Мэг Кэбот - Пьянящий аромат

— Сказала, что вы и обо всех остальных почти ничего не знаете.

— Что это должно означать? — Его тон был довольно резким.

— Это означает, — Пегги надменно тряхнула своими роскошными волосами, — что я считаю вас никудышным знатоком людей!

— Вот как?! — Эдвард был скорее удивлен, чем раздосадован. — Вы опять имеете в виду виконтессу?

— Не только виконтессу, — сказала Пегги. Она вскочила с кресла и повернулась к нему, вздернув подбородок. — Вы хоть имеете представление, насколько бесстыдны ваши так называемые друзья? Они самые невоспитанные люди из всех, кого я имела несчастье встречать. Я потрясена, совершенно потрясена тем, что происходило здесь, в Роулингз-Мэнор, а я не из тех, кого легко удивить.

— В самом деле? — Губы Эдварда дрогнули в насмешливой улыбке. — Вы, видно, в своем негодовании не успели хорошенько познакомиться с большей частью наших гостей…

— Потому что я никак не ожидала, что здесь меня будут тискать на ходу, как простую служанку!

Пегги буквально выкрикивала каждое слово, так сильно она разъярилась. Неожиданно девушка потеряла над собой контроль и заколотила кулачками по груди Эдварда Роулингза.

— С момента моего приезда сюда только слуги обращаются со мной вежливо! — объявила Пегги. — Вы, кажется, решили, что я своего рода игрушка, предназначенная исключительно для ваших плотских развлечений.

Эдвард медленно закрыл и открыл глаза. Он прекратил мерить шагами комнату и теперь стоял совершенно неподвижно, глядя на Пегги с недоверием, которое отчетливо читалось на его лице. А она не унималась:

— Ну так вот, для вашего сведения, Эдвард Роулингз, мне это не нравится! Вы забыли, что я выросла в доме священника, мне отвратительны блуд и разврат. Я не верю, что вы позволите, чтобы такие вещи продолжались под крышей вашего дома, особенно сейчас, когда здесь живет впечатлительный ребенок, который до сегодняшнего дня боготворил вас. — Пегги продолжала свою обличительную речь, не позволяя Эдварду вставить ни слова. — Я не ожидала, что здесь, в поместье, окажусь среди тех, кто подвергает остракизму едва знакомых людей, бросает кусочки фруктов в вырез женского платья и рассказывает пошлые истории в присутствии молодых дам…

Эдвард поднял руку, выражение его лица было вовсе не злым.

— Достаточно, — тихо сказал он. — Я все понял.

Но Пегги не собиралась отпускать его так легко.

— Вы, видимо, не понимаете, что поведение ваших гостей является вашей характеристикой, и, добавлю, нельзя сказать, что очень лестной. Люси, моя Люси, только что пожаловалась, что не сомкнула ночью глаз из-за хлопанья дверями и скрипа кроватей, и все это происходило у вас под носом…

— Пегги…

— Разве вы не видите, что, за исключением Гербертов, все эти люди просто используют вас? Вчера за обедом они обсуждали, сколько стоит каждое блюдо, которое подано на стол, их больше ничего не интересовало, кроме того, какого качества в Роулингзе фарфор, одеяла, лошади. Вы даже не нравитесь им, Эдвард. Им нравится, что вы позволили им злоупотреблять вашим гостеприимством. Миссис Прейхерст рассказала мне, что кто-то прошлой ночью даже забрался в погреб с шампанским и украл три бутылки, а одного из сыновей графа Дерби застали, когда тот пытался обесчестить прачку…

— Достаточно! — Эдварду пришлось крикнуть, чтобы прорваться сквозь этот поток слов. Девушка мгновенно умолкла, но по-прежнему стояла со сжатыми кулаками и тяжело дышала. Она вызывающе смотрела на Эдварда, зеленые глаза лучились гневом.

— Ну? — возбужденно спросила Пегги, видя, что он просто стоит и глядит на нее со странным выражением лица. — Разве вам нечего сказать?

Эдвард, вместо того чтобы накричать в ответ, задумчиво усмехнулся, глядя на нее сверху вниз. Пегги совсем не такой ожидала реакции и нервно потерла одну голую ногу о другую. Она предпочла бы вспышку ярости этому загадочному поведению.

— Вы знаете, — тихо проговорил Эдвард, — что так откровенно меня не отчитывали уже двадцать лет? И последний раз это случилось именно в этой комнате? — Он прыснул. — Хотя должен заметить, что моя мать никогда не носила соблазнительных халатов вроде того, что на вас…

Пегги посмотрела на себя. Господи! Она совсем позабыла, что на ней пеньюар, который дала Люси! Какого черта она делает, может, развлекает джентльмена в своем будуаре, одетая в ночную одежду? Если бы это увидела миссис Прейхерст, она, наверное, лишилась бы чувств!

