– Что, никакого блуда или нечистых мыслей?

– Конечно нет, – серьезно ответил он. – Любые плотские помыслы не греховны, если ты помышляешь о законной, венчанной жене. Они становятся нечистыми, только если ты думаешь о других леди.

– Понятия не имела, что, оказывается, целью моего возвращения было спасение твоей души. Но так приятно принести пользу.

Он рассмеялся, наклонился и поцеловал меня от всего сердца.

– Интересно, сойдет ли это за индульгенцию? – сказал он, оторвавшись, чтобы набрать воздуха. – А ведь должно бы. Это гораздо лучше помогает человеку спастись от адского пламени, чем перебирание четок. Кстати, – добавил он, порывшись в кармане и достав деревянные четки довольно жеваного вида, – напомни мне, что я должен найти время и принести сегодня покаяние. Я уже собирался начать, но тут как раз объявилась ты.

– И сколько раз ты хотел прочесть «Аве Мария»? – спросила я, теребя пальцами бусинки.

Как оказалось, первое впечатление – что они жеваные – меня не обмануло. На большинстве бусинок сохранились отчетливые следы маленьких зубов.

– В прошлом году я повстречал одного еврея, – сказал Джейми, оставив мой вопрос без внимания. – Натурфилософа, который объехал весь свет шесть раз. Он рассказал мне, что и по мусульманскому, и по иудейскому учению плотская близость жены и мужа почитается актом добродетели. Интересно, имеет ли это какое-то отношение к тому, что и иудеи, и мусульмане совершают обрезание? Я так и не спросил его об этом: побоялся, что он сочтет мой вопрос неделикатным.

– По-моему, наличие крайней плоти едва ли способно существенно повлиять на такого рода добродетель, – заверила я его.

– Ну и хорошо, – сказал он и поцеловал меня снова.

– А что приключилось с твоими четками? – спросила я, подняв упавшую в траву нитку бус. – Похоже, что тут не обошлось без крыс.

– Это не крысы, – сказал он. – Дети.

– Какие дети?

– О, да мало ли какие. – Он пожал плечами и засунул четки обратно в карман. – Юному Джейми уже три года, а Мэгги и Кити по два. Маленький Майкл только что женился, но его жена уже на сносях.

На фоне светившего за спиной солнца его лицо казалось темным, поэтому, когда он улыбнулся, зубы сверкнули неправдоподобной белизной.

– Ты не забыла, что ты уже семикратно двоюродная тетушка?

– Семикратно двоюродная? – переспросила я, пошатнувшись.

– Ну да, а я такой же дядюшка, – добродушно пояснил он, – и не считаю это большим испытанием, разве что отнятые от груди детки, как только у них начинают резаться зубки, грызут все подряд, включая мои четки. Да, и еще приходится откликаться на «дядьку».

Порой двадцать лет казались не мгновением, а очень долгим временем.

– Стало быть, мне предстоит откликаться на «тетку»?

– О нет, – заверил он меня. – Они все будут звать тебя «двоюродная тетушка Клэр» и относиться к тебе с огромным уважением.

– Большое спасибо, – пробурчала я, освежив в памяти картины из жизни гериатрического отделения больницы.

Джейми рассмеялся и с легкостью на сердце, несомненно возникшей благодаря только что полученному отпущению грехов, обнял меня за талию и посадил на колени.

– Никогда раньше не видел двоюродной тетушки с такой прелестной задницей, – одобрительно сказал он, легонько покачивая меня на коленях и щекоча сзади мою шею своим дыханием.

Я слегка вскрикнула, когда он легонько куснул меня за ухо.

– Что случилось, тетушка? – послышался у меня за спиной полный участия голос Айена-младшего.

Джейми непроизвольно вздрогнул, чуть было не сбросив меня с колен, но потом крепче сжал мою талию.

– Все в порядке, – сказал он. – Просто твоя тетя увидела паука.

– Где? – спросил юный Айен, с интересом заглядывая за скамейку.

– Вон там.

Джейми встал, поставил меня на ноги и указал на ближнюю липу. И точно: между двумя изогнутыми ветками поблескивала от влаги паутина. Сама паучиха сидела посередине, круглая, как вишенка, с красочным желто-зеленым узором на спине.

– Я рассказывал твоей тетушке, – сказал Джейми, пока Айен восхищенно рассматривал паутину, – о моем знакомом еврее, прирожденном философе. Вроде бы он занимался изучением пауков и прибыл в Эдинбург, чтобы сделать доклад в Королевском обществе, несмотря на то что он иудей.

– Правда? И он много чего рассказал тебе о пауках? – с интересом спросил парнишка.

