Может, через несколько часов, а может, всего через пару минут раздался робкий стук в дверь спальни, и Пегги услышала голос Люси:

— Мисс Пегги? Вы у себя? Почему заперта дверь?

Глава 21

— Не могу поверить. — Виконтесса со стуком поставила на стол чашку с чаем. Только по счастливой случайности она не выплеснула чай на свое бледно-лиловое утреннее платье. — Ты никогда не проводил праздники в Лондоне. Ведь сезон не окончился, есть еще по меньшей мере шесть недель для чудесной охоты!

Эдвард, который твердой рукой держал чашку кофе, беспечно пожал плечами.

— У любого человека есть право менять привычки, Арабелла, — сказал он мягко, однако от него не укрылись изумленные взгляды, которыми обменялись сидящие за столом после его слов.

— Вот это да, старина. — После полуночной стычки в оранжерее граф Дерби выглядел хуже некуда. Хоть он и проспал до полудня, у него под глазами лежали заметные тени. — Это твое внезапное решение никак не связано с нашим, гм, разговором вчера ночью?

Эдвард едва глянул на графа, хотя в душе был бы не прочь метнуть в дорогого гостя блюдо с закусками.

— Должен тебя успокоить, Дерби. Нет. Просто развлечения на свежем воздухе в этом году мне надоели раньше, чем обычно. Я еду в Лондон сегодня вечером, и кто смелый, может составить мне компанию. А остальным лучше было бы вернуться к себе. Обещаю, здесь будет ужасно скучно.

Виконтесса пренебрежительно фыркнула.

— Никогда не слышала ничего более нелепого, — буркнула она в свои кружева. — Никто в такую рань не поедет в Лондон. Сезон начнется только в феврале.

— Не скажи, Арабелла, — вступил в разговор Алистер Картрайт, развалясь на стуле. — Только подумай: Лондон без толпы. Хотя бы ради смены впечатлений в этом есть смысл: подумай, все театры и рестораны — только для нас. Мне идея Эдварда вполне по вкусу.

Арабелла посмотрела на него. Какой интерес, ясно говорили ее глаза, быть в театре и ресторане одним? Кто оценит новые наряды, новую прическу, нового любовника…

Эдвард же бросил на своего друга взгляд, полный признательности. Было непросто найти предлог, чтобы избавиться от нежеланных гостей, и идея поехать в Лондон пришла ему в голову лишь на рассвете, после того, как он долго ругал себя за проявленную слабость. Он обещал девушке, что оградит ее от новых оскорблений со стороны своих приятелей, а поскольку от тех можно было ожидать чего угодно, он обязан был заставить их упаковать чемоданы. Но гости не уехали бы, не будь на то веской причины, а уже готовый поджечь собственный дом Эдвард не смог придумать ничего лучшего, чем уехать самому.

Виконтесса была не единственной из присутствующих, в ком внезапная перемена планов Эдварда возбудила подозрения. На словах поддержав хозяина, Алистер чувствовал, что здесь что-то кроется. После ленча, когда все разошлись по комнатам поторопить своих служанок и лакеев со сборами, Алистер нагнал приятеля на служебной галерее, куда Эдвард направился, чтобы предупредить об отъезде миссис Прейхерст.

— Это на тебя не похоже, старина, — воскликнул Алистер, стараясь поспевать за Роулингзом. — Ты ведь ненавидишь Лондон в это время года. Правда, я всегда подозревал, что ты ненавидишь Лондон в любое время.

Эдвард смотрел прямо перед собой, боясь, что если он повернется к своему другу, тот сможет прочесть у него на лице то, чем он ни с кем не собирался делиться.

— Что ты несешь, Картрайт? Я свободный человек и могу ехать в Лондон, когда этого пожелаю…

— Никто не оспаривает твоего права, парень. Все, чего они хотят, это докопаться до причины…

— А почему я должен объяснять причины моих поступков? — Крупные шаги Эдварда привели их к черной лестнице, которая вела в его личные апартаменты.

Несмотря на заявление о том, что он не намерен приводить никаких доводов, Эдвард все же нехотя сознался:

— Хочу очистить свой дом от всех этих вечно недовольных паразитов, а это единственный способ, который я смог изобрести, понял?

— Очистить свой дом?.. — Алистер прошел вслед за Эдвардом в его кабинет и упал на кожаный диван. — Это как-то связано с тем, что случилось вчера с мальчиком?

— Каким мальчиком?

— Твоим племянником.

Эдвард заглянул в спальню и приказал лакею начать упаковывать вещи. Затем он подошел к каминной полке, где нашел сигару, которой тут же глубоко затянулся.

— Это никак не связано с мальчиком, — промычал Эдвард с зажатой в зубах сигарой.

