Диана Гэблдон - Путешественница

– Ну, не томи меня, – сказала я, ткнув его в живот, – там было французское золото?

– И было и не было, англичаночка, – ответил он. – Я ведь и вправду раскатал губу на золото Людовика, которого, по слухам, было на тридцать тысяч фунтов. Можешь себе представить, сколько места заняла бы такая уйма монет? Но нет, в этой каверне я нашел только шкатулку менее фута длиной да маленький кожаный кошель. Правда, в шкатулке действительно было золото и серебро тоже.

Да, самое настоящее. В деревянной шкатулке находилось двести пять монет, золотых и серебряных, некоторые в таком прекрасном состоянии, словно их только что отчеканили, другие же были затерты до невозможности разобрать изображение.

– Древние монеты, англичаночка.

– Древние? Что ты имеешь в виду? Очень старые?

– Греческие, саксонские и римские. Действительно очень старые.

Мы лежали молча, глядя друг на друга в сумрачном свете.

– Невероятно, – сказала я наконец. – Это, спору нет, сокровище, но не…

– Но явно не то, которое мог бы послать на содержание армии Людовик, – закончил за меня Джейми. – Нет, этот клад не имел отношения ни к королю Франции, ни к его министрам.

– А как насчет мешочка? – спросила я. – Что было в найденном тобой кошельке?

– Камни, англичаночка. Драгоценные камни. Бриллианты, жемчуга, изумруды и сапфиры. Немного, но прекрасно ограненные и довольно крупные.

Джейми улыбнулся несколько мрачновато.

Итак, он сидел на камне под тусклым серым небом и вертел в руках монеты и драгоценные камни, пребывая в растерянности. Через некоторое время ему показалось, что за ним следят. Он поднял глаза и увидел, что окружен любопытными тюленями. Начался отлив, самки вернулись с рыбалки, и двадцать пар круглых черных глаз настороженно разглядывали его. Огромный черный самец, осмелевший в присутствии своего гарема, тоже вернулся. Он громко лаял, угрожающе мотал головой и наступал на Джейми. С каждым разом его скользившая на ластах по мокрым камням трехсотфунтовая туша оказывалась все ближе.

– Тогда я решил, что лучше всего мне убраться, – сказал Джейми. – В конце концов, я нашел то, за чем пришел, и что мне тут было еще делать? Шкатулку и кошель я положил туда, где они лежали: возможности отнести их на берег у меня не было, да хоть бы и была, что с того? Поэтому я положил их обратно и ползком спустился в воду, стуча зубами от холода.

Несколько гребков – и течение подхватило его и понесло к суше. Как и большинство такого рода прибрежных водоворотов, оно было круговым и довольно скоро вынесло пловца к подножию утеса, где он выбрался на берег, оделся и заснул в гнезде из сухих водорослей.

Он умолк, и я увидела, что он смотрит сквозь меня.

– Я проснулся на рассвете, – тихо продолжил Джейми. – Поверь, англичаночка, я видел немало рассветов, но такой увидел впервые. Я чувствовал вращение земли, а мое дыхание смешивалось с дыханием ветра. Казалось, что у меня не было ни кожи, ни костей: все заменил пребывавший прямо во мне свет восходящего солнца.

Его взгляд перестал блуждать в пространстве и вернулся ко мне.

– Потом солнце поднялось еще выше, – сказал он уже обыденным тоном, – и когда оно согрело меня достаточно, чтобы я мог встать, я поднялся и направился в глубь суши, в сторону дороги, чтобы встретиться с англичанами.

– Но почему ты вернулся? Ты был свободен! У тебя были деньги и…

– И на что бы я потратил эти деньги, англичаночка? – спросил он. – Зашел бы в пастушью хижину и предложил хозяину золотой динарий или маленький изумруд?

Видя мое негодование, Джейми улыбнулся и покачал головой.

– Нет, – сказал он мягко. – Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно. Да, конечно, какое-то время я мог бы скрываться в вереске, пусть даже полуголый и умирающий с голоду, но они бы неустанно охотились за мной, англичаночка. Для них я был не просто беглым преступником, а человеком, который мог проникнуть в тайну французского золота. Да они перевернули бы вверх дном каждую хижину в окрестностях Ардсмура, думая, что я могу найти там прибежище. А уж если англичане выходят на охоту, то держись, – добавил он угрюмо. – Ты видела обшивку в передней?

Да, я заметила эту дубовую панель, покореженную и выщербленную тяжелыми ударами.

– Мы оставили ее такой на память, – сказал он. – Чтобы показывать детям и рассказывать им, каковы англичане.

