Камала не могла оторвать глаз от великолепия растительного мира. Раньше она не представляла себе, что на свете возможна такая красота, такое разнообразие и буйство цветов и красок.

Затем где-то впереди, на дальнем конце лагуны, они заметили огромное белое здание.

Его украшали террасы и лестница, ступени которой спускались к самой воде. Вверх по ступенькам тянулась вереница роскошно одетых людей. Даже с расстояния Камала разглядела красные мундиры, сверкающее на солнце золотое шитье и блеск эполетов и медалей.

— Похоже на какой-то торжественный прием, — сухо заметил Конрад. — Что все это значит?

— Понятия не имею, — ответил Квинтеро.

С небольшого корабля впереди них поступил сигнал. "Афродита" отдала якорь, и матросы принялись спускать паруса.

— К нам плывет лодка! — воскликнула Камала. — А на ее борту какой-то видный мужчина!

— Темнокожий, — понизив голос, сказал Конрад испанцу.

Квинтеро подождал, пока лодка подплывет ближе, и сказал:

— Он мулат. Не иначе как мажордом какого-нибудь местного аристократа. Дом явно принадлежит богатому гранду. Разумеется, испанцу.

Произнеся эту фразу, Квинтеро улыбнулся. Конрад, в отличие от него, оставался мрачновато-серьезным.

— Позвольте мне сказать вам вот о чем, — произнес Квинтеро, понизив голос. — Чтобы произвести впечатление на мексиканцев и в особенности на чистокровных испанцев, нужно выдать себя за важную особу. — Он посмотрел сначала на Конрада, а затем на Камалу и усмехнулся: — К счастью, у вас обоих вид весьма импозантный.

— Будем надеяться, что они разделяют ваше мнение, — ответил Конрад. — Для нас же главное — разжиться провизией и водой.

— Предоставьте это мне, — предложил Квинтеро.

Лодка приблизилась к борту клипера, и Камала увидела, что напыщенное существо, наряженное в красную ливрею с золотым позументом, действительно оказалось мулатом. Насколько она помнила слова сеньора Квинтеро, это те, кто рождается от браков негров с белыми.

Мулат в красном, поднявшийся на палубу "Афродиты", оказался настоящим гигантом: росту в нем было никак не меньше шести футов. Он снял шляпу с разноцветными перьями и, учтиво поклонившись, произнес на сносном испанском языке:

— Досточтимые сеньоры и сеньорита, позвольте приветствовать вас от имени его превосходительства дона Мигеля Монеды!

Сеньор Квинтеро поклонился и ответил:

— Мы искренне благодарны за приветствие досточтимого дона Мигеля Монеды. Соблаговолите сообщить вашему хозяину, что этот корабль принадлежит благородному дворянину из Англии, который желает удостоиться встречи с ним.

Цветистый обмен приветствиями продолжался еще какое-то время. После того как он закончился, Камала, Конрад и сеньор Квинтеро сели в лодку, которая тотчас взяла курс к берегу.

Перед этим Конрад отдал несколько распоряжений матросам. Камала заметила, что на берег он захватил небольшой кожаный футляр.

С каждым мгновением дом словно увеличивался в размерах: он был гораздо более величественным, чем казалось издалека. Когда они поднялись по лестнице, Камала не могла скрыть свое восхищение.

Мулат в красной ливрее провел их в дом.

Сеньор Квинтеро уже объяснил Камале, что мексиканские дома, как большие, так и маленькие, строятся по одному образцу и имеют квадратную форму.

В центре располагается внутренний дворик с фонтаном. Все комнаты выходят на него окнами, а самые главные помещения располагаются на втором и третьем этаже.

Они поднялись по лестнице внутреннего двора, сделанной, как заметила Камала, из серебра. После этого их проводили в огромный зал, тянувшийся по всей длине здания. От его размеров и красоты убранства у Камалы перехватило дыхание.

Резные стены были украшены золотом, пол набран из бесценного мрамора, а с потолка свисала великолепная хрустальная люстра, привезенная, скорее всего, из Испании.

И повсюду сияло золото. Золотые столы, золотые стулья, а в дальнем конце комнаты возвышалось то, что можно было принять за трон, где под балдахином из красного бархата восседал, видимо, его превосходительство дон Мигель Монеда собственной персоной.