Алистер, прекрасно знавший, что Эдвард обычно воздерживался от курения, сцепил руки на затылке и с мечтательным видом откинулся на подушки кресла.

— Значит, это девушка.

Эдвард закашлялся и, вынув сигару изо рта, пробурчал:

— Не будь ослом.

Алистер усмехнулся, глядя в потолок:

— Я знал, что так и будет. Ты влюбился.

— Иди к черту, — посоветовал Эдвард. В дверь, через которую он отдавал приказание лакею, постучали. Роулингз распахнул ее и гневно взглянул на своего слугу. — Ну? Что там еще?

— Извините, сэр. — На Дэниелза свирепость хозяина не произвела никакого впечатления. — Я правильно понял, вы хотите, чтобы я собрал вещи для Лондона?

— Разве я не это сказал? — Эдвард снова вставил сигару в рот и начал мерить комнату большими шагами. — Так что тебе не понятно?

Дэниелз заморгал.

— Но, сэр… Лондон? В ноябре? Охотничий сезон едва начался…

— И ты тоже, Дэниелз, — рявкнул Эдвард. Он повернулся спиной к лакею и обратился к потолку: — Мой Бог, разве не может человек поехать в Лондон, когда ему вздумается?

— Конечно, сэр, — подтвердил Дэниелз. — Могу я узнать, как долго мы будем оставаться в городе?

— Не знаю, — ответил Эдвард, уставившись на огонь. — Возьми рубашек по меньшей мере на месяц.

— Очень хорошо, сэр. — Лакей неодобрительно покачал головой и вышел из комнаты.

Заметив это, Эдвард выругался.

— Разве человек не может отдать распоряжение своему собственному слуге, чтобы его не переспрашивали? — спросил он, и, хотя явно не ожидал получить ответ, Алистер все же отозвался:

— Конечно, может. Если у него есть голова на плечах. Но тебя, Роулингз, похоже, сегодня ночью сглазили. Может, вернемся к возможному источнику этой порчи? Я все думал, признаешься ли ты наконец сам себе, что эта девушка волнует тебя?

Эдвард опять выругался — на сей раз ругательство было необычно грубым — и швырнул сигару в камин.

— Картрайт, ты можешь не приплетать сюда девушку? Мое решение не имеет к ней никакого отношения!

— Да ну? — Не обратив внимания на вспышку, Алистер поднялся и прошел к бару, чтобы налить себе капельку виски. — Ты слышал, о чем все шептались вчера вечером? Говорят, будто твой брат погиб из-за ее сестры и так далее.

— Я слышал. — Эдвард сел в кресло и упер ноги в стенку камина. — И она тоже слышала.

— Ох. — Алистер передал другу бокал, тот опрокинул в себя содержимое и вернул его назад. Картрайт вновь наполнил бокал, протянул Эдварду, затем налил себе и вернулся на диван. — Тогда, наверное, в этом и заключается причина сегодняшнего внезапного отъезда в Лондон?

Эдвард смотрел на огонь. Лицо его потемнело от гнева, на скулах ходили желваки.

— Нет, — отрывисто бросил он. Алистер покачал головой.

— Она мне нравится, Эдвард. Ты ведь не собираешься выгонять ее, а, старина?

— Не будь ослом.

— Хорошо, что тогда ты собираешься с ней делать?

— В каком смысле? — Эдвард снял ноги с камина и встал. Сделал пару шагов к окну, раздвинул шторы, посмотрел на двор внизу. — Я ничего не собираюсь с ней делать.

Что с ней делать, когда Пегги так больно отхлестала его словами, едва они закончили заниматься любовью. Эдвард, медленно приходя в себя, поднял лицо от ее груди и высказал предположение — просто предположение, черт возьми! — что было бы разумным пожениться, так как они, как оказалось, не могут жить друг без друга.

Не то чтобы ему была нужна супруга. Но, поскольку она уже ворчит на него, как жена, они ругаются, как давно женатая пара, ему казалось, что особой разницы не будет.

Но он позабыл о решении Пегги не выходить замуж.

И будьте уверены — она хорошенько вложила ему памяти.

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь. — В смехе Эдварда не было веселья. — Это не имеет к Пегги никакого отношения. Лондон мрачен в это время года, но у меня нет другого способа отделаться от этих жалких прилипал…

Алистер рассмеялся:

— Господи Боже, Эдди! А я-то все время думал, что они тебе по-настоящему нравятся!

— Это друзья Арабеллы, ты же знаешь. Я уже не в состоянии выносить их присутствия, всюду вынюхивают, сплетничают… — Эдвард опять подошел к окну и выглянул наружу. — Вот и хорошо, — проговорил он. — Экипаж маркиза уже подали. Мне следует спуститься и сказать ему: «Скатертью дорога».

