Диана Гэблдон - Путешественница

– Ты прекрасно знаешь, что я постарался бы уберечь его от любой беды, потому что люблю этого малого, как родного сына!

– Прекрасно знаю! – отозвался Айен, глядя Джейми в глаза. – Но он не твой сын. Он мой сын.

Джейми долго молчал, выдерживая его взгляд, потом протянул руку и бережно поставил чашку на стол.

– Ага, – тихо произнес он. – Твой.

Айен постоял несколько мгновений, тяжело дыша, потом медленно провел рукой по лбу, убирая назад густые темные волосы.

– Вот и ладно.

Он пару раз глубоко вздохнул и повернулся к сыну.

– Пойдем. Я снял комнату у Холлидея.

Костлявые пальцы юноши еще крепче сжали мою руку.

Он не двинулся с места.

– Нет, отец. – Голос его дрожал, и он крепко зажмурился, чтобы не заплакать. – Я не пойду с тобой.

Айен страшно побледнел, а на скулах проступили темно-красные пятна, словно кто-то ударил его по щекам.

– Значит, вот как?

Айен-младший кивнул.

– Я… я пойду с тобой утром, отец. Я вернусь с тобой домой. Но не сейчас.

Айен долго молча смотрел на сына. Плечи его поникли, напряженное тело обмякло.

– Понятно, – тихо произнес он. – Ну что ж. Ладно.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел, очень осторожно закрыв за собой дверь. Я слышала глухой стук деревянной ноги на каждой ступеньке, пока он спускался по лестнице. Недолгое шарканье по полу гостиной, голос Бруно, прощавшегося с ним, и звук закрывающейся входной двери. В комнате воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь потрескиванием огня в очаге за моей спиной.

Плечо парнишки дрожало под моей рукой: он беззвучно плакал.

Джейми медленно подошел и сел рядом с ним, его лицо было полно тревоги.

– Айен, мальчик мой… Бога ради, тебе не следовало это делать.

– У меня не было другого выхода.

Парнишка втянул воздух, засопел, и я поняла, что он сдерживал дыхание. Его обожженное и искаженное мукой лицо повернулось к дяде.

– Я не хотел причинять боль отцу, – сказал он. – Я не хотел!

Джейми рассеянно погладил его колено.

– Я знаю, дружок. Но говорить ему такие вещи…

– Я не мог сказать ему то, что мне придется сказать тебе, дядя Джейми!

Джейми поднял глаза: его насторожил тон племянника.

– Сказать мне? О чем?

– Об этом человеке. Человеке с косичкой.

– И что о нем?

Юный Айен облизал губы, собираясь с духом.

– Кажется, я убил его, – прошептал он.

Пораженный Джейми посмотрел на меня, потом снова на племянника.

– Как?

– В общем… я немножко наврал, – начал Айен дрожащим голосом. У него на глазах выступили слезы, но он смахнул их и продолжил: – Когда я зашел в печатную мастерскую – у меня был ключ, который ты мне дал, – этот человек уже был там.

Моряк находился в самой задней каморке. Там хранились стопки только что напечатанных заказов, запасы свежих чернил, промокательной бумаги, которая использовалась для очистки печатного станка, и маленький кузнечный горн, где изношенные отливки литер переплавлялись в свежие.

– Он хватал памфлеты из стопки и совал за пазуху, – сказал Айен, сглатывая. – Увидев такое, я, ясное дело, крикнул, чтобы он прекратил, и тогда этот тип наставил на меня пистолет.

И выстрелил, но, к счастью, промазал и лишь напугал Айена. Тогда незваный гость бросился на парнишку, чтобы ударить его рукояткой.

– У меня не было времени ни бежать, ни думать, – продолжал Айен, отпустив наконец мою руку и сжав собственное колено. – Я схватил первое, что подвернулось под руку, и запустил в него.

Этим предметом оказался медный черпак с длинной ручкой для разливки расплавленного свинца по литерным формам. Топливо основательно прогорело, но горн еще оставался раскаленным, и обжигающие брызги расплавленного свинца полетели в лицо моряка.

– Господи, как же он заорал!

Юноша конвульсивно содрогнулся, и я, обойдя кушетку, села с ним рядом, взяв за руки.

Моряк, схватившись за физиономию, повалился навзничь и опрокинул горн, рассыпав уголья.

– Так и начался пожар, – сказал Айен. – Я пытался его погасить, но огонь перекинулся на кипу чистой бумаги, совершенно неожиданно что-то полыхнуло мне в лицо, и показалось, будто горит вся комната.

