Теплая встреча женской половины семейства Герберт с Пегги позволила нескольким титулованным матронам вынести девушке оправдательный приговор за недостаточностью улик.

— Если она нравится Вирджинии Герберт, — долетел до Пегги шепот супруги графа Дерби в ухо маркизы Линн, — можно считать ее порядочной девушкой.

Пегги, чей опыт исполнения роли хозяйки ограничивался устройством чаепитий для членов миссионерской организации в доме отца и благотворительных базаров, время от времени проводимых в церкви, отдавала себе отчет в том, что обращаться за помощью к виконтессе бессмысленно. Небрежно сообщив леди Эшбери, что ей больше нет нужды заниматься делами замка Роулингзов, Пегги нажила в ее лице врага. Оставалось надеяться на себя.

Зато девушка обнаружила, что естественным поведением — как если бы она была среди прихожан отца — можно завоевать сердце даже самой чопорной матроны. Живой характер и поразительная красота Пегги позволяли всегда оставаться на высоте, а ее молодой задор заразил присутствующих дам. К концу дня юная шотландка заставила почти всех напереживаться над ее рассказами о жизни в Эпплсби, организовала озорную игру в мушку и смогла убедить дам в том, что женская семинария остро нуждается во вспомоществовании, причем высокородные леди договорились на следующее утро все вместе навестить школу.

Но не все, однако, было так просто. Хотя Пегги старалась быть с виконтессой как можно учтивее, вовлекая ее в общие разговоры и спрашивая ее мнения по всяким банальным вопросам, Арабелла даже не пыталась скрывать своего презрительно-насмешливого отношения к ней. Она то закатывала глаза, услышав шутку из уст девушки, то, войдя в комнату, делала вид, что не замечает присутствия Пегги.

Никогда еще девушка не подвергалась остракизму, и, несмотря на то, что демонстративная неприязнь леди Эшбери к тетушке нового герцога, казалось, не особенно задевала общество, саму Пегги отношение виконтессы в глубине души очень пугало.

Когда мужчины наконец возвратились с охоты, дамы разошлись по комнатам, чтобы принять ванну и одеться к обеду. Пегги накоротке заглянула в детскую и без удивления обнаружила, что Джереми нашел себе подружку — Мэгги Герберт. Эта пятилетняя мегера превратила крепость Джереми во дворец и управляла им и еще восемью детьми, собравшимися в детской, с достоинством королевы. Джереми была отведена утомительная роль короля, и он непрерывно жаловался на то, что сценарий, предложенный девочкой, не предусматривал, к сожалению, наличия пиратов. Убедившись, что с Джереми все хорошо, Пегги удалилась в свою комнату, где ее ждала приготовленная Люси ароматическая ванна.

Обед был скучным мероприятием, в ходе которого восемнадцати взрослым людям по очереди подавались десять перемен блюд, и являлся лишь незначительной частью вечера. Пегги была еще полуодета, когда в ее комнате появилась миссис Прейхерст, озабоченная размещением гостей за столом.

— Только что меня на галерее поймала леди Селдон и сказала, что ни при каких обстоятельствах не хочет сидеть рядом с сэром Томасом Пейтоном — он недавно вступил в общество, которое отстаивает пользу опиума для здоровья, а леди Селдон, конечно же, не выносит курильщиков опиума… — Экономка чуть не плача поправила на носу очки. — Мне не хотелось прерывать ваш туалет, мисс Макдугал, но я так больше не могу. Я не могу посадить леди Селдон и с сыновьями графа Дерби, поскольку у них дурная привычка бросать кусочки фруктов в декольте крупных дам…

Пегги безмятежно улыбнулась миссис Прейхерст:

— Это же очень просто, не так ли? Объедините леди Селдон с мистером Картрайтом, а партнершу мистера Картрайта пересадите к сэру Томасу.

Миссис Прейхерст возмутилась так, что даже не сразу нашлась что ответить, только надула щеки, словно горнист. Наконец экономка заговорила:

— Но ведь у мистера Картрайта нет титула, а леди Селдон очень чувствительна к таким вещам…

— А нельзя попробовать посадить ее с сыном маркиза Линна?

Миссис Прейхерст вздохнула:

— Боюсь, что придется. Но он так юн — даже и не знаю, о чем они будут говорить.

Пегги пожала плечами:

— Позаботьтесь, чтобы между ними поместили блюдо побольше. Тогда леди Селдон вообще не придется с ним говорить.

— Прекрасно! Спасибо, мисс Макдугал.

Пегги, все еще улыбаясь, вернулась к своему отражению в зеркале. Люси создавала у нее на голове сложное сооружение, и Пегги скептически разглядывала легкомысленные волны и завитки, в которые постепенно укладывались ее локоны.

