Голос китайца звучал низко и ровно, взор оставался холодным. – Моя видеть тебя. Видеть тебя в красной комнате, с женщиной, которая смеяться. Видеть тебя в Шотландия с вонючие шлюхи.

Он нарочито медленно поднял руку и провел ребром ладони по горлу, словно лезвием ножа.

– И моя думать, святоша, твоя убивать люди часто.

Преподобный Кэмпбелл побледнел, то ли от потрясения, то ли от гнева. Этого я не знала, но зато точно знала, что сама тоже бледна – от страха.

– Мистер Уиллоби…

Не глядя в мою сторону, он поправил меня почти безразличным тоном:

– Я И Тьен Чо.

Мысли мои метались в поисках выхода из сложившейся ситуации и зацепились за нелепый вопрос: какое обращение будет правильнее – мистер И или мистер Чо?

– Убирайся немедленно!

Похоже, бледность преподобного была все-таки вызвана яростью. Он двинулся на китайца, сжав здоровенные кулаки, но мистер Уиллоби даже не шелохнулся, будто не замечал угрозы.

– Твоя лучше уйти, Первая жена, – мягко произнес он, обращаясь ко мне. – Святоша любить женщин. Сильно любить, но не тем, что висеть между ног. Он любить ножом.

Корсета на мне не было, но лиф сделался вдруг таким тесным, что перехватило дыхание и я не могла вымолвить ни слова.

– Чушь! – взревел преподобный. – Еще раз говорю тебе – убирайся! Или я…

– Лучше стойте смирно, преподобный Кэмпбелл, – проговорила я, дрожащей рукой вытащила из кармана полученный от Джейми пистолет и навела на него.

К моему удивлению, он повиновался – замер на месте, уставившись на меня, словно я у него на глазах отрастила вторую голову.

До сих пор мне не случалось никого держать под прицелом, и ощущение было странно пьянящим, пусть даже пистолетный ствол ходил ходуном. Правда, я понятия не имела, что делать дальше.

– Мистер…

Я осеклась и решила, чтобы не дать маху, использовать все имена разом.

– И Тьен Чо, ты видел преподобного на губернаторском балу с миссис Алкотт?

– Моя видеть, как он ее убивать, – спокойно ответил китаец. – Лучше твоя стреляй, Первая жена.

– Но это же нелепость. Дорогая миссис Фрэзер, не можете же вы принять на веру слова дикаря, который сам…

Кэмпбелл повернулся ко мне, стараясь говорить убедительно, но впечатление сильно портили выступившие на его лбу крупные капли пота.

– Боюсь, что его слова очень похожи на правду, – сказала я. – Вы там были. Я вас видела. И вы находились в Эдинбурге, когда там произошло последнее убийство проститутки. Нелли Коуден говорила, что вы жили в Эдинбурге два года, и именно в эти годы Изверг убивал девушек.

Курок под моим пальцем казался скользким.

– Этот проклятый язычник тоже жил там в то же самое время! – Священник мотнул головой в сторону китайца, и его лицо побагровело от ярости. – Неужели вы настолько глупы, что поверите на слово человеку, предавшему вашего мужа?

– Кому?

– Ему! – Озлобление сделало голос преподобного хриплым. – Этой нечистой твари, выдавшей Фрэзера сэру Персивалю Тернеру. Сэр Персиваль сам мне рассказал!

Пистолет чуть не выпал из моих рук: для столь неподготовленной особы события развивались слишком быстро. Я отчаянно надеялась, что Джейми и его спутники уже нашли Айена и вернулись к реке. Не застав меня на месте встречи, они обязательно пойдут осмотреть дом.

Я слегка приподняла пистолет с намерением велеть преподобному отправляться на кухню: мне казалось, что в данной ситуации лучше всего было бы запереть его в буфетной.

– Думаю, вам лучше… – начала было я, но тут он бросился на меня, и я непроизвольно нажала на курок.

Пистолет громыхнул и подскочил в руке. Маленькое облачко едкого дыма обдало мне лицо, глаза заслезились.