К вошедшим приблизился мулат в ливрее и отвесил им церемонный поклон. Камала не могла избавиться от ощущения, что, пока они шли через всю комнату к трону, величие дона Монеды усиливалось, а их положение принижалось.

Сеньор Квинтеро приветствовал дона Мигеля, после чего представил своих спутников, столь витиевато поведав об их благородном происхождении, что Камала едва удержалась от улыбки.

Повернувшись к ним, дон Мигель выслушал его с мрачным видом.

Он даже не привстал, когда они подошли ближе. Камала отметила его аристократические черты, темные волосы и высокий лоб.

Было также видно, что он привык повелевать, гордый и надменный, настоящий испанец.

В отличие от своих слуг он был одет неброско, во все черное. Посмотрев на его кисть с длинными пальцами, Камала заметила кольцо с огромным бриллиантом. Хозяин дома внимательно выслушал Квинтеро и, когда тот закончил говорить, медленно встал, спустился с трона и шагнул вперед, чтобы приветствовать гостей.

— Сердечно приветствую вас в Мексике, сэр Конрад Вериан, — произнес он, протянув ему руку.

— Мы рады оказаться в вашей стране, ваше превосходительство, — ответил тот по-английски.

— К сожалению… я плохо… говорю… на вашем… языке, — с сильным акцентом проговорил дон Мигель.

— Как хорошо, что вы вообще говорите по-английски! — импульсивно воскликнула Камала.

Дон Мигель удивленно посмотрел в ее сторону: он явно не ожидал, что она вмешается в разговор с Конрадом. Смутившись, Камала поспешила поклониться. Хозяин дома взял ее руку и поднес к своим губам.

— Приветствую и вас, сеньорита. Мой дом к вашим услугам: все, что в нем есть, — ваше.

— Muchísimas gracias[4], — по-испански поблагодарила его Камала. — Вы весьма любезны.

— Вы говорите на моем языке?

— Немного, — ответила она. — Но я рассчитываю до своего отъезда из Мексики овладеть испанским гораздо лучше.

— Хочу надеяться, что это будет не скоро.

Камала улыбнулась.

— Для вас приготовлено угощение, — сообщил дон Мигель. — Надеюсь, сэр Конрад, что вы не откажетесь выпить со мной бокал вина.

— С удовольствием, — ответил он. — Прошу вас проявить щедрость и к моему экипажу и снабдить моих людей пищей и водой.

Квинтеро перевел его слова на испанский, но дон Мигель сделал короткий жест, свидетельствовавший, что такие вопросы ниже его достоинства.

— Соответствующие распоряжения уже отданы.

— Тогда я должен от всего сердца поблагодарить вас, — заметил Конрад.

— Мы действительно благодарны вашему превосходительству, — вмешалась в разговор по-испански Камала. — Мы пережили суровый шторм, прежде чем достигли вод Мексиканского залива, и поэтому остались без провианта и воды. Наше плавание было крайне опасным и тяжелым.

Впрочем, хотя испанец и делал вид, что слушает ее, на самом деле их тяготы или приключения не особенно его интересовали.

Камалу почему-то не отпускало ощущение, будто дон Мигель занят собственными мыслями. И, чему бы ни были посвящены эти мысли, они касались их всех.

Гостей провели в роскошно обставленную гостиную, которая произвела на Камалу столь глубокое впечатление, что она про себя назвала ее "тронным залом". Это помещение также сверкало золотом, но здесь были развешаны картины, по всей видимости изображавшие предков хозяина дома, а также стояли удобные диваны и кресла.

Вычурно и дорого одетые слуги принесли вино, легкое и золотистое, вкус которого Камала нашла восхитительным.

— Вино с моих виноградников, — с гордостью пояснил дон Мигель. — Это мое королевство, и оно почти самодостаточно: у меня есть все, что мне нужно.

Камала решила, что она неправильно перевела слово "королевство". Должно быть, он имел в виду провинцию, решила она, но дон Мигель продолжил:

— У меня есть все. Здесь, как вы скоро узнаете, я — верховный владыка. Те, кто прислуживает мне, подчиняются моим приказаниям, и никто не смеет перечить мне, потому что я король и властитель, а для некоторых даже бог!

Камала вопросительно посмотрела на дона Мигеля и вновь решила, что, возможно, плохо его поняла по причине своих скромных познаний в испанском. Хотя говорил он спокойно, не повышая голоса, ничто не мешало ему что-либо преувеличить.