Подавляемая ненависть в его голосе поразила меня до глубины души, но, по правде сказать, зная о «подвигах» английской армии в горной Шотландии, возразить было нечего. Поэтому я промолчала, а Джейми продолжил:

– Так вот, англичаночка, мне вовсе не хотелось привлекать к жителям окрестностей Ардсмура подобное внимание. – Его рука сжала мою, и едва заметная улыбка тронула губы. – К тому же если бы меня не поймали, охота, скорее всего, снова добралась бы до Лаллиброха. И если я не хотел подвергать опасности жителей Ардсмура, то уж тем более должен был подумать о своих близких. Кроме того…

Джейми умолк, по-видимому пытаясь найти нужные слова.

– Я вынужден был вернуться в тюрьму, – произнес он медленно. – Ради людей, если не ради чего другого.

– Ради заключенных? – удивилась я. – Что, там сидел кто-то из Лаллиброха?

Он покачал головой. Маленькая вертикальная морщинка, которая появлялась между бровями, когда он задумывался, была видна даже при свете звезд.

– Нет. Там были люди со всей горной Шотландии, почти из всех кланов. Всего по несколько человек из каждого клана, зачастую всякая шушера. Но они тем более нуждались в вожде.

– И ты стал для них этим вождем? – спросила я, сдерживая желание разгладить эту морщинку пальцами.

– За неимением лучшего, – ответил Джейми с легкой улыбкой.

Он, привыкший мыслить себя одним целым с семьей и арендаторами, которые поддерживали его на протяжении семи лет, оказался оторванным от них, столкнулся вместо этого с одиночеством и безнадежностью, убивающими человека даже вернее, чем грязь, сырость и холод тюрьмы.

Но, оказавшись в такой ситуации, он не только не пал духом сам, но и сделался примером и опорой для других, превратил разномастный сброд уцелевших после Куллодена в сплоченную группу, какой этим людям нужно было стать, чтобы выжить в Ардсмуре. Где уговорами, а где, если требовалось, и силой он подвигнул их к тому, чтобы забыть клановые раздоры. Они объединились, и он стал их вождем.

– Они стали моим кланом, – тихо сказал Джейми. – И они помогли мне выжить.

Но потом их отправили на подневольные работы в заморские земли. И он не сумел спасти их.

– Ты сделал для них все, что мог. Но теперь это позади, – прошептала я.

Мы долго лежали в объятиях друг друга, прислушиваясь к негромким звукам дома. В отличие от вечной суеты борделя тихие скрипы и вздохи говорили о спокойствии, домашнем уюте и безопасности. В первый раз мы по-настоящему остались наедине, когда нам ничего не грозило и ничто не отвлекало нас друг от друга.

Теперь у нас было время. Время, чтобы рассказать остальную часть истории о золоте, узнать, что он с ним сделал, выяснить, что случилось с заключенными Ардсмура, поразмыслить о сожжении печатной мастерской, об одноглазом моряке юного Айена, о встрече с таможенниками его величества на берегу у Арброута и решить, что делать дальше. Но поскольку время было, не было никакой нужды говорить обо всем этом прямо сейчас.

Последний брикет торфа развалился в очаге на шипящие красные комья. Я придвинулась поближе к Джейми, уткнулась лицом в его шею. От него пахло травой, по́том и чуть-чуть бренди.

Откликаясь на мое движение, он переместился так, что наши обнаженные тела соприкоснулись по всей длине.

– Что, опять? – удивленно пробормотала я. – Люди в твоем возрасте не должны делать это так часто.

Он мягко куснул меня за мочку уха.

– Но ведь ты тоже делаешь это, англичаночка. А ты старше меня.

– Это другое дело, – сказала я, тихо охнув, когда он неожиданно взгромоздился на меня и его плечи загородили звездный свет в окошке. – Я женщина.

– Не будь ты женщиной, англичаночка, – заявил он, принимаясь за дело, – я бы ничего подобного и не затевал. А сейчас помолчи.

Я проснулась на рассвете под скрип тершегося об окно розового куста и приглушенный стук и звяканье, доносившиеся снизу, где на кухне готовился завтрак. Осторожно, чтобы не разбудить Джейми, я выбралась из кровати и, с дрожью ступая по ледяным половицам, потянулась за первым подвернувшимся под руку одеянием.