— Люси, ты ведь знаешь, что делаешь?

— Ну конечно, мисс. Мы часто делали такую прическу в семинарии. Она называется «витая корона».

Заметив, что миссис Прейхерст все еще топчется у дверей, Пегги повернулась к ней — сделать это было довольно трудно, поскольку Люси собрала в пригоршню несколько прядей ее волос, — и спросила:

— Миссис Прейхерст? Что-нибудь еще?

— Видите ли, мисс, есть еще одна проблема.

Пегги улыбнулась:

— И что же это? У вас такой вид, будто все на грани краха.

— Знаете, мисс Макдугал… не хочу показаться дерзкой, но виконтесса обычно сидит справа от лорда Эдварда…

Пегги вскинула изящные брови:

— Да?

— Но я… как я уже говорила, не хочу казаться дерзкой, но леди Эшбери остановила меня в коридоре, поинтересовалась обеденной рассадкой и сказала, чтобы я не позабыла посадить ее, как всегда, по правую руку от лорда…

— А вы думаете, что так было бы неправильно? — закончила за нее Пегги.

И тут миссис Прейхерст будто прорвало, она дала волю сдерживаемой до поры до времени неприязни к виконтессе:

— Я уверена, что это в высшей степени неправильно, мисс. Виконтесса замужняя дама. Ее место рядом с супругом, а не с лордом Эдвардом. И поскольку ее мужа на приеме не будет, а хозяйка дома в настоящее время вы, я твердо убеждена, что место справа от лорда принадлежит вам, пока он не женится или пока его светлость герцог не займет место во главе стола.

Миссис Прейхерст, похоже, саму удивило то, что высказалась подробно и с такой горячностью, однако она и не подумала извиняться за несдержанность. Вместо этого женщина беспомощно опустила руки.

— Мисс Макдугал, я и в самом деле на грани срыва.

— У меня есть идея. — Пегги поиграла перед зеркалом бровями. — Говорите, сэр Томас Пейтон употребляет опиум?

— Да, но…

— Давайте посадим виконтессу с сэром Томасом, а я сяду справа от лорда. — Огоньки, которые загорелись в зеленых глазах, скрыть было невозможно, и миссис Прейхерст невольно улыбнулась в ответ.

— И правильно, мисс, — уходя, заметила экономка; ее каблуки стучали значительно увереннее, чем раньше.

Люси, у которой рот был забит шпильками для волос, невнятно проговорила:

— Насколько мне известно, виконтесса сегодня оденется в черный атлас, мисс.

— Правда? А в чем буду я, Люси?

— В белом шелке. И полагаю, в бриллиантах покойной герцогини.

Пегги широко улыбнулась. Она продолжала смеяться в душе и часом позже, когда вышла к двойной лестнице, ведущей в Большой зал. Внизу еще никого не было, кроме Эверса и нескольких лакеев, но и они, едва ее нога в бархатной туфельке ступила на первую ступеньку, прекратили разговор и уставились на Пегги в изумлении.

Белоснежное декольтированное платье Пегги полностью открывало плечи. В ложбинке между грудей на платье ослепительно сияла бриллиантовая брошь, в ушах переливались серьги, составлявшие с брошью гарнитур. Ослепительная светская дама нисколько не напоминала скромную дочь священника, с которой познакомился Эдвард. Засмотревшись на нее, лакеи совершенно забыли о своей обязанности провожать дам в гостиную, где гости должны были ожидать, пока их пригласят к столу. Пегги улыбнулась каждому — ей уже удалось запомнить имена всей прислуги в Роулингзе — и продолжила спускаться по лестнице. Она немного помедлила, услышав, как открывается дверь. Лорд Эдвард — во всем своем вечернем великолепии — вышел в зал, чтобы выразить недовольство Эверсу по поводу отсутствия в графине хереса. Он замер как вкопанный, заметив на лестнице Пегги.

Улыбка исчезла с лица девушки. После ночного столкновения они впервые встретились лицом к лицу. Пегги не имела ни малейшего представления, как Эдвард Роулингз поведет себя с ней: насмешливо, вежливо или вообще сделает вид, что ее не заметил. Да, он прислал ей драгоценности, но это было сделано скорее из чувства собственного достоинства: хозяин замка просто не мог допустить, чтобы слуги судачили о том, как бедна Пегги, когда всем было известно, что сейфы Роулингза ломятся от фамильных драгоценностей. Внезапно успех Пегги у матрон перестал ей казаться такой большой победой. Она вынуждена была признаться себе, что самым желанным трофеем для нее являются вовсе не сердца кучки титулованных дам, а единственное сердце — то, которое принадлежит младшему сыну герцога. Высоко держа голову, Пегги благополучно спустилась по главной лестнице, довольная, что ни разу не споткнулась и не запуталась в длинных юбках. Она подплыла по отполированному паркету к Эдварду и присела в коротком реверансе, прежде чем обратиться к Эверсу.