– Бочонки с типографской краской, наверное, – пробормотал Джейми.

Чернильный порошок растворяется в спирту. Скользящие стопки пылающей бумаги рассыпались между Айеном и задней дверью, пламя разгоралось все сильнее, помещение заполнялось клубами черного дыма. Ослепленный моряк, вопивший как банши, барахтался на полу где-то между мальчиком и спасительной дверью в переднее помещение типографии.

– Я… я не мог заставить себя коснуться его, столкнуть с пути, – признался Айен и снова задрожал.

Окончательно потеряв голову, мальчик побежал вверх по лестнице, но оказался в ловушке, поскольку, когда задняя каморка заполыхала, словно очаг, лестничный проем превратился в дымоход и стал стремительно заполняться едким, удушающим дымом.

– А почему ты не подумал о том, чтобы выбраться на крышу через люк? – спросил Джейми.

Юный Айен сокрушенно замотал головой.

– Я не знал, что он там есть.

– А зачем, кстати, он там устроен? – полюбопытствовала я.

Джейми слегка улыбнулся.

– На случай нужды. Только у глупой лисы есть всего один выход из норы. Правда, признаюсь, велев сделать люк, я думал вовсе не о пожаре.

Он покачал головой и вернулся к расспросам.

– Так ты думаешь, этому человеку не удалось выбраться из огня?

– Думаю, нет. А значит, он погиб. И получается, что это я его убил. Ну не мог я признаться папе, что стал уби… уби…

Он снова заплакал, не в силах выговорить страшное слово.

– Никакой ты не убийца, Айен, – уверенно заявил Джейми. – Кончай хныкать, ты не сделал ничего плохого. Ничего, слышишь меня?

Мальчик кивнул, но его худенькое тело продолжала бить дрожь, да и поток слез не иссякал. Я обняла его, положила его голову себе на плечо и стала поглаживать по спине, успокаивая, словно маленького ребенка, и тихо приговаривая слова утешения.

Ощущение было странное: ростом Айен был со взрослого мужчину, но кости еще не обросли мускулами, и, если закрыть глаза, могло показаться, будто я обнимаю скелет. Уткнувшись мне в грудь, он продолжал что-то бормотать, всхлипывая, и разобрать удавалось лишь отдельные слова:

– …смертный грех… обречен гореть в аду… не мог сказать папе… боялся… не могу идти домой…

Джейми вопросительно посмотрел на меня, но я лишь беспомощно пожала плечами, разглаживая густые волосы на затылке парнишки.

Наконец Джейми не выдержал и, взяв юношу за плечи, развернул к себе.

– Послушай, Айен, – сказал он. – Нет, посмотри, посмотри на меня!

С большим усилием мальчик поднял голову и уставился на дядю покрасневшими, полными слез глазами.

– Так вот. – Джейми взял руки племянника и слегка сжал их. – Во-первых, убить человека, который пытался убить тебя, не грех. Церковь разрешает убить, если нет другого выхода, защищая себя, свою семью или свою страну. Так что ты не совершил смертного греха и ты не проклят.

– Правда?

Айен засопел и утер лицо рукавом.

– Нет, ты не проклят. – В глазах Джейми промелькнул едва уловимый намек на улыбку. – Утром мы вместе пойдем к отцу Хейсу, и ты исповедаешься. Вот увидишь, он скажет тебе то же самое, что я, и отпустит грехи.

– О!

В этом восклицании прозвучало глубокое облегчение, и худые плечи Айена-младшего расправились, как будто с них свалилась тяжесть.

Джейми снова погладил племянника по колену.

– Во-вторых, тебе не нужно бояться рассказать отцу.

– Нет?

Если слова Джейми насчет греха были без колебаний приняты его племянником на веру, то к последнему утверждению он, похоже, отнесся со скептицизмом.

– Ну, я не говорю, что он не расстроится, – добавил Джейми честно. – По правде сказать, седины у него прибавится, это уж как пить дать. Но он поймет. Он тебя не выгонит и не лишит наследства, если ты этого боишься.

– Ты думаешь, он поймет?

Мальчик посмотрел на Джейми глазами, в которых надежда боролась с сомнением.

– Я… я думал… он… Мой отец убивал когда-нибудь? – неожиданно спросил он.

Джейми моргнул, захваченный этим вопросом врасплох.

– В общем, – медленно произнес он, – думаю, что в битвах ему участвовать доводилось, но вот насчет того, убил он кого или нет, по правде говоря, не знаю. – Он взглянул на племянника с некоторым смущением. – Понимаешь, мужчины не больно-то распространяются на сей счет. Ну, не считая похвальбы перепившейся солдатни.