– Гораздо больше, чем я хотел знать, – ответил Джейми племяннику. – Мне, например, казалось, что говорить за ужином о пауках, которые откладывают яйца в гусеницах, чтобы паучата вылуплялись и пожирали бедное животное заживо, как-то неуместно. Впрочем, он сообщил одну вещь, которая показалась очень интересной.

Джейми прищурился, легонько подул на паутину, и паучиха резво убежала в укрытие.

– Он сказал, что пауки плетут два типа нитей, и если у вас есть линзы и вы можете заставить паука сидеть неподвижно, пока смотрите, то можно увидеть два места, откуда появляется шелк. Он называл их «прядильными органами». Суть в том, что одни нити клейкие и, если насекомое коснется такой паутины, ему конец. А другие нити сухие, вроде шелковых, но гораздо тоньше.

Паучиха вылезла из укрытия и стала продвигаться к центру своей паутины.

– Видишь, куда она идет? – Джейми указал на паутину с множеством растяжек, поддерживавших замысловатую узорчатую сеть. – Эти нити, тянущиеся по радиусу от краев до центра, сухие, так что паук может разгуливать по ним туда-сюда, ничем не рискуя. Зато остальная часть паутины, во всяком случае большая часть, клейкая. И если внимательно понаблюдать за пауком достаточно долго, то увидишь, что он ходит только по сухим нитям, потому что, вздумай он ползать по клейким, прилип бы сам.

– Правда?

Айен завороженно дунул на паутину, пристально наблюдая, как легко и проворно ускользнула паучиха от опасности по проверенной, надежной нити.

– Сдается мне, что для плетущих паутину есть своя мораль, – вполголоса проговорил Джейми. – «Будь уверен в том, что хорошо знаешь, какие из твоих нитей клейкие».

– Сдается мне, что это срабатывает еще лучше, если ты настолько удачлив, что при необходимости можешь как по волшебству вызвать ручного паука, – сухо сказала я.

Джейми рассмеялся и взял меня за руку.

– Дело не в удаче, англичаночка. Дело в бдительности. Айен, ты идешь?

– Ага.

Парнишка с явной неохотой оторвался от созерцания паутины и последовал за нами к воротам церковного двора.

– Ой, дядя Джейми, я хотел спросить, можно мне взять твои четки? – сказал он, когда мы вышли на каменную мостовую Королевской Мили. – Священник наложил на меня епитимью, пятидесятикратное чтение молитвы, а я боюсь сбиться со счета, ведь пальцев на руках не хватит.

– Конечно. – Джейми остановился и сунул руку в карман. – Только обязательно верни.

Юный Айен ухмыльнулся.

– Ладно. Наверное, они тебе и самому понадобятся, дядя Джейми. Священник сказал, что у дяди грехов выше головы, – поделился со мной отрок, подмигнув лишенным ресниц глазом, – и велел мне не брать с него пример.

– Ммфм, – промычал Джейми и с преувеличенным интересом стал изучать дорогу, оценивая скорость ручной тележки, катившейся вниз по крутому склону.

Поутру он побрился, и щеки его испускали розовое сияние.

– А сколько десятков раз велели прочесть молитву тебе? – полюбопытствовала я.

– Восемьдесят пять, – пробурчал он, и краски на свежевыбритых щеках еще добавилось.

Айен замер в благоговейном ужасе.

– А как давно ты был на исповеди, дядя? – осторожно поинтересовался он.

– Давно, – отрезал Джейми. – Идем!


После обеда Джейми должен был встретиться с неким мистером Хардингом, представителем страхового общества «Рука в руку», где было застраховано имущество типографии. Им предстояло осмотреть пепелище и определить размер ущерба.

– Ты не понадобишься мне, парнишка, – успокоил он Айена-младшего, который, судя по виду, не горел желанием снова оказаться на месте происшествия и пережить заново все страхи. – Иди лучше со своей тетушкой к этой безумной женщине. Не знаю, как это у тебя получается? – обратился он ко мне. – Ты в городе меньше двух дней, а все больные на мили вокруг уже хватаются за твой подол.

– Так уж и все, – недовольно отозвалась я. – Всего-то одна женщина, да и ту я пока еще не видела.

– Ну ладно. По крайней мере, сумасшествие не заразно. Я надеюсь.

Он чмокнул меня, по-дружески похлопал племянника по плечу и повернулся, чтобы идти.

– Пригляди за тетушкой, Айен.

– Хочешь пойти с ним, Айен? – спросила я. – Я и одна справлюсь, если ты…

– О нет, тетушка! – Он повернулся ко мне со смущенным видом. – Может, я бы туда и сходил, да вот все думаю: а ну как они что-нибудь отыщут? В пепле?

