Мэг Кэбот - Пьянящий аромат

Лорд Эдвард Роулингз, второй и единственный из здравствующих сыновей покойного герцога Роулингза, чувствовал себя глубоко несчастным.

Его удручало не то, что Йоркшир зимой был не самым приятным местом, — солнце здесь, казалось, неделями не появлялось на небе. И не то, что леди Арабелла Эшбери, супруг которой владел имением по соседству с поместьем Роулингзов, была в настоящее время слишком занята собой, чтобы обратить на него внимание.

Эдвард не смог бы внятно объяснить причину своего состояния, даже если бы захотел. Впрочем, он и не собирался ничего объяснять, так как рядом не было никого, кроме виконтессы Эшбери. Хотя виконтесса и обладала известными всей Англии достоинствами, включая белокурые волосы и изящные лодыжки, сострадание не входило в этот перечень.

— Я прикажу миссис Прейхерст заказать гусиную печенку на пятьдесят человек, — сказала леди Эшбери, делая очередную пометку в списке мелочей, о которых Эдвард должен был предупредить экономку до того, как их друзья из Лондона приедут в конце недели поохотиться в Йоркшир. — Как я поняла, в сельской местности не все интересуются гусиной печенкой. Девицы Герберт вряд ли вообще знают, что это такое.

Эдвард, развалившийся в шезлонге у камина в Золотой гостиной, безуспешно пытался сдержать зевоту. К счастью, леди Эшбери, которая не привыкла, чтобы мужчины в ее обществе зевали, этого не заметила.

— Не понимаю, зачем вообще приглашать девиц Герберт, — продолжала леди Эшбери. — Может, их отец и является управляющим твоим имением, но, Эдвард, пока от него нет никакого толку.

Эдвард потянулся из кресла, чтобы налить себе еще порцию коньяка из графина, который он поставил на столике рядом с собой. Он уже был изрядно пьян и не собирался на этом останавливаться. Одним из главных достоинств леди Эшбери было то, что такое поведение ее не смущало. А если и смущало, она никогда этого не показывала.

— И, наконец, Эдвард, — вновь подала голос леди Эшбери, — если бы не, с позволения сказать, неустанные хлопоты сэра Артура Герберта по поводу имения Роулингзов, герцогом сейчас был бы ты, а не этот несносный мальчишка, сын твоего брата.

Эдвард откинулся назад, сделал глоток коньяка и стал разглядывать потолок. Потолок в Золотой гостиной был выкрашен желтоватой краской под цвет тяжелых бархатных гардин, закрывавших окна. Он громко прокашлялся и заговорил басом, который пугал даже конюхов в поместье Роулингзов:

— Похоже, все забыли, что сын Джона является законным наследником титула и имения.

Леди Эшбери сделала вид, что не заметила угрожающего тона.

— Но ни одна живая душа не знала, где этот мальчишка, пока сэр Артур не начал свою низкую возню вокруг…

— По моей просьбе, помнишь, Арабелла?

— О, Эдвард, умоляю, только без этого покровительственного тона.

Леди Эшбери бросила перо и встала из-за письменного стола, крышка которого была инкрустирована слоновой костью. Подол ее бледно-голубого шелкового платья громко зашуршал. Она направилась в сторону кресла, в котором устроился Эдвард. Бледное лицо и очень светлые локоны виконтессы выглядели довольно мило на фоне темно-желтых гардин. Не было никакого сомнения, что именно по этой причине она всегда хотела, чтобы они располагались здесь, а не в более удобной, но не так выгодно оттенявшей ее внешность Голубой утренней комнате.

— Самым простым выходом для тебя было бы заявить герцогу, что сын Джона умер, как и его отец с матерью, и принять титул самому, — заметила Арабелла.

Эдвард насмешливо повел бровью.

— Самым простым выходом? Солгать собственному отцу, находившемуся на смертном одре? Последние десять лет он только и делал, что проклинал Джона за женитьбу на дочери приходского священника из Шотландии и твердил, что не позволит привезти в поместье Роулингзов осиротевшего мальчишку, хотя тот и является, по сути, истинным наследником титула. А потом, когда он в последнюю минуту смягчился… Честность, Арабелла! Было бы чертовски непорядочно с моей стороны хотя бы не попытаться выполнить предсмертное желание старика.

— Какое благородство! — воскликнула леди Эшбери. — Ты ведь даже ни разу не видел этого парня!