Неожиданно дон Мигель встал.

— Я вынужден заняться неотложными делами, — пояснил он. — Вас проводят в комнаты, где вы сможете отдохнуть. Приглашаю вас отужинать со мной в девять вечера. Muy buenos días[5], сеньорита.

Прежде чем гости успели что-то сказать ему в ответ, он вышел из комнаты. Камала вопросительно посмотрела на Квинтеро.

— Он на самом деле сказал, что это его королевство, а он — король? — спросила она.

— Да, он именно так и сказал, — ответил сеньор Квинтеро. — Мне это не нравится, сэр Конрад: в этом человеке есть что-то странное.

— Вот и я подумал то же самое, — признался Конрад.

Глава восьмая

Гости не успели сказать что-либо еще, потому что в комнату торопливо вошел незнакомый мужчина.

— Я — адъютант его превосходительства, — представился он по-испански. — Меня не было в доме, когда вы пришли. Прошу принять мои извинения, и позвольте сказать, что я всецело к вашим услугам.

С этими словами он поцеловал руку Камале и пожал руки Конраду и Квинтеро.

Он был молод и красив, но в то же время в нем угадывалась некая властность и надменность, которые, как решила Камала, присущи всем чистокровным испанцам, живущим в Мексике.

Их лексикон богат цветистыми выражениями и изящными комплиментами, но глаза остаются холодными, а в линии рта таится усмешка.

— Я буду признателен вам, — негромко проговорил Конрад, — если мне будет позволено вернуться на корабль и проверить, что мои люди получили воду и провиант, которые по распоряжению его превосходительства им должны были предоставить.

— Вам нет необходимости затруднять себя столь ничтожным делом, сэр Конрад, — ответил ему адъютант.

— Но я несу ответственность за моих людей и обязан это сделать, — ответил Конрад.

— Если вы выглянете в окно, сэр Конрад, — сказал испанец, — то увидите, что ваши матросы уже сошли на берег.

Конрад подошел к окну, выходившему на балкон, и, встав напротив солнца, увидел, как к берегу двинулась лодка, в которой сидели матросы с "Афродиты".

— Да, они отчалили от клипера, — через секунду сказал он. — Но по крайней мере два человека должны были остаться на борту.

— На этот счет тоже отданы распоряжения, — ответил адъютант. — Два наших человека будут охранять клипер, а все ваши матросы отдохнут и поедят на берегу. Ведь так обычно бывает после долгого путешествия, верно?

Камала заметила, что Конрада не слишком обрадовал такой поворот событий: испанцы изменили его приказ безо всякого согласования.

Впрочем, это можно было списать на их гостеприимство и добросердечие.

— Если не ошибаюсь, среди тех, кто плывет в лодке, находится и мой лакей, — холодно произнес Конрад после короткой паузы. — Я хотел бы, чтобы он прислуживал мне здесь.

— Ваше желание вполне естественно, — согласился с ним испанец.

— Если нам предстоит ужинать с его превосходительством, — вступил в разговор Квинтеро, — мы были бы благодарны вам, если бы вы распорядились переправить на берег нашу одежду.

— Об этом мы тоже позаботились, — сообщил им адъютант.

— Ваше гостеприимство не имеет границ, — с еле уловимой ноткой сарказма заметил Конрад.

— Мы делаем все для того, чтобы вы почувствовали себя как дома, — последовал ответ.

Адъютант бросил взгляд на дорогие позолоченные часы французского производства, стоявшие на каминной полке, и сказал:

— Мне кажется, вы не станете возражать, если вас проводят в комнаты, где вы сможете отдохнуть.

— Это было бы замечательно, — сказала Камала, вспомнив о том, что во время недавнего шторма Конрад практически не спал. — Надеюсь, что завтра мне выпадет возможность увидеть цветущие кактусы и экзотических птиц, о которых мне рассказывал сеньор Квинтеро.

Они наверняка будут прекрасны.

— Вы правы, это действительно так, — улыбнулся адъютант. — Мне же остается уповать на то, что мне представится удовольствие сопровождать вас, сеньорита, по замечательному поместью его превосходительства.

Он распахнул дверь, и Камала прошла на балкон, выходивший во внутренний двор.

Мраморный пол балкона был прохладен, хотя в этот час в доме, окруженном с трех сторон лесом, было жарко и душно.