Дебби Макомбер - Путеводная нить

— Ты не оставила записки, — мягко пожурила дочь Бетани.

Энни подошла к холодильнику и достала оттуда бутылку с водой.

— Извини, — буркнула девочка, хотя видно было, что она ничуть не раскаивается. Энни отвернула крышку, запрокинула голову и разом выпила полбутылки воды. — Я думала, ты и так знаешь, где я. Я ведь бегаю каждый день.

Бетани об этом действительно знала, но дело было в другом.

— Ну как, съездила в бюро по трудоустройству? Удалось что-нибудь найти? — поинтересовалась дочь.

Бетани вздохнула. И зачем только Энни ей напомнила!

— Вообще-то нет. — Она догадывалась, что поиски работы могут затянуться, но понятия не имела, насколько ей будет тяжело. — Как только я заикнулась о том, что хорошо пеку, их сотрудника прямо перекосило.

— Может, тебе походить по пекарням и кондитерским, предложить свои услуги?

Бетани приходила в голову такая мысль, но не очень улыбалось по восемь часов на дню проводить на кухне, в «горячем цеху».

— Нам с Эндрю все друзья завидовали, — с тоской в голосе продолжала Энни. — Ты устраивала нам самые потрясающие дни рождения и пекла самые вкусные именинные торты!

— А еще я устраивала самые веселые игры и конкурсы, например «поиски сокровищ». Ну и что? Кому это сейчас надо?

— Да ладно тебе, мама! — Энни закатила глаза.

— Вот кончится лето, и займусь поисками работы всерьез.

— Ты все время откладываешь, — упрекнула ее Энни.

Дочь, конечно, права, но Бетани уже много лет не работала и сомневалась, что кому-то пригодятся ее навыки. Скорее всего, ни на одно хорошее место ее не возьмут, и придется до конца жизни раскладывать товары по полкам в местном супермаркете или спрашивать покупателей, в какой пакет им сложить продукты — в целлофановый или бумажный…

— Может, заняться прямыми продажами, торговать косметикой? — нерешительно сказала она, косясь на дочь. — Там гибкий график, и можно быть самой себе хозяйкой…

— Мама! — Дочь смерила ее гневным взглядом. — Это просто убожество какое-то!

— Многие женщины весьма преуспевают, и потом…

— Прямые продажи, может, дело и неплохое, только не для тебя. У тебя многое отлично получается, но торговать ты не умеешь. Это не твое! Себя надо уважать!

Да уж… Последние полтора года ее самоуважение находилось на отметке ниже нуля.

— Работать в офисе мне бы не хотелось, — продолжала Бетани. Она чувствовала, что не сможет высиживать каждый день в какой-нибудь конторе с девяти до пяти.

— Тебе нужно чем-нибудь заняться для себя, — не сдавалась Энни. — И кстати, я сейчас не о работе!

Все знакомые Бетани, в том числе и психоаналитик, к которому она ходила некоторое время, твердили ей то же самое.

— Яйца курицу учат, — поддразнила она дочь.

— Разве тебе ничем, ну совсем ничем не хочется заняться просто ради удовольствия?

Бетани пожала плечами:

— Ты сейчас опять будешь смеяться и говорить, что это убожество.

— Что «это»?

Бетани вздохнула и нехотя призналась:

— Позавчера я проходила мимо магазинчика, в котором торгуют пряжей, и вдруг мне ужасно захотелось снова вязать. Помнишь, много лет назад я связала тебе плед?

— Мама! — вскричала Энни, поморщившись, как будто мать сказала какую-то глупость. — Еще бы я не помнила! С тем желтым пледом я не расставалась лет до десяти!

— Раньше мне очень нравилось вязать, но это было много лет назад.

Распахнулась и тут же с силой захлопнулась парадная дверь. После работы в местном супермаркете вернулся Эндрю. Войдя на кухню, он снял рюкзак и, не говоря ни слова, открыл холодильник. Очевидно, его там ничего не заинтересовало, потому что вынул он только банку газировки. Закрыл холодильник, прислонился к нему спиной и мрачно воззрился на мать и сестру.

— В чем дело? — спросил он, переводя взгляд с Бетани на Энни.

— Мама собирается снова заняться вязанием, — ответила Энни.

— Не собираюсь, а просто думаю, — уточнила Бетани.

— А что, у тебя получится. — Энни кивнула.

— Ага, — согласился Эндрю, срывая с банки кольцо.

Бетани вовсе не разделяла уверенности детей. Ей казалось, что на все нужно слишком много усилий — на поиск работы, на устройство своей жизни, даже на вязание.