Но я в него не попала. Выстрел испугал преподобного, однако спустя миг на его физиономии появилось выражение злобного удовлетворения. Не говоря ни слова, он полез за пазуху и вытащил гравированный металлический футляр длиной в шесть дюймов, с одного конца которого высовывалась белая рукоять из оленьего рога.

С поразительной отчетливостью, всегда сопровождающей отчаянные ситуации, я отмечала каждую мелочь, от зазубрин на лезвии извлеченного ножа до запаха розы, на которую он наступил, направляясь ко мне.

Бежать было некуда.

Я собралась защищаться, хотя понимала, что толку от этого не будет: недавний порез на моей руке горел, словно давая понять, что это еще мелочи, а вот то, что ждет меня сейчас, будет гораздо хуже. Краем глаза я заметила что-то вроде голубой вспышки и услышала приглушенный смачный звук, как будто кто-то уронил с большой высоты дыню. Преподобный медленно повернулся. Глаза его были широко открыты и совершенно пусты, что на мгновение сделало его похожим на Маргарет.

Потом он упал.

Грохнулся, как куль с овсом, даже не подняв руки, чтобы защититься. Один из столиков атласного дерева опрокинулся, ароматическая смесь разлетелась, полированные камушки рассыпались. Голова преподобного стукнулась об пол у моих ног и слегка подскочила, а потом застыла на полу. От неожиданности я отступила еще на шаг и уперлась спиной в стену.

От удара на виске преподобного осталась страшная вмятина. Прямо на моих глазах его лицо стало терять цвет, сделавшись из холерически-красного одутловато-белым. Его грудь поднялась, опала, замерла – и поднялась снова. Глаза были открыты, так же как и рот.

– Дзей-ми быть здесь, Первая жена? – осведомился китаец, убирая мешочек с каменными шарами обратно в рукав.

– Да, он здесь, снаружи. – Я помахала рукой в сторону веранды. – А что, ты правда… на самом деле…

Ощутив подступающую волну ужаса, я, чтобы хоть как-то совладать с ней, закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Это правда был ты? – повторила я, не открывая глаз, поскольку решила, что если ему вздумается проломить голову и мне, лучше на это не смотреть. – Он сказал правду? Ты действительно выдал место встречи в Арброуте сэру Персивалю? Кто рассказал ему про Малькольма и типографию?

Ни ответа, ни каких-либо действий не последовало. Я открыла глаза и увидела, что китаец стоит неподвижно и смотрит на преподобного Кэмпбелла.

Арчибальд Кэмпбелл лежал, как труп, и, хотя он еще не умер, приближение темного ангела уже ощущалось: его кожа приобрела слегка зеленоватый оттенок, что мне случалось наблюдать у умирающих людей. Легкие, однако, продолжали работать, со свистом втягивая и выпуская воздух.

– Значит, это был не англичанин, – сказала я, вытирая вспотевшие ладони о юбку. – А человек с английским именем – Уиллоби.

– Моя не Уиллоби! – резко возразил китаец. – Моя звать И Тьен Чо.

– Но почему?! – Мой голос почти сорвался на крик. – Проклятье, посмотри на меня! Почему?

Китаец послушался и перевел взгляд на меня. Его глаза были круглыми и черными, как мраморные шарики, но они лишились блеска.

– В Китай… – начал он, – есть… пророчество. Пророчество вещать, что один день приходить демоны.

Он кивнул раз, другой, потом посмотрел на распростертое тело.

– Моя бежать из Китай спасать своя жизнь. Долго-долго моя просыпаться – видеть призраки. Всюду вокруг моя – призраки, демоны. Потом являться большой демон – страшное белое лицо, огненный волос. Моя думать, он пожрать мою душу.

Его глаза, только что сфокусированные на Кэмпбелле, поднялись к моему лицу, но остались неподвижными, как стоячая вода.

– И он пожрать душу. Моя больше не И Тьен Чо.

– Он спас твою жизнь, – возразила я.

Китаец кивнул.

