Юлия Климова - Путешествие в страну мужчин

– А мы же и так вместе, – легко ответила она, делая вялую попытку освободиться. Сейчас ей не хватало расстояния (хотя бы в метр), и воздуха почему-то тоже не хватало. И мысли, назойливые, гневные, постоянно крутились вокруг Егора и не давали возможности сосредоточиться. Почему Сергей на нее так смотрит, ревнует? Ага, точно. И что теперь делать?

– Вместе, но этого мало, – усмехнулся он, неохотно разжимая руки. – Надеюсь, этот вечер у нас будет особенным. И никто нам не помешает.

Катюшка робко покосилась в сторону Сергея и задержала дыхание. Ей показалось, что он разговаривает не с ней, а с самим собой. И он вовсе не мечтает об особенном романтичном вечере где-нибудь на берегу озера – слишком холодно он это сказал, он просто хочет доказать кому-то свое право на нее. Но кому? Надеюсь, этот вечер у нас будет особенным. И никто нам не помешает. Егору?

Егор, опять Егор! Нужно поговорить с ним еще раз – решительно и твердо.

* * *

Авитаминозы – болезненные состояния, развивающиеся вследствие длительного качественно неполноценного питания, в котором отсутствуют соответствующие витамины… В прошлом вспышки авитаминоза встречались часто во время войн при осаде городов, а также в тюрьмах, на каторге…

– Нас ждут цинга и рахит, – переводя взгляд с макарон на хлеб, глухо произнес Степан.

– Нас ждут большие деньги, красивые женщины и лимузины, – насмешливо возразил Павел. – И перестань читать эту дурную книженцию! Давай отправим ее в печь?

Столь возмутительное предложение поступало не впервые, поэтому Степан, опасаясь за жизнь драгоценной собственности, торопливо убрал энциклопедию в пакет.

– А может, вернемся? – осторожно предложил он и добавил уже смелее: – В Москву. Холодновато здесь, и пища неполноценная…

– Хватит канючить, – беззлобно бросил в ответ Павел. – И вообще, хватит валять дурака, мы сюда не жрать приехали и не хрень всякую читать. Время идет! Давай собирайся, и пошли!

– Куда?

– Туда!

– Нет.

– Да.

Степан облизал пересохшие губы и заерзал на стуле. Стул солидарно скрипнул, но, увы, на этом его поддержка закончилась. Эх, где бы раздобыть валериановых капель и рюмочку коньяка… А еще лучше – машину времени! Чтобы смотаться на много лет назад и тщательно стереть встречу с Павлом со страниц судьбы, а затем спрятаться под теплое крыло Раисы Антоновны и сидеть там тише воды, ниже травы.

– Во, смотри, супервещь! Как купил, так с собой и таскаю. Не боись, Тяпа, до победы остались считаные шаги!

Увидев в руках приятеля коричневый пузырек с какой-то жидкостью, Степан почувствовал слабость во всем теле и дрожь в пальцах. Нет, не до победы остались считаные шаги, а до обморока!

– Даже не рассказывай мне, что это такое, – надулся Степан и демонстративно отвернулся. – Я к этому дрянному пузырьку не имею никакого отношения.

– Конечно, не имеешь, – засмеялся Павел, – куда тебе!

– А если девчонка уснет и не проснется?

– Неумный ты, Тяпа… Все продумано до мелочей.

– А почему ты тогда не продумаешь нормальный обед и ужин? – ехидно поинтересовался Степан. – И этот дом… – Он обвел взглядом продуваемую всеми ветрами комнату. – И этот дом категорически нельзя назвать домом! Это развалюха какая-то! Не удивлюсь, если я получу воспаление легких! У меня уже наблюдаются непонятные звуки в груди.

– Чего там непонятного? – засмеялся Павел, плюхаясь на свободный стул. – Душонка твоя трясется от страха, вот и все. И скажи спасибо, что есть крыша над головой, могли бы по твоей милости и в лесу ночевать, сам же рвался в Ситники, забыл?

Степан обреченно потупил взор и тяжело вздохнул: да уж, его вина. И еще – Катьки Шурыгиной, понесла же ее нелегкая в такую даль.

– Скорей бы история с девчонкой закончилась, – буркнул он, глядя с тоской на макароны.

– Так я же говорю: собирайся, и пошли, чем раньше управимся, тем лучше. Ты ее сам по голове тюкнешь или мне доверишь?

Глаза Степана округлились, он подался вперед, открыл рот и тут же закашлял от волнения и возмущения. О «тюкнуть» они не договаривались точно!

– Ты… – протянул он и, проглотив слова, замахал руками.

– Шучу, – улыбнулся до ушей Павел, абсолютно довольный произведенным эффектом. – Я просто подумал, что твоя медицинская энциклопедия очень для этого подойдет… Шучу, шучу, – повторил он, увидев, как сильно прижал к груди книгу Степан. – И повезло же мне с напарничком… Любо-дорого посмотреть.