— Может, и займусь, — нерешительно пробормотала она.

— Только не откладывай в долгий ящик, как все остальное. — Энни быстро вынула из чулана справочник «Желтые страницы». — Где находится твой магазинчик?

Бетани прикусила губу.

— На Цветочной улице.

— Название помнишь? — спросил Эндрю.

Энни быстро листала толстый справочник.

— Нет, но послушайте…

Заложив страницу пальцем, Энни подняла голову. Выражение лица у нее сделалось самое решительное.

— Нашла! — Она победоносно улыбнулась брату, схватила телефон, набрала нужный номер и, не давая Бетани времени возразить, сунула ей трубку.

— «Путеводная нить», — отозвался приветливый женский голос на том конце линии. — Чем я могу вам помочь?

— 3-здравствуйте… Меня зовут Бетани Хэмлин, хотя, наверное, как меня зовут, сейчас не важно. Я узнала, что… в общем… вы еще не закончили набор на курсы вязания? — Слушая собеседницу, Бетани глубоко вздыхала. — Когда-то я любила вязать, — продолжала она, — но это было очень давно. Наверное, мне лучше приехать самой? — Она повернулась и посмотрела на дочь.

— Дай-ка трубку, — велела Энни и, не дожидаясь ответа, выхватила телефон у матери. — Да, замечательно! Запишите ее! — распорядилась Энни, хватая блокнот, ручку и что-то записывая. — Да, она придет! — Через полминуты Энни нажала отбой.

— Ты ее записала? — спросил Эндрю.

— Угу.

— Но я… — Бетани вдруг испугалась. Имеет ли она право напрасно тратить деньги? — Слушайте, скорее всего, ничего не получится, потому что…

— Ты научишься вязать носки, — перебила ее Энни.

— Носки?! — Бетани энергично затрясла головой. — Исключено! Это для меня слишком сложно!

— Мама, — вмешался Эндрю, — помнится, раньше ты все время вязала…

— Владелица магазина — ее, кстати, зовут Лидия Хоффман — уверяет, что научиться вязать носки совсем нетрудно, — поддержала брата Энни. — И даже наоборот, очень просто.

— Н-ну… может быть, — нехотя согласилась Бетани.

— Ты туда поедешь, мама! Отказов я не принимаю.

— Ты поедешь, — вторил сестре Эндрю.

Бетани очень удивилась. Когда они с детьми успели поменяться ролями? Наверное, пока она ни на что не обращала внимания.

Кортни считала, что отец поступил несправедливо по отношению к ней. И вообще, то, что он придумал, просто нелепо! Да, в недавнем прошлом она натворила глупостей — стала хуже учиться, грубила учителям. Все могло закончиться гораздо печальнее, если бы, например, полиция дозналась, кто четыре года назад поджег мусорный контейнер. И все же… кто бросит в нее камень? Четыре года назад погибла мама. Кортни целыми днями плакала, злилась и не находила себе места. Постепенно все наладилось — правда, ей так и не удалось до конца сжиться с потерей. Что бы там ни говорили несведущие друзья и подружки, горечь утраты она, наверное, никогда не перерастет. Постепенно она взяла себя в руки, занималась с утра до ночи, догнала класс. И вот вам пожалуйста… Только этого не хватало!

Последний школьный год ей предстоит провести в Сиэтле, у бабушки Пулански. Все ее друзья детства будут вместе праздновать окончание школы, ее же отослали на другой конец страны. Хотя бабушку Кортни любила, она искренне не представляла, как проживет у нее целый год.

Другого выхода нет. Кортни не с кем оставить, пока отец будет строить мост в Бразилии. Ехать с ним тоже нельзя — в тех краях молодой девушке находиться небезопасно. Так сказал ей папа.

Джейсон, ее старший брат, учится в магистратуре и подрабатывает преподавателем в летней школе. Сестра Джулианна перешла на третий курс, а на каникулах тоже подрабатывает на одной аляскинской турбазе. Кортни — самая младшая. Учеба брата и сестры требует денег, причем расходы все время увеличиваются. Проще говоря, отцу нужны деньги, иначе он подождал бы с бразильской командировкой, пока Кортни не закончит школу. В университете ей вряд ли дадут стипендию… К сожалению, учится она средне, и ждать, что не придется платить за обучение, для нее примерно то же самое, как надеяться выиграть в лотерею. Иными словами, отцу очень скоро придется оплачивать и ее высшее образование. Поэтому, все обдумав, папа решил, что Кортни поедет в Сиэтл.

Сейчас все было бы по-другому, не погибни мама в той нелепой автокатастрофе. Хотя мама умерла четыре года назад, Кортни до сих пор кажется, будто все произошло только вчера.

