Диана Гэблдон - Путешественница

В первый раз за десять лет он смог найти в себе силы простить того слабого человека, который некогда был его другом. Вынужденный неоднократно платить цену, которую требовал его собственный дар, он смог наконец понять, как тяжела участь того, кто был королем по рождению, но не по предназначению и призванию.

Энгюс Маккензи сидел рядом с ним, прислонившись к стене. Он уронил голову на колени и тихо посапывал, закутавшись в одеяло. Фрэзер почувствовал, как сон подкрадывается к нему, суля воссоединение разрозненных частей его «я», и понял, что проснется поутру, вновь обретя целостность – но, конечно, еще не залечив болячки.

А вместе с этим к нему пришло облегчение, связанное с избавлением от многих тягот, прежде всего от тяжести неразделенной ответственности, необходимости принимать решения. Искушение исчезло вместе с возможностью ему поддаться, но, что более важно, ушло, может быть даже навсегда, и бремя гнева.

«Итак, – подумал он через собирающийся туман, – Джон Грей вернул мне мой удел и уже за одно это заслужил благодарность».

Инвернесс, 2 июня 1968 года

Роджер нашел ее утром, свернувшуюся клубочком на диване в кабинете и укрытую пледом. Бумаги, вывалившиеся из папки, были небрежно разбросаны по полу.

Свет из высоких, от пола до потолка, окон струился внутрь, заливая кабинет, но спинка дивана затеняла лицо Клэр и не давала рассвету разбудить ее. Луч только что перебрался через изгиб пыльного бархата и запутался в прядях ее волос.

«Не лицо, а зеркало, во многих отношениях», – подумал Роджер, глядя на Клэр.

Ее кожа была так нежна, что на висках и горле просвечивали голубые прожилки, а черты лица были будто выточены из слоновой кости.

Плед соскользнул, обнажив плечи. Одна рука расслабленно покоилась на груди, так и не выпустив смятый листок бумаги. Роджер бережно приподнял ее руку, чтобы взять бумагу, не разбудив Клэр. Тяжелая от сна рука была поразительно теплой и гладкой.

Его взгляд сразу остановился на этом имени; он знал, что она должна была найти его.

– Джеймс Маккензи Фрэзер, – прошептал он и перевел взгляд с листка бумаги на спящую женщину.

Луч света коснулся изгиба ее уха; она чуть пошевелилась, повернула голову и снова погрузилась в сон.

– Не знаю, каким ты был, приятель, – обратился Роджер к невидимому шотландцу, – но раз заслужил ее, то наверняка представлял собой что-то стоящее.

Роджер осторожно поправил плед, укутав плечи Клэр, опустил жалюзи на окне и, присев на корточки, стал собирать разбросанные бумаги из папки Ардсмура. Ардсмур. Даже если в этих записях и не отражено, что сталось с Джейми Фрэзером, в тюремных архивах в конце концов обязательно найдутся о нем какие-то сведения. Может потребоваться еще одна вылазка в архивы шотландских горцев или поездка в Лондон, но следующий шаг уже определен, путь ясен.

Брианна спускалась по лестнице, когда он, двигаясь с преувеличенной осторожностью, закрыл за собой дверь кабинета. Она вопросительно посмотрела на него, и он с улыбкой поднял папку.

– Он найден, – прошептал Роджер.

Брианна промолчала, но улыбнулась в ответ, и эта улыбка озарила ее лицо, как ясное восходящее солнце.

Хэлуотер, сентябрь 1756 года

– Мне кажется, – осторожно заметил Грей, – вам стоит подумать о том, чтобы сменить имя.

Он не ожидал ответа: за четыре дня путешествия Фрэзер не сказал ему ни единого слова, ухитряясь избегать непосредственного общения даже в неловких ситуациях, когда приходилось располагаться в одной комнате таверны. Грей пожал плечами и улегся в постель, тогда как Фрэзер, не отреагировав ни жестом, ни взглядом, завернулся в поношенный плащ и устроился перед очагом. Почесываясь от множества укусов блох и клопов, Грей рассудил, что Фрэзер, возможно, выбрал лучший вариант для сна.

На следующий день Грей предпринял очередную попытку разговорить Фрэзера.

– Ваш новый хозяин не очень хорошо настроен по отношению к Карлу Стюарту и его сторонникам, поскольку потерял при Престонпансе единственного сына, – продолжил он, обращаясь к чеканному профилю своего спутника.