– Тело, ты имеешь в виду, – без обиняков заявила я, понимая, что вероятность обнаружения останков и побудила Джейми отправить племянника со мной.

Парнишка кивнул; чувствовалось, что ему не по себе.

– Ну, не знаю, – честно призналась я. – Скорее всего, после такого пожара вряд ли хоть что-нибудь обнаружат. А если и обнаружат – тебе переживать нечего. Твой дядя знает, что делать.

– Да, это уж точно.

Он просиял, воодушевленный верой в способность дяди найти выход из любого положения. Я тоже улыбнулась и не без удивления поняла, что и сама питаю ту же веру. Будь то пьяный китаец, коррумпированные агенты таможни или мистер Хардинг из страхового общества «Рука в руку», у меня не было никаких сомнений в том, что Джейми справится.

– Ну, тогда идем, – предложила я, услышав звон колокола церкви у Пушечных ворот. – Как раз пора.

Несмотря на наложенную отцом Хейсом епитимью, на лице Айена то и дело появлялось мечтательно-блаженное выражение, пока мы поднимались вверх по склону Королевской Мили к жилищу Хендерсона в тупике Кэррубера.

То была тихая, но по меркам Эдинбурга роскошная гостиница с узорчатым ковром на лестнице и цветными витражами в окнах, выходящих на улицу. Мне показалось, что столь дорогие апартаменты не очень-то подходят для скромного священника, но ведь я мало знала о служителях Свободной церкви; возможно, они не принимают обета бедности, как католические клирики.

Мальчишка проводил нас на третий этаж. Дверь открыла плотно сбитая женщина в фартуке, с озабоченным лицом. Мне показалось, что ей лет двадцать пять, хотя она уже лишилась нескольких передних зубов.

– Вы будете та леди, которая должна прийти, как сказал преподобный? – спросила она.

Я кивнула. Ее хмурый взгляд чуть смягчился, и дверь распахнулась пошире.

– Мистеру Кэмпбеллу пришлось выйти, – сообщила компаньонка, растягивая слова на манер жителей равнин, – но он велел передать, что будет признателен за любой совет, способный облегчить участь его сестры.

Значит, это его сестра, не жена.

– Что ж, я постараюсь сделать все, что в моих силах, – заверила я. – Где я могу увидеть мисс Кэмпбелл?

Компаньонка, представившаяся как Нелли Коуден, попросила Айена остаться в гостиной, а меня проводила в спальню.

Мисс Кэмпбелл, как и рассказывал преподобный, «таращилась». Ее бледно-голубые глаза были широко раскрыты, но, похоже, она ни на что не смотрела и не обратила на нас никакого внимания.

Она сидела в широком, низком уютном кресле спиной к огню. В комнате царил полумрак, неяркий свет падал сзади, и черты ее лица расплывались в темноте. Подойдя ближе, я увидела, что лицо у нее округлое, не слишком четко очерченное, с маленьким курносым носом, двойным подбородком, полными, но вялыми отвисающими губами. Мягкие, по-детски тонкие каштановые волосы были аккуратно причесаны.

– Мисс Кэмпбелл! – осторожно окликнула я ее.

Реакции не последовало. Сидящая в кресле женщина оставалась совершенно неподвижной. Глаза ее, правда, моргали, но с меньшей частотой, чем в норме.

– Когда она в таком состоянии, она никому не отвечает, – сказала за моей спиной Нелли Коуден. Она покачала головой, вытерла руки о фартук и сокрушенно подтвердила: – Ни словечка.

– И как давно это с ней?

Я взяла вялую пухлую руку и пощупала пульс. Пульс был медленный и достаточно сильный.

– Ну, в этот раз вот уже два дня. – Заинтересовавшись, мисс Коуден подалась вперед, всматриваясь в лицо своей подопечной. – Обычно такое состояние длится с неделю, а то и поболе. Однажды это продолжалось тринадцать дней.

Медленно двигаясь – хотя мисс Кэмпбелл не казалась встревоженной, – я начала осматривать неподвижную пациентку, задавая по ходу дела вопросы компаньонке. Мисс Коуден сообщила, что мисс Маргарет Кэмпбелл тридцать семь лет. Она единственная родственница преподобного Арчибальда Кэмпбелла, с которым проживает последние двадцать лет, со времени смерти их родителей.

– А что провоцирует это состояние? Вы знаете?

Мисс Коуден покачала головой.

– Не могу сказать, мэм. Ничего такого не происходит. То есть мисс Кэмпбелл смеется, разговаривает, кушает. Все вроде бы нормально, а потом раз – и началось!