— Кортни! — окликнула ее снизу бабушка. — Ты уже встала?

— Да, бабушка. — Как тут не проснуться, если в пять утра она включает телевизор на полную громкость? Бабушке нужен слуховой аппарат, только она упорно отказывается признаться в своей глухоте. По мнению Веры Пулански, слышит она нормально, а вот все окружающие — все до единого! — лишь неразборчиво мямлят.

— Завтрак почти готов! — прокричала бабушка.

Кортни посмотрела в потолок и тяжело вздохнула.

— Я не хочу есть!

— Самое главное — хорошо позавтракать!

Она прожила у бабушки уже неделю, и седьмое утро кряду они ведут один и тот же разговор.

— Попозже позавтракаю! — обещала Кортни.

На завтрак бабушка регулярно потчевала ее омлетом, поджаренным без масла и жестким как подошва. Наверное, насмотрелась телепередач о сальмонеллезе и наслушалась советов, как обезопасить себя и близких. По мнению теледокторов, чтобы яйца сделались безвредными, их нужно или варить три часа, или зажаривать со всех сторон. В результате бабушкины омлеты на вкус напоминали резину. Нет, Кортни никогда не жевала резину, но при взгляде на тарелку ей казалось, что вкус такой же.

— Терпеть не могу выбрасывать продукты!

— Извини, бабушка.

Со дня своего приезда Кортни уже столько раз пропускала завтрак! Она надеялась, что за счет этого сильно похудела, но ее надежды не оправдались. Совсем недавно она взвесилась, но стрелка упорно отказывалась двигаться в обратном направлении. Она взвешивалась после душа, не одеваясь. Весы в ванной у бабушки оказались древними как мир. Она закрыла глаза, а потом посмотрела на шкалу, которая словно расплылась в издевательской ухмылке. Видимо, бабушке невдомек, что весь мир давно перешел на цифровые весы. В общем, Кортни не только не похудела, но, наоборот, поправилась на полкило! Ей захотелось плакать. И без того страшновато идти в новую школу. Но входить в новый класс толстой еще ужаснее.

— Кортни! — снова позвала ее бабушка снизу.

— Что, бабушка?

Сегодня Вера, очевидно, не собиралась сдаваться.

— Мне нужно ненадолго выйти по делам.

— Ладно!

— Я хочу, чтобы ты пошла со мной.

Тяжело вздохнув, Кортни села на кровати и сгорбилась.

— Можно мне остаться дома? — попросила она. После душа она снова надела пижаму, потому что не понимала, зачем ей вообще одеваться. Во всяком случае, поводов нет.

— Мне очень хочется, чтобы ты пошла со мной. Ты слишком много времени сидишь у себя в комнате!

— Хорошо, бабушка.

— Что ты сказала?

Медленно встав, Кортни подошла к двери и прокричала:

— Сейчас спущусь!

Бабушка улыбнулась и кивнула:

— Вот и хорошо.

Вера Пулански — мировая бабушка; когда она приезжала в гости к ним в Чикаго, Кортни очень радовалась. Но сейчас все по-другому. Кортни еще ни разу не жила в доме такой пожилой женщины. Ей казалось, что почти все бабушкины вещи можно смело выставлять на антикварный интернет-аукцион.

Кортни вяло натянула джинсы и безразмерную черную футболку с логотипом папиной компании. Когда она спустилась вниз, Вера ласково улыбнулась и погладила внучку по лицу.

— Ты очень красивая девочка.

Кортни натужно улыбнулась.

— Я тебя очень люблю, ты моя младшая внучка.

— Да, бабушка.

— Я часто жалею, что Ральф не дожил, не успел как следует с тобой познакомиться.

Дедушка умер, когда Кортни было несколько месяцев от роду.

— Я тоже.

— Ну а теперь я кое-что тебе скажу, только не обижайся. Ведь я тебя люблю!

Кортни ощетинилась, приготовившись к очередному выговору:

— Бабушка, прошу тебя, не начинай… Я сама прекрасно знаю, что мне нужно худеть. Тебе совсем не обязательно говорить мне это, понимаешь? — Кортни не скрывала обиды. В последнее время ей очень не хотелось смотреться в зеркало, но иногда все же приходилось. Да, после смерти мамы она сильно растолстела. Если раньше спокойно влезала в одежду сорок второго размера, то сейчас приходится носить сорок восьмой и даже пятидесятый! Что с того, что бабушка напоминает ей о грустном из самых лучших побуждений? Неужели она думает, будто сбросить пятнадцать-шестнадцать килограммов легко?!