Гордон Дансени, молодой капитан из полка Болтона, был всего на несколько лет старше его самого. Они оба могли пасть на том поле, не случись встречи в лесу близ Кэрриарика.

– Вы вряд ли можете надеяться скрыть тот факт, что вы шотландец и к тому же горец. Однако если вы снизойдете до того, чтобы принять добрый совет, то, право же, было бы осмотрительнее не использовать столь известное имя как ваше собственное.

Каменное выражение лица Фрэзера совершенно не изменилось. Он пришпорил лошадь и направил ее в обгон гнедого коня Грея, выискивая следы тропы, которую смыло недавнее наводнение.

Время близилось к вечеру, когда они пересекли арку Эшнесского моста и начали спуск по склону в сторону озера Уотенлеф. Озерный край Англии совсем не похож на Шотландию, подумал Грей, но, по крайней мере, здесь тоже есть горы. С более мягкими очертаниями, пологими склонами, далеко не столь грозные и суровые, как отвесные утесы горной Шотландии, но все-таки горы.

Ветерок ранней осени нагонял рябь на мрачные воды озера Уотенлеф с его болотистыми, густо заросшими осокой и тростником отмелями. В этом году летние дожди были обильнее, чем обычно, озеро вышло из берегов, и верхушки затопленных кустов торчали над лениво колыхавшейся водой.

На вершине следующего холма тропа расходилась в двух направлениях. Фрэзер, ехавший на некотором расстоянии впереди, придержал лошадь в ожидании указаний, и ветер разметал его волосы. В то утро он не заплел их, и огненные пряди вздымались над его головой, как языки пламени.

Хлюпая по грязи вверх по склону, Джон Уильям Грей поднял взгляд на своего спутника, и у него перехватило дыхание: не будь этой развевающейся гривы, Фрэзера можно было бы принять за бронзовую конную статую.

– О Люцифер, сын зари[6], – прошептал Грей, облизав губы, но воздержался от того, чтобы произнести остаток цитаты.

Для Джейми четырехдневная поездка в Хэлуотер обернулась сплошным мучением. Неожиданная иллюзия свободы в соединении с уверенностью в ее неизбежной утрате внушала ему недобрые предчувствия относительно неизвестного ему места назначения.

К этому чувству добавлялись гнев и печаль, порожденные расставанием с товарищами и с горной Шотландией, усугубленные пониманием того, что расстались они, возможно, навсегда, ну и, наконец, вульгарная боль в седалищных мышцах, вызванная тем, что он отвык от седла. Все это в совокупности причиняло ему страдания, и лишь данное слово удерживало шотландца от того, чтобы, выбрав укромное местечко, стащить майора Джона Уильяма Грея с седла и придушить.

Слова Грея эхом отзывались в ушах, наполовину заглушенные прерывистым ритмом его гневной крови, когда несколькими днями раньше он стоял в кабинете коменданта.

– Поскольку обновление крепости в основном завершено – с помощью вас и ваших людей, – Грей позволил себе нотку иронии в голосе, – заключенных переведут в другое место, а в крепости Ардсмур разместится гарнизон в составе подразделений его величества двенадцатого драгунского полка.

Военнопленных шотландцев переправят в американские колонии, – продолжил он. – Их продадут колонистам на условиях семилетнего рабочего контракта.

Джейми старался держаться бесстрастно, но, услышав эту новость, почувствовал, что лицо и руки онемели от потрясения.

– Рабочий контракт? Это все равно что семилетнее рабство!

Но на самом деле он думал даже не об этом. Одно слово звучало в его сознании: Америка!

Страна первозданных лесов, населенная дикарями и, главное, отделенная от Британии тремя тысячами миль бурной водной пустыни. Семь лет рабства – это одно, но принудительные работы за океаном, в Америке, – это, по существу, пожизненное изгнание из Шотландии!

– Рабочий контракт – это не рабство, – заверил его Грей, но майор не хуже шотландца знал, что помимо формального названия разница заключается только в том, что такого рода работник (если останется в живых) по истечении означенного срока вернет себе свободу.

Во всем же прочем осужденный являлся самым настоящим рабом того человека, которому его продавала казна: хозяин мог подвергать его телесным наказаниям, включая порку и клеймение, и не имел права лишь казнить его. Рабу было запрещено покидать господина без его дозволения.

Как теперь было запрещено и Джеймсу Фрэзеру.