Целый день Катя слонялась по турбазе, выискивая развлечения. Вроде и Сергей был рядом, и Вика с Костиком звали на лодочную прогулку, а все равно она была одна и никак не могла найти себе занятие, которое отвлекло бы и успокоило. Взгляд так и метался туда-сюда, стараясь поймать Егора. Но папочкиного Добермана нигде не было видно. «Дрыхнет небось в доме номер четыре и…» – дальше мысль обрывалась. Катюшка не могла понять, чего хочет: чтобы он дал ей повод для злости или чтобы оставил наконец в покое? Она решительно была настроена поговорить, но о чем? О том, что он мешает ее личной жизни, или о том, что Сергей мечтает об особом вечере, а она не готова? «Глупость какая-то», – расстраивалась Катюшка почти до слез. Но рядом не было ни одного близкого человека, кроме Егора… А он близкий? Она не знала ответа, вот только душа ныла и вздыхала.

Часам к девяти вечера ноги все же привели к домику под номером четыре. Робко постучавшись и не дождавшись ответа, Катя юркнула за дверь и огляделась: планировка и обстановка такие же, как и у нее, но здесь спокойно. Чик-трак – она в домике, точно в детской игре: повернулся невидимый ключ в замке, и уже никто до нее не доберется: ни страшный зверь, ни злой колдун, ни даже Кощей Бессмертный.

– Чик-трак, я в домике, – шепотом произнесла заклинание Катюшка и улыбнулась.

– Устал тебя ждать, – раздался знакомый насмешливый голос.

Она зашла в комнату, вздернула нос и посмотрела на Егора. Лежит, отдыхает, книжку читает… Конечно, у него нет никаких проблем!

– Привет, – ответила Катя, села на стул, закинула ногу на ногу и деловито побарабанила пальцами по столу. – Ты не уехал.

– Как ты догадалась?

Катюшка промолчала – ей нужно было время, чтобы справиться с непонятной радостью. Он не уехал, он ее не оставил. Егор Кречетов… папочкин Доберман… И теперь ни капельки не страшно, и все будет хорошо.

– Ты не уедешь? – уточнила она.

Он неторопливо поднялся, сел и ответил:

– Нет.

– Ладно.

– Неужели?

Катя резко повернула голову и, конечно, увидела в его глазах искры. Такие знакомые искры смеха… Нахмурив лоб, она попыталась вспомнить, как и когда познакомилась с Егором, но этот день и час ускользнули, оставив лишь тепло на душе. Она хотела бы его победить хоть раз! Обхитрить, обмануть, обыграть… Она хотела бы стать такой же сильной, равной, но это невозможно. И нужно ли? Да, нужно! Или нет?

– Турбаза – не моя собственность, – небрежно произнесла Катюшка. – Лови рыбу, отдыхай, я не против. Только, пожалуйста, не вмешивайся в мою жизнь.

«Это я сейчас очень хорошо сказала, – мысленно похвалила она себя, – грамотно!»

Егор потянулся за сигаретой, но дымить не стал. «Малявка, кажется, совсем обнаглела, что с ней делать?..»

Он всегда относился к Кате тепло и бережно, только вряд ли она об этом догадывалась – за усмешкой легко прятать любые чувства. Щелкнуть по носу – приятный пустяк, смутить – удовольствие. Зачем? Да просто так. Потому что маленькая, потому что забавно злится и поджимает губы. Невозможно равнодушно смотреть на ее попытки стать взрослой. «Катя, Катя… Тебе не нужно превращаться в Полину. Она – это она, ты – это ты».

– Я сам разберусь, что мне делать, – спокойно ответил Егор.

– То есть будешь мешать?

– За сегодняшний день я ни разу не подошел к тебе, все наши встречи – твоя инициатива.

– Но…

Вот как Кречетов умудряется вывернуть ситуацию таким образом, что он вроде совершенно ни при чем, а она во всем виновата? Катюшка коротко вздохнула, решительно встала и направилась к двери. Ей не о чем разговаривать с этим наглым самоуверенным человеком!

Но в душе она хотела остаться, более того, душа требовала передышки и покоя, которые, странно, можно было получить только здесь – рядом с Егором. Ноги не слушались.

Резко развернувшись, Катя с вызовом встретила его взгляд. Или ругаться, или уходить – третьего не дано. А уйти она не может, что-то необъяснимое держит, не отпускает.

– Ты… – начала она, набирая в легкие побольше воздуха, – ты…

– Доберман, – подсказал Егор, развлекаясь.

– Да! И ты портишь мои отношения с Сергеем!

– Настоящую любовь ничем не испортишь.

– Ты способен на все!

– Проверим?