Айен кивнул, усваивая услышанное, но тут же снова зашмыгал носом. Джейми, полезший было в рукав за платком, вдруг вскинул глаза. До него дошло.

– Так вот почему ты решил рассказать мне, а не отцу? Потому что ты знал, что раньше я убивал людей?

Его племянник кивнул, всматриваясь в лицо Джейми с доверием и тревогой.

– Ага. Я подумал… я подумал, что, может быть, ты знаешь, что надо делать.

– Вот оно что.

Джейми сделал глубокий вдох и посмотрел на меня.

– Ну…

Его плечи напряглись и расправились, и я поняла, что он принял на себя бремя, которое возложил на него племянник.

– Вот что тебе нужно, – сказал он. – Во-первых, спросить себя, был ли у тебя выбор. Его у тебя не было, так что можешь успокоиться. Потом пойди к исповеди, если можешь. Если нет – соверши добрый старый акт покаяния. Когда речь идет не о смертном грехе, этого вполне достаточно. При этом, заметь, – горячо заверил он, – вины на тебе нет, но, поскольку ты искренне сожалеешь о произошедшем, покаяние поможет тебе облегчить душу. Ты оказался под тяжестью свалившейся на тебя суровой необходимости, такое порой случается, и тут уж ничего не поделаешь. А потом помолись о душе того, кого ты убил, чтобы она обрела упокоение и не преследовала тебя. Ты знаешь молитву, которая называется «За упокой души»? Прочитай ее на досуге, а в бою, когда времени нет, читай «Вверение души»: «Деснице Твоей, Иисус Христос, Царь града небесного, вверяю душу сию. Аминь!»

– «Деснице Твоей, Иисус Христос, Царь града небесного, вверяю душу сию. Аминь!» – повторил еле слышно юноша, медленно кивнул и спросил: – Ну хорошо, а что потом?

Джейми протянул руку и с великой нежностью коснулся щеки племянника.

– А потом ты просто будешь жить с этим дальше. Вот и все.

– Ты думаешь, что человек, которого выслеживал Айен-младший, имеет какое-то отношение к предупреждению сэра Персиваля?

Я сняла салфетку с подноса с ужином, который только что принесли, и одобрительно принюхалась: со времени похлебки у Моубрея прошло немало времени.

Джейми кивнул, взяв что-то вроде горячего пирожка, начиненного неизвестно чем.

– Я бы удивился, окажись это не так, – сухо сказал он. – Есть немало желающих устроить мне неприятности, но я не могу себе представить, чтобы они шайками бродили по всему Эдинбургу. – Он откусил и энергично стал жевать, качая головой. – Ладно, тут все ясно и не о чем особо беспокоиться.

– Разве? – Я надкусила свой пирожок, потом откусила побольше. – Очень вкусно. Что это?

Джейми положил пирожок, прищурился, приглядываясь к начинке.

– Голубь с трюфелями.

И засунул его в рот целиком.

– Нет. – Он сделал паузу, чтобы проглотить кусок, и повторил уже более отчетливо: – Нет, скорее всего, в этом замешан контрабандист-конкурент. Существуют две шайки, с которыми у меня время от времени возникают разногласия.

Он махнул рукой, рассыпав крошки, и потянулся за очередным пирожком.

– Судя по тому, как вел себя этот человек – принюхивался к бренди, но почти не пробовал его, – возможно, это был дегустатор, человек, способный по запаху определить, где было сделано вино, а по вкусу – в каком году его разлили в бутылки. Весьма полезный малый, – задумчиво добавил он, – и удивительно, что такого специалиста пустили по моему следу.

К ужину было подано вино. Я налила бокал и провела им у себя под носом.

– Он сумел выследить тебя – именно тебя – с помощью бренди?

– Более или менее. Ты помнишь моего кузена Джареда?

– Конечно помню. Хочешь сказать, он до сих пор жив?

После бойни при Куллодене и того, что за ней последовало, было приятно услышать, что Джаред, состоятельный шотландский эмигрант с процветающим винным бизнесом в Париже, по-прежнему среди живых, а не среди мертвых.

– Я думаю, избавиться от него можно, только запихав в бочонок и бросив в Сену, – сказал Джейми, блеснув зубами, которые на фоне запачканного сажей лица казались ослепительно белыми. – Так что старина не только жив, но и наслаждается жизнью. А откуда, по-твоему, я получаю французский бренди, который привожу в Шотландию?

Очевидный ответ был «Франция», но я воздержалась от озвучивания такого простого варианта.

– От Джареда, я полагаю?