— Что, какие-нибудь проблемы с хересом? — спросила она.

Всегда невозмутимый дворецкий вдруг стал заикаться:

— Э-э, да, мисс. Боюсь, что требуется наполнить графин. Я об этом позабочусь. — Такой прыти трудно было ожидать от пожилого человека, слуги следовали за ним по пятам.

Эдвард тем временем смотрел на Пегги, загадочный блеск плескался в его серых глазах.

Девушка взглянула на него через обнаженное плечо и дерзко осведомилась:

— Что, у меня вдруг выскочили бородавки? Вы так смотрите.

— Прошу меня извинить. — Внешне Эдвард был сама любезность, но во взгляде читалось откровенное вожделение. — Я просто любуюсь прекраснейшей из женщин, которые когда-либо украшали этот старинный зал.

Пегги потупила глаза.

— Уверена, вы говорите то же самое всем своим свояченицам. — Метнув взгляд из-под ресниц, она заметила улыбку.

— Ах, — усмехнулся Эдвард, — видно, день, проведенный в компании знатнейших дам королевства, никак не повлиял на ваш острый язычок.

Пегги не замедлила с ответом:

— Если вы полагаете, что я столь плохо воспитана, зачем было присылать мне драгоценности?

— Чтобы прислуга в моем доме была довольна. Хоть я и не согласен со слугами, они полагают, что ваша красота требует таких украшений.

— Вы потакаете слугам точно так же, как своему племяннику. — Пегги покачала головой так, что подвески серег заплясали, но тон ее остался мягким. — Лорд Эдвард, вы излишне расточительны. Мальчика вполне удовлетворил бы и пони, так нет, вы преподнесли ему чистокровного жеребца. О чем вы только думали?

— О том, что, когда я был в его возрасте, то единственное, чего мне хотелось, это иметь собственного скакуна. — Эдварду удалось удачно изобразить человека, который с печалью вспоминает детство. Но Пегги понимала, что Эдвард пытался умаслить ее, и то, как явно он баловал Джереми, ее даже позабавило. — У меня так и не было коня. Поэтому я был счастлив немного порадовать мальчика…

Пегги выразительно закатила глаза:

— Теперь я понимаю, почему леди Эшбери считает, что вы находка для игры в шарады. У вас просто талант к лицедейству.

— Вы думаете, я лгу? — Эдвард сделал широкий жест своей мощной рукой. — Спросите любого здесь — хотя бы Эверса, — и вам расскажут, что я все детство тосковал по такому коню, как Кинг.

Пегги снисходительно кивнула.

— И это хорошо. Опыт, который вы приобрели, тоскуя в детстве, сослужит вам хорошую службу теперь, когда вы возжелали много такого, чего не получите никогда.

— Мисс, — сказал Эдвард, скорчив гримасу, изображавшую уязвленную гордость, — вы лишаете меня мужского достоинства.

— Это вряд ли возможно, если учесть, что ничего мужского в вас и без того нет!

Эдвард молниеносно обхватил Пегги рукой за талию и притянул к себе так нагло и уверенно, как если бы он был какой-нибудь томящийся от любви пастух, а она — проходящая мимо доярочка.

— Думаю, прошлой ночью у вас было достаточно свидетельств обратного, — с издевкой напомнил он.

Пытаясь вырваться из объятий Эдварда, с сердцем, затрепетавшим от его внезапной близости, Пегги окинула взглядом зал: не наблюдает ли кто за ними.

— Эдвард! — прошипела она, колотя кулачком в твердую, как дуб, грудь. — Прекратите! Это вовсе не смешно! Кто-нибудь увидит!

— Пусть видят, — заявил Эдвард, глядя на нее своими серебристо-серыми глазами, в которых прыгали дразнящие огоньки. — Какое это имеет значение? Любой мужчина поймет меня. У вас, Пегги, такая талия, которая просто требует, чтобы ее обняла пара крепких рук, а губы — чтобы их целовали часто и крепко…

Увернувшись от его губ, Пегги в ярости стиснула зубы. Он что, принимает ее за какую-нибудь горничную, которую можно хватать и целовать когда вздумается? Он что, и в самом деле думает, что она примет за чистую монету красивые слова, зная о его репутации? Как любой ловелас, он волочится за ней лишь из любви к искусству. Нет, она и не подумает становиться добычей первого встречного…