— Прошу меня извинить, — сказал Эдвард, прерывая самобичевание, которым занялась Пегги, — за все неудобства, которым вы подверглись в стенах Роулингза.

Хотя его глаза были в тени и по ним ничего нельзя было прочесть, по звучанию его голоса девушка поняла, что он говорит искренне.

— Я знаю, что вас оскорбили и я, и некоторые из моих гостей, и хочу, чтобы вы знали: такое больше не повторится.

Пегги скептически вздернула бровь, но ничего не ответила. Ее удивила капитуляция Эдварда, и вместе с тем его покорность показалась ей подозрительной. Он не отрицал ни одного из обвинений, включая направленное непосредственно против него: что Пегги для него всего лишь игрушка. Может, он так о ней и думает?

— Ну как? — Эдвард вышел из тени, и Пегги увидела, что точеные черты его лица превратились в маску раскаяния. — Я прощен? — Он так походил на Джереми, когда тот ластился к тетушке, нашалив, что девушка рассмеялась.

— Ну и ну. — Она покачала головой. — В этом все Роулингзы. Даже не знаю, что со всеми вами делать.

— Означает ли это, что вы будете на балу? — Эдвард сделал еще один быстрый шаг в ее сторону.

Она не сказала бы, что на его лице проступила тень нетерпения, но в нем определенно появилось что-то, чего не было раньше. Хотя, может, ему просто не терпелось приступить к обеду…

Пегги без особого желания согласилась присутствовать и на обеде, и на танцах.

— Но, — сказала она, предупреждающе нацелив в него палец, — лучше не подпускайте ко мне этих ваших друзей.

Эдвард положил руку на сердце и проговорил с несколько наигранным пафосом:

— Клянусь, миледи, что сегодня вечером не позволю никому покуситься на вашу честь.

— Включая и вас, — сказала Пегги, провожая его к двери.

— Несомненно. — Помедлив на пороге, Эдвард поймал руку девушки и крепко поцеловал. Прежде чем отпустить ее пальцы, он посмотрел на Пегги своими непостижимыми глазами и произнес: — Благодарю вас.

Пегги почувствовала, как тепло от его руки стало подниматься к ее плечу. Девушка потупила глаза, не выдержав настойчивости его взгляда, и вдруг поняла, что не в силах более контролировать себя. Она что-то пролепетала, едва ли понимая, что говорит. Потом Эдвард отпустил ее руку и ушел.

— Что вы сделали с Эдвардом? — спросил Алистер Картрайт, когда ему наконец удалось заполучить Пегги на обещанный тур вальса.

Улыбнувшись откровенному любопытству партнера, Пегги кокетливо приподняла плечо.

— Ничего, — заявила она. — А что? Вы считаете, он ведет себя странно?

— Боже мой, да. — Алистер умело кружил Пегги по прекрасно отполированному полу Большого зала, где десятки пар вальсировали под музыку октета, расположившегося в углу. — Все меня спрашивают, что произошло. Эдвард уже отправил сэра Томаса Пейтона собирать вещи за то, что тот курил опиум за бильярдом. И, как я понял, предупредил графа Дерби, что если тот будет распускать руки по отношению к его прислуге, то сделает так, что того больше не пустят и на порог «Клэридж» [1]…

Пегги вскинула брови, не в силах скрыть, что сказанное произвело на нее впечатление.

— Он что, действительно способен на такое?

— Клянусь, способен. С такими чистокровками, как у него, и при том, что принц Уэльский помешан на лошадях? Эдвард может сделать почти все, что пожелает его чертова левая нога… — Алистер виновато посмотрел на нее. — Прошу прощения. Нечаянно сорвалось с языка.

Пегги рассмеялась, от выпитого за столом шампанского и от кружения в танце она ощущала удивительную легкость.

— Ругайтесь, сколько вздумается. Я не обращаю внимания.

— Нет? — Алистер обрадовался. — Господи, да вы просто душка. А теперь серьезно, скажете или нет, что вы сделали с Эдвардом?

— Ничего я с ним не делала, — заявила Пегги. — Честно, я даже не понимаю, о чем вы!

— Лгунья, — улыбнулся Алистер. — Такие сияющие глаза, как у вас, ни к чему хорошему не приводят. Даже такому кретину, как я, это ясно.

Пегги лишь со смехом покачала головой. Она отдавала себе отчет в том, что ее глаза сверкают, соперничая с бриллиантами в диадеме, венчавшей ее сложную прическу, но ничего не могла с собой поделать. Одетая в белое бальное платье, расшитое сверкающим стеклярусом, Пегги понимала, что благодаря мистеру Уэрту выглядит, как принцесса из одного из сборников сказок Джереми. Она видела удивленно поднятые брови виконтессы и ее друзей, когда Эверс объявил о ее появлении и она спустилась по лестнице во всем блеске.