– Вас не отправят с остальными, – продолжил Грей, глядя в сторону. – Вы не просто военнопленный, вы осужденный изменник, приговоренный к тюремному заключению, и ваш приговор может быть пересмотрен лишь лично его величеством. А его величество не считает нужным заменять для вас меру наказания отправкой в колонии.

Эти слова породили у Джейми сложную гамму чувств: помимо гнева и искреннего сочувствия к товарищам он ощутил (и осознал это) искорку постыдного облегчения, связанного с тем, что, какова бы ни была его судьба, ему не придется вверять себя морю. Пристыженный этим пониманием, он обратил холодный взгляд на Грея.

– Золото, – невыразительно произнес он. – В этом все дело, верно?

Пока оставалась слабая надежда на то, что из него удастся вытянуть сведения о полумифическом сокровище, английская корона не допустит, чтобы он сгинул в морской пучине или стал жертвой дикарей в колониях.

Майор, по-прежнему глядя в сторону, молча пожал плечами, как бы соглашаясь.

– И куда же меня отправят?

Он сам услышал в своем голосе неприятную, тревожную хрипотцу.

Грей принялся убирать свои записи. Было начало сентября, и теплый ветерок дул в приоткрытое окно, вороша бумаги.

– Это место называется Хэлуотер. В Озерном крае Англии. Вас передадут в распоряжение лорда Дансени, которому вы будете служить в том качестве, какое он сочтет нужным.

Грей поднял голову, но прочесть что-либо в его светло-голубых глазах было невозможно.

– Раз в три месяца я буду посещать вас – с проверкой.

И вот теперь, когда они ехали один за другим, Джейми смотрел на затянутую в красный мундир спину майора и, пытаясь хотя бы в мыслях найти освобождение, рисовал воображаемую картину расправы. Он представлял себе, как выкатятся эти голубые глаза, когда его руки сожмут, словно тиски, тонкое горло, и жилистое тело забьется в судорогах, пока не обмякнет, как удушенный кролик.

Его величество? Как же! Нет уж, его не проведешь. Золото здесь всего лишь предлог, а остальное – дело рук Грея. Чертов майор устроил так, чтобы его отдали в услужение туда, где сам майор сможет надзирать над ним и злорадствовать. Такова его месть.

По вечерам, укладываясь перед очагом в таверне, он мучился не столько от боли в каждой мышце, сколько от ярости и негодования и с теми же чувствами встречал рассвет. Дыхание спутника, каждое его шевеление приводили Джейми в бешенство, и он отчаянно мечтал о том, чтобы Грей позволил себе какую-нибудь непристойную выходку, которая смогла бы освободить его от данного слова. Однако Грей лишь посапывал, и жажда убийства оставалась неутоленной.

Они пересекли мост Хэлвеллин и проехали вдоль берега очередного из здешних чудных, заросших травою озер, под кленами и лиственницами, красные и желтые листья которых, кружа и шелестя на ветру, липли к вспотевшему крупу коня и задевали лицо Джейми. И тут Грей, ехавший впереди, придержал лошадь и обернулся в седле.

Значит, они добрались. Склон круто спускался в долину, где, полускрытый осенними деревьями, стоял усадебный дом.

Перед Фрэзером раскинулся Хэлуотер, а с ним перспектива жизни в постыдном рабстве. Он выпрямился в седле и ударил лошадь пятками в бока сильнее, чем того хотел.

Грея приняли в главной гостиной. Лорд Дансени великодушно не обратил внимания на его запыленную одежду и грязные сапоги, а леди Дансени, невысокая полная женщина с выцветшими светлыми волосами, в полной мере проявила гостеприимство.

– Выпить, Джонни, с дороги тебе обязательно нужно выпить. И, Луиза, моя дорогая, может быть, ты приведешь девочек поздороваться с нашим гостем.

Когда леди Дансени повернулась, чтобы отдать распоряжения лакею, его лордство склонился над бокалом и вполголоса спросил:

– Шотландский пленник – ты привез его с собой?

– Да, – ответил Грей.

Леди Дансени, занятая оживленным разговором с дворецким относительно изменений в меню обеда, вряд ли могла услышать, но он счел за благо говорить тихо.

– Я оставил его в передней, поскольку мне неизвестно, что ты собираешься с ним делать.

– Ты говорил, что этот малый умеет управляться с лошадьми? Значит, лучше всего сделать его конюхом, как ты и предлагал.

Лорд Дансени бросил взгляд на жену и предусмотрительно повернулся к ней спиной, чтобы обеспечить полную конфиденциальность разговора.