Удивленно приподняв брови, Катюшка шагнула назад. В душе вспыхнули беспомощность и отчаяние (никто не понимает, как ей тяжело, а Егор еще и смеется!) Проверим? – что он имел в виду? Почему его глаза потемнели?

– Ты такой же, как и мой отец, – тихо произнесла она, изрядно струхнув. – Живете, как вам хочется, а мне ничего не разрешаете.

– Слышал бы тебя Петр Петрович, – протянул Егор и улыбнулся. Положив сигарету на тумбочку, он встал с кровати и подошел к столу. Катюхе плохо, переживания терзают маленькое перепуганное сердце, и Сергей Романенко – лишь часть метаний. Она злится, вредничает, переживает, но не уходит… Н-да, детское упрямство не так-то легко сломить. Отпустить или не отпустить? Напугать или пожалеть? Или проверить, чего стоит ее пылкая любовь? Но ответ и так известен. Ничего не стоит. Ровным счетом ничего. – Значит, мы с твоим отцом похожи?

– У вас куча женщин! – Обвинение взлетело к потолку пестрой раненой птицей. – Я все знаю!

– А подробнее?

– Папа встречается с какой-то девушкой! У нее черные волосы и черные глаза! Она похожа на цыганку! Она околдовала его, и он меня забыл!

Теперь они поменялись местами: Катюшка, всхлипнув, плюхнулась на кровать и, защищаясь от мыслимых и немыслимых невзгод, скрестила руки на груди. Вот, получите! Не считайте ее наивной дурочкой! Она все знает! Подлые обманщики!

– Ее зовут Люба, – спокойно ответил Егор. – Уверен, очень скоро отец познакомит вас.

– Я не желаю с ней знакомиться! Он теперь любит только ее! И пусть оставит меня в покое! Она похожа на цыганку, понимаешь?!

«Ревнивый котенок… Петр Петрович, что же вы так неаккуратно?»

– Она и есть цыганка, – улыбка Егора стала шире. – Но разве это имеет значение? Люба работает учительницей в школе, и вообще очень приятный человек.

– Конечно, ты их защищаешь, потому что и сам… – Катюшка замолчала. Взгляды встретились, и душа размякла, заныла, расслабилась. Уже давно нужно было с кем-то поговорить о папочкиной любовнице, поплакать, даже порыдать громко-громко, ведь от одиноких переживаний мало толку… Уткнуться бы в чье-то сильное плечо, получить пусть маленькую, но порцию сочувствия и понимания. Как бы она ни лгала себе, ни фантазировала, ни отвергала правду, но сердце-то не обманешь: вот мужчина, которому она всегда может довериться, у которого всегда может попросить помощь. – Я… – Катюшка закрыла глаза, и по ее щекам поползли горькие слезы.

«Черт», – выругался Егор, сел рядом и прижал ее к себе.

– Чего ревешь, малявка? – нарочно бодро спросил он.

– Я папе совсем не нужна… теперь… Ты бы видел, как он на нее смотрит!

– Глупыш, да ты его самая любимая малышка.

– Враки. Это раньше так было…

– Ты путаешь одно с другим. Разве твой отец не заслуживает счастья?

– Она чужая! – Катюшка всхлипнула и вытерла ладонью слезы, но они полились с новой силой. – И я его счастье, я!

– Конечно, ты, и ради тебя он пойдет на все, но… – Егор покачал головой и шумно вздохнул. Какой-то многопрофильный частный детектив из него получается – еще немного и он превратится в многоопытную няньку: в одной руке зонтик, в другой – саквояж, а на голове модная шляпка. Вообще-то, Шурыгин сам должен объяснять дочерям прописные истины. «Да, Петр Петрович, очень хорошо вы устроились».

– …но она молодая и красивая, да? – резко закончила Катюшка, стукнув Егора кулаком по ноге.

«Ну да», – чуть не пошутил он, но это добило бы девчонку окончательно.

– Ты ревнуешь.

– Нет! Она плохая!

– Хорошая.

– Плохая!

– Хорошая.

– Плохая! – Катюшка вскинула голову и… замерла.

Лицо Егора было совсем близко… Только сейчас она поняла, как сильно сжимают ее плечи руки Кречетова. Звенящая тишина и недосказанные слова, разобрать которые не представлялось возможным, обрушились на нее вместе с запахом сигаретного дыма и тонким ароматом парфюма. Неожиданно для себя она робко подняла руку и коснулась ладонью его колючей щеки – тепло… Он не шевельнулся, лишь привычно прищурился, отчего на миг показался опасным, хищным. Но Катя не отдернула руки, не отскочила, не отвела глаз – по телу побежали горячие ручейки волнения, и неодолимое желание прижаться еще сильнее остановило и слезы, и переживания. Ничто не существовало в эту минуту, и это было удивительно и прекрасно.