Закутавшись в рубашку Джейми, я опустилась на колени перед очагом и принялась за нелегкое дело разведения огня, сожалея о том, что не додумалась включить в список захваченных с собой нужных мелочей безопасные спички. Конечно, сухие щепки занимаются и от искр, высекаемых кресалом из кремня, только вот, как правило, не с первой попытки. И не со второй. И не…

Где-то на двенадцатой попытке мое упорство было-таки вознаграждено: комок пакли, служивший мне вместо трута, чуть задымился и появился крохотный, но быстро разгоравшийся огонек. Быстро, но осторожно я сунула паклю в шалашик из прутиков и щепочек, сооруженный загодя, чтобы порыв холодного ветра не задул огонь.

Накануне я оставила окно приоткрытым, чтобы не задохнуться от дыма: торфяные лепешки горели жарко, но тускло и отчаянно дымили, свидетельством чему были закопченные балки над головой. И даже сейчас, несмотря на холод, я думала, что свежий воздух нам не повредит, по крайней мере пока я как следует не разожгу огонь.

Оконное стекло по краям прихватило легким морозцем – зима была не за горами. Воздух был такой свежий и морозный, что я, прежде чем закрыть окно, сделала несколько жадных глотков, вдыхая запахи прошлогодней листвы, высушенных яблок, холодной земли и влажной, сочной травы. Вид снаружи поражал своей графической четкостью: каменные стены и темные сосны, словно начерченные пером на фоне серого облачного утра.

Потом мое внимание привлекло движение на вершине холма, где проходила разбитая дорога на деревушку Брох-Мордха. Один за другим три маленьких горных пони поднялись на гребень холма и начали спускаться по склону к усадьбе.

Наездники были слишком далеко, и я не могла разглядеть их лиц, зато по раздувавшимся юбкам сразу поняла, что все три верховых – женщины. Может быть, это девушки Мэгги, Китти и Джанет, возвращавшиеся из дома Джейми-младшего. Мой Джейми будет рад их увидеть.

Я решила, что, пока часть утра еще остается в нашем распоряжении, по-настоящему отогреться можно только под одеялом. Закрыв окно, я достала из корзины несколько торфяных кирпичиков, подбросила их в очаг, чтобы дать пищу разгоревшемуся огню, сбросила рубашку и скользнула в восхитительное тепло нагретой постели.

Джейми, ощутив холодок моего тела, перекатился ко мне, сонно потерся лицом о мое плечо и пробормотал:

– Хорошо спала, англичаночка?

– Лучше не бывает, – заверила я, коварно прислоняя свой замерзший зад к его теплым бедрам. – А ты?

– Ммм. – Он ответил блаженным стоном, стиснув меня в объятиях. – Мне снились дьявольские сны.

– Какие именно?

– Главным образом голые женщины, – проурчал он и легонько укусил меня за плечо. – А еще еда.

У него заурчало в животе – естественный отклик на доносившийся из кухни запах выпечки и жареного бекона.

– Смотри не перепутай одно с другим, – предостерегла я, отдергивая плечо за пределы досягаемости его зубов.

– Не бойся. Я пока еще в состоянии отличить нежную пухленькую девицу от соленой ветчины. Хотя, спору нет, определенное сходство тут налицо.

Он схватил мои ягодицы обеими руками и стиснул, отчего я вскрикнула и ударила его пятками по голеням.

– Зверюга!

– Ага, значит, зверюга? – рассмеялся Джейми. – Ну что ж, так тому и быть.

Зарычав, он нырнул под одеяло и принялся пощипывать и покусывать внутреннюю поверхность моих бедер, игнорируя мой писк и попытки побить его по спине и плечам.

В процессе этой возни одеяло сползло на пол, открыв взору копну рыжих волос поверх моих бедер.

– Возможно, разница еще меньше, чем мне казалось, – сообщил Джейми, высунув голову, чтобы набрать воздуха. – Я тут попробовал: ты и точно на вкус солоноватая. Что ты…

Его прервал неожиданный стук двери. Она резко распахнулась, ударилась о стену, а когда мы, встрепенувшись, обернулись, то обнаружили на пороге юную незнакомую мне девушку пятнадцати-шестнадцати лет с длинными светлыми волосами и большими голубыми глазами. Глаза эти, расширенные от потрясения и ужаса, смотрели прямо на меня. Ее взгляд медленно переместился с моих спутанных волос на обнаженную грудь и вниз по голому телу, пока не наткнулся на Джейми, который лежал распростертый между моими бедрами, побледневший и потрясенный не меньше ее.

– Папа! – воскликнула она с глубочайшим возмущением. – Кто эта женщина?

– Папа? – растерянно повторила я за ней. – Папа?!