– Знаю. Но лучше моя умирать. Умирать лучше, чем быть Уиллоби. Уиллоби! Тьфу!

Он повернул голову и плюнул, а его лицо внезапно исказила злоба.

– Он говорить мой язык, Дзей-ми пожирать мою душу.

Приступ злобы схлынул так же быстро и неожиданно, как накатил. Китаец покрылся потом и провел рукой по лицу, стирая испарину.

– В таверна моя видеть человек, спрашивать про Мак Ду, – продолжил он без всякого выражения. – Моя пить. Желать женщина, но ни одна не хотеть пойти, все смеяться и говорить «желтый червяк», когда показывать на…

Он махнул рукой, указывая на передок своих штанов, покачал головой, и его длинная коса зашелестела о шелк.

– Неважно, что делать гао-фе, моя быть пьяный. Человек-призрак искать Мак Ду. Он спрашивать, знать ли моя. Моя говорить да, знать Мак Ду. – Он пожал плечами. – Это не важно, что моя говорить.

Китаец снова посмотрел на священника. Я увидела, как обтянутая черной тканью грудь поднялась, опала, поднялась снова, опала… и замерла. Хриплое дыхание больше не вырывалось из легких. Все стихло.

– Это долг, – произнес И Тьен Чо, кивнув на недвижное тело. – Моя не иметь чести, моя чужак, но долг моя платить. Твоя жизнь за моя, Первая жена. Передай Дзей-ми.

Еще раз кивнув, китаец повернулся к двери. С темной веранды донесся тихий шелест перьев. На пороге он обернулся.

– Когда моя проснуться на пристань, моя думать, будто вокруг призраки, – тихо сказал И Тьен Чо. Глаза его были темными и плоскими, лишенными глубины. – Но моя ошибаться. Это моя. Моя сам быть призрак.

С веранды повеяло ветерком, и китаец исчез. Снаружи донеслось легкое шарканье войлочных подошв, за которым последовал шелест крыльев и протяжный птичий крик, растворившийся среди ночных звуков плантации.

Мои ноги подкосились, я села на софу и уронила голову на колени, молясь о том, чтобы не потерять сознания. Кровь тяжело стучала в ушах. Потом мне померещилось свистящее дыхание, и я в испуге вскинула голову, но преподобный Кэмпбелл лежал неподвижно.

Не желая оставаться в одной комнате с трупом, я встала, обошла тело, стараясь держаться как можно дальше, но уже у самого выхода на веранду остановилась. Все события нынешнего вечера вертелись в моей голове, словно разноцветные стеклышки калейдоскопа.

Пока они не складывались в гармоничный узор, но, памятуя о том, что сказал преподобный еще до прихода И Тьен Чо, я полагала, что если ключ к тому, куда подевалась Джейли, вообще существует, то искать его надо наверху. Я зажгла свечу и направилась через погруженный во тьму дом к лестнице, заставляя себя не оглядываться. Меня бил озноб.


Рабочая комната тоже утопала во тьме, но из дальнего угла распространялось слабое, жутковатое фиолетовое свечение, а в воздухе висел странный едкий запах, щекотавший ноздри и даже заставивший меня чихнуть. Легкий металлический привкус на нёбе напомнил мне давние лабораторные занятия по химии.

Ртуть – дошло до меня. Пары ртути. Светящиеся пары, не только пугающе красивые, но и чертовски ядовитые. Вытащив носовой платок, я прикрыла им нос и рот, после чего шагнула к источнику фиолетового свечения.

На деревянной поверхности стойки была выжжена пентаграмма.

Если Джейлис и использовала камни, чтобы выложить узор, то забрала их с собой, но кое-что все-таки оставила.

Фотография сильно обгорела по краям, но середина уцелела, и когда мой взгляд упал на нее, сердце сжалось от потрясения. Схватив карточку, я прижала ее к груди со смешанным чувством ярости и паники.

Зачем ей потребовалось совершать это… это осквернение? Оно не была жестом, направленным против меня или Джейми, ибо Джейли никак не могла предвидеть, что кто-то из нас к ней явится.