— Нет, — согласился Эдвард. Он уже прикончил четвертую порцию коньяка и налил себе пятую. — Но увижу завтра, когда Герберт привезет его. В твоей милой головке, Арабелла, никак не уместится то, что я не хочу быть герцогом. — Он улыбнулся. — В отличие от тебя и, я уверен, твоей мамочки, которая целью жизни сделала поиски для тебя мужа с титулом, я бы вполне довольствовался тем, чтобы называться просто мистером.

Леди Эшбери сердито засопела:

— И как бы ты, скажи на милость, смог позволить себе содержать все эти конюшни на доходы просто мистера, лорд Эдвард? Или дом на Парк-лейн в Лондоне? Не говоря уж об этом ветхом уродстве, которое ты называешь поместьем. Единственный мистер из всех, кого я знаю, Алистер Картрайт может себе позволить все то, что есть у тебя, и, как тебе известно, все его богатство, как и твое, получено в наследство. Нет, Эдвард, ты сын герцога и, естественно, у тебя соответствующие запросы. Тебе не повезло только в том, что ты не родился раньше своего несчастного братца Джона.

Эдвард бросил на даму пристальный взгляд и вяло пожал плечами:

— Черт побери, Арабелла, ты и впрямь думаешь, что мне понравилось бы быть герцогом? Целыми днями тяготиться заботами об имении? Терпеть вечное занудство кого-нибудь вроде Герберта, пытающегося заставить меня все время заниматься бухгалтерскими книгами? Носиться с арендаторами, следить за тем, чтобы крыши их домов каждый год перекрывались, их дети учились, а жены были довольны? — Он содрогнулся от отвращения. — Такой образ жизни сделал из моего отца старика и свел его в могилу раньше назначенного срока. Я не желаю, чтобы что-то подобное случилось со мной. Пусть уж сын моего дорогого покойного брата носит чертов титул. Герберт приглядит за тем, чтобы Роулингзы до поры до времени не прогорели окончательно, а через десять лет, когда парень закончит учебу в Оксфорде, он сможет вернуться сюда и занять принадлежащее ему по праву место среди этих пустых залов.

— А чем займешься ты сам, Эдвард? — не скрывая раздражения, поинтересовалась Арабелла. — Ты ведь только и можешь, что охотиться с марта до ноября, к тому же Лондон летом просто невыносим. Тебе нужно, дорогой, придумать себе какое-нибудь занятие.

— Что я, по-твоему, американец? — усмехнулся Эдвард и осушил очередную рюмку. — Я просто обожаю, Арабелла, когда ты снисходишь до того, чтобы давать мне советы. Это всегда наводит на мысль о нашей разнице в годах. Скажи, твоего мужа не беспокоит, что ты все время носишься через торфяники, чтобы встретиться с человеком вдвое младше его и на десять лет моложе, чем ты сама?

— Ты не слишком много выпил? — бросила виконтесса Эшбери, и Эдвард, вздохнув, мысленно сократил ее достоинства на одно. — Довольно противно видеть еще молодого человека, который становится обрюзгшим и жирным.

Эдвард обвел взглядом свою мощную грудь, увенчанную белым, умело повязанным галстуком, и прикрытый жилетом мускулистый торс.

— Жирным? — недоверчиво отозвался он. — Где?

— У тебя мешки под глазами. — Арабелла шагнула вперед и вырвала рюмку из его руки. — К тому же неприятно видеть, как у тебя начинают появляться брыли, прямо как у твоего отца.

Эдвард выругался и вскочил со своего места. От выпитого коньяка он немного неуверенно держался на ногах. При своем росте выше шести футов хозяин поместья Роулингзов всегда казался внушительным, однако Золотая гостиная намного усиливала это впечатление. Рядом с ним хрупкая позолоченная обитая зеленым бархатом мебель казалась крошечной. Сверкающие черные сапоги для верховой езды безжалостно попирали персидские ковры.

Подойдя к зеркалу, Эдвард внимательно изучил свое отражение.

— Честно, Арабелла, — сказал он, посмотрев через зеркало на виконтессу, — я не понимаю, о чем ты говоришь. Какие брыли?

Он был уверен, что вовсе не тщеславие не позволяет ему разглядеть на своем лице следы беспутной жизни. Без всякого сомнения, он бы заметил, если бы они были. Эдвард не особенно обращал внимание на то, как выглядит, хотя многие дамы признавались, что его вид доставляет им удовольствие. Конечно, он и сам чувствовал, что, несмотря на прекрасно сшитую одежду, смотрится чужаком в любой гостиной, будь она золотой или какой-нибудь другой. Роулингз обладал мрачной внешностью морского пирата или лесного разбойника, довольно длинные, черные как смоль волосы свивались на воротнике в непослушные кольца. Внешне он был прямой противоположностью леди Эшбери, которая выглядела изящной, как статуэтка, и невинной, как ягненок. Светлыми у Эдварда были только серые глаза, казалось, впитавшие в себя туманы торфяников, на краю которых и располагалось имение.