Но если кто-нибудь думал, что она и вести себя будет как принцесса, то его ожидал настоящий сюрприз. Потому что Пегги решила отплатить за каждый знак пренебрежения со стороны виконтессы и ее друзей… нелюбезностью вместо грубости. Когда Эдвард встретил ее у основания лестницы с глазами, откровенно сиявшими восхищением, она поступила именно так: величественно улыбнулась всем гостям, особо оценив наряд леди Арабеллы и даже мило поинтересовавшись, где та купила свой веер. Виконтесса, побледневшая от злости, отвечала односложными фразами, а Эдварда происходящее откровенно позабавило.

Никто не мог бы сказать, что Пегги сделала что-то, выходящее за рамки обязанностей вежливой хозяйки.

Поскольку лорд Эдвард был наиболее высокопоставленным из присутствующих, он и должен был открыть бал танцем с хозяйкой. Пегги, которая достаточно часто повторяла, что это гости его, а не ее, не считала себя хозяйкой бала и ожидала, что Эдвард пригласит на первую кадриль виконтессу. Когда он подошел к ней, девушка только-только положила в рот меренгу. Низко поклонившись, Эдвард как бы невзначай пригласил ее на танец. Пегги от изумления чуть не подавилась…

Скоро Пегги обнаружила, что не она одна удивлена таким поворотом событий, хотя, за исключением Гербертов и, может быть, Алистера Картрайта, только для нее это чувство не было связано с разочарованием. Она заметила, что виконтесса переходит от одной группки гостей к другой, что-то зловеще шепчет, прикрываясь веером и целясь мрачным взглядом в Пегги и в ее многочисленных партнеров по танцам. Это, однако, нисколько не беспокоило девушку. Ей было слишком хорошо, и она не собиралась позволить Арабелле Эшбери испортить ей вечер.

Вновь обратив внимание на мистера Картрайта, Пегги поняла, что тот продолжал обвинять ее в том, что она «что-то сделала» с его другом.

— Вы уж простите, — сказала она, — но я, право, не понимаю, о чем идет речь. Мыс лордом Эдвардом даже едва ли друзья. Мы чаще ругаемся, чем ладим. Может быть, он переживает по поводу какого-нибудь оскорбления, которое я ненароком обронила?

— О, вы полагаете, дело в этом, да? Тогда почему он то напевает, то вдруг впадает в бешенство? — Вглядевшись в лицо Пегги, Алистер вдруг стал серьезным. — Вы не знаете?

Так как Пегги не могла поверить в то, что перемена в Эдварде как-то связана с ее словами, она покачала головой. Скорее всего, он просто выполнял свою часть их недавнего соглашения, вот и все. Но и этого уже было достаточно. Пегги еще не была так счастлива с самого приезда в Роулингз.

Пока Алистер кружил ее в вальсе, они несколько раз проплывали мимо Энн Герберт, и та неизменно улыбалась Пегги. Хитроумный, но добрый план возник в голове девушки, и она сказала Алистеру:

— Мне кажется, вам бы следовало пригласить на следующий танец Энн Герберт.

Несколько смутившись, Алистер спросил:

— Кого?

— Энн Герберт. Старшую дочку сэра Артура. Такая милая девушка.

Он взглянул в сторону Энн.

— Вы про нее? Ту дурнушку?

— Она не дурнушка, — обиделась за подругу Пегги. — Красота Энн настолько нежная, что ее трудно оценить случайным взглядом. Поверьте, вам следует пригласить ее на танец.

Как типичный представитель мужской половины человечества, Алистер начал артачиться в ответ на приказной тон.

— Зачем это?

— Ну, потому что она сегодня говорила мне, что считает вас очень привлекательным, — без зазрения совести солгала Пегги. — К тому же она находит, что вы забавный.

Алистер приосанился.

— Правда? И привлекательный?

— О, весьма!

Когда закончился их тур, Алистер поклонился Пегги, а затем подошел к Энн, которая страшно удивилась тому, что такой видный джентльмен пригласил ее на танец. Такое событие с ней случилось впервые в жизни.

Оставшись без партнера, Пегги осмотрела зал, ее глаза искали один черный фрак в целом море вечерних нарядов. Она мгновенно обнаружила Эдварда, танцевавшего с огромной незнакомой дамой и выглядевшего совершенно несчастным. Пегги прыснула в кулачок. Она знала, что бал — это огромная трата денег, но — ах! — ей так нравился этот праздник!