— Пока ты не ушел, Эдди… — Увидев гримасу на лице своего друга, когда тот повернулся от окна, Алистер поднял свой бокал и сказал: — Прими мои извинения, Эдвард. Я искренне. Послушай, насчет Пегги, как ты ее называешь… — Алистер посмотрел на свой пустой бокал. Эдвард был озадачен тем, что его обычно словоохотливый друг колеблется. Но еще больше его озадачили слова Алистера, когда тот наконец заговорил. — Ты ведь не будешь против, если я, э-э, буду время от времени навещать ее?

— Что? — Вопрос вырвался непроизвольно, но еще унизительнее было то, что голос у него дал петуха, чего не случалось с юношеских пор. — Ты это серьезно?

С Алистера в одно мгновение слетела робость, и он возмущенно спросил:

— А что такого? Ты думаешь, что она не захочет меня видеть?

— Думаю, что она… думаю… — Эдвард не верил собственным ушам. Неужели весь такой знакомый мир сошел с ума? О чем думает Картрайт? Он что, лишился здравого смысла?

— Ах, я понял, понял, — забормотал Алистер, поставив на место пустой стакан и подняв руки, будто защищаясь от ударов, о которых Эдвард и не помышлял. — Я понял, я слишком стар для нее. Но что такое десять лет?

— А не пятнадцать ли? — громыхнул Эдвард.

— Ладно, может быть, пятнадцать. Но мне кажется, что я ей нравлюсь, Роулингз. Я способен ее рассмешить. Поэтому если у тебя нет возражений…

— Есть, и даже очень веские возражения, — заявил Эдвард. — Ты способен ее рассмешить, — передразнил он — Это что, основа для отношений?

Алистер выглядел удивленным.

— Чертовски хорошая основа, заметь. Обрати внимание, меня она еще не била по физиономии.

— Ну спасибо, мистер Картрайт. Я приглашаю вас к себе домой, пою моим лучшим вином, предоставляю своих лучших лошадей, и после всего этого вы спрашиваете меня, нельзя ли поухаживать за моей…

— Кем? — У Алистера дрогнули губы. Он не смог скрыть усмешку. — Так кто она тебе, Эдвард?

— Моя свояченица, — сказал Эдвард, понимая, что цепляется за соломину, но не желал отступать — Пока эта девушка живет в моем доме, она находится под моим покровительством, и я ни при каких обстоятельствах не позволю ухаживать за ней такому шалопуту, как ты, Картрайт.

Алистер, обычно самый легкий из собеседников, был раздражен.

— Должен тебя огорчить, Роулингз. Я спросил твоего позволения только из вежливости. Ты не сможешь помешать мне видеться с мисс Макдугал, если она будет не против. И вообще, что это с тобой?

— А что с тобой? — отпарировал Эдвард. — Все женское население Лондона к твоим услугам. С чего тебе взбрело в голову ухаживать за моей свояченицей?

— Потому что она мне понравилась. Ты это знаешь. Я с самого начала говорил тебе…

— Сиюминутный каприз, как и все остальное. — Эдвард махнул рукой в подтверждение своих слов. — У тебя это пройдет, как только мы окажемся в Лондоне. Хватит об этой глупости, Картрайт. Мне пора идти раскланиваться с гостями.

Обычно Эдварду удавалось убеждать своего доверчивого друга в чем угодно, но теперь Алистер, похоже, не собирался сдаваться. Когда Эдвард направился к выходу, Алистер перегородил дверь своей мускулистой рукой. Эдвард посмотрел на него сверху вниз с изумлением и злостью.

— Картрайт, у тебя готово завещание? Потому что я с удовольствием оторву эту руку, если ты не уберешь ее с моей дороги.

— Ты хочешь, чтобы она была твоей, да? — В прищуре добрых, цвета лесного ореха глаз светилось подозрение. — Ведь верно? Тебе она нужна, и ты пытаешься отделаться от меня при помощи этих выдумок про Лондон!

Эдвард вздохнул. День обещал быть сложным.

— Ладно, Картрайт. Да, я хочу, чтобы она была моей! Я собираюсь держать ее здесь в качестве наложницы, привязав за ногу к своей кровати. — Заметив, что друг не нашел в его словах юмора, Эдвард снова вздохнул. — Ну ладно, Алистер. Если уж тебя так сильно припекло, то я разрешаю тебе ухаживать за ней. Если, конечно, она захочет, в чем я сильно сомневаюсь, поскольку девушка вбила себе в голову совершенно дурацкую идею о том, что замужество — это институт, который повинен в порабощении женщин во все времена. Ну, теперь пойдешь собираться? Я хочу выехать до наступления темноты.