— Я не имела в виду, что у тебя уже сейчас появились брыли, — сообщила виконтесса Эшбери, вдруг очень заинтересовавшись чем-то на письменном столе. — Но если ты будешь слишком беспечным…

— А сказала ты совсем другое.

Эдвард точно не знал, что смутило его больше: то, что она так напугала его, или то, что теперь, когда он все равно встал, вполне можно было уйти к себе. Он намного успешнее боролся бы с плохим настроением в своей уютной комнате, библиотеке или даже бильярдной, утешаясь табаком и спиртным вдали от женских капризов.

Однако еще до того, как Эдвард успел придумать слова оправдания для бегства, чтобы смягчить обидчивую виконтессу, с которой он не без удовольствия провел утром несколько часов в гостиной на третьем этаже, в комнату вошел Эверс и громко откашлялся.

— К вам сэр Артур Герберт, милорд. — Дворецкий, который прослужил отцу Эдварда пятьдесят лет и, без всякого сомнения, прослужит еще лет двадцать новому герцогу Роулингзу, даже бровью не повел, заметив, что его хозяин уже навеселе.

— Герберт? — недоверчиво повторил Эдвард. — Почему он вернулся так скоро? Я ждал его самое раннее завтра. Эверс, а что, мальчишка… э-э, его светлость вместе с сэром Артуром?

Взгляд Эверса, казалось, был прикован к некоей точке над зеленым мраморным камином.

— Сэр Артур один, милорд, и, надо сказать, заметно взволнован.

— Черт! — Эдвард потер рукой небритый подбородок. А ведь Герберт клялся, что на этот раз источник вполне надежный! Теперь Эдварду предстояло тратить дополнительное время — и деньги — на поиск наследника герцогского титула Роулингзов. Как могло случиться, что десятилетний мальчик исчез, будто сквозь землю провалился?

— Черт, — раздраженно произнес Эдвард, — веди его сюда, Эверс.

Виконтесса подчеркнуто глубоко вздохнула, как только за дворецким закрылась дверь.

— Ну, Эдвард, тебе в самом деле необходимо принимать этого омерзительного типа именно здесь? Не мог бы ты попросить его подождать в библиотеке? Нельзя сказать, что меня радует перспектива выслушивать вашу чепуху об этом противном мальчишке…

— Вот именно, противном! — Сэр Артур, дородный и, как всегда говорливый, не дождавшись, пока Эверс полностью открыл двери, проскочил в гостиную мимо дворецкого с его чопорно поднятыми бровями. — О, леди Эшбери, до чего противный этот ребенок! Более точных слов подобрать невозможно!

Вошедший был так возбужден, что даже не позволил лакею снять с себя плащ и шляпу, снег так и сыпался с покатых плеч. Эверс в нерешительности остановился рядом с ним, на лице дворецкого застыла маска страдания — на ковре у галош сэра Артура расплывались мокрые пятна.

— Господи, — выдавил Эдвард, не на шутку удивленный неопрятным видом управляющего имением. — Сэр, откуда вы прибыли, из Шотландии или прямо из преисподней?

— Из преисподней, милорд, из преисподней, уверяю вас!

Прежде чем Эверс успел остановить его, сэр Артур упал в кресло, обитое ярко-зеленым бархатом, то самое, где совсем недавно сидел Эдвард. Снег посыпался на мягкие диванные подушки и от тепла камина сразу же начал таять.

— Никогда еще за все эти месяцы поисков наследника вашего отца мне не приходилось сталкиваться с такой неприятной ситуацией, лорд Эдвард!

Виконтесса, наблюдавшая за происходящим с легкой усмешкой и чуть приподнятыми бровями, бросила дворецкому:

— Эверс, я думаю, что сэру Артуру необходимо предложить немного коньяка.

— Нет-нет, — вскричал сэр Артур, взмахнув полной рукой. — Нет, благодарю, миледи. Я не притрагиваюсь к спиртному до полудня. Леди Герберт этого не одобряет.

— Но, сэр Артур, — улыбка Арабеллы была нарочито невинной, — в конце концов, уже половина второго.

— Ну, раз так… — сдался сэр Артур. Дворецкий уже стоял у кресла с полной рюмкой. — Спасибо, мой добрый Эверс. Вот это очень кстати… А Вирджинии вообще не обязательно знать об этом, правда?