Возможно, больше всего Эдварда раздражало то, что он сам не мог понять истинных причин своей безотчетной злости. Он точно знал, что Алистер, как бы там ни было, слишком стар для Пегги. А то, что Картрайт всегда подробно рассказывал ему о своих победах на любовном фронте, заставляло лорда опасаться за Пегги, которую при ее легкой возбудимости Алистер мог легко соблазнить, пощекочи он ее чуть настойчивее.

Мысль о том, что Пегги и его немногословный друг лежат вместе в кровати, добивала Эдварда — ведь он знал, что под колючей девичьей внешностью скрывается чрезвычайно пылкая женщина. Эдвард еще не встречал в постели более страстной натуры. Эта двадцатилетняя дочка священника могла бы преподать уроки любви любой из самых популярных лондонских куртизанок.

Но стоит ли возможность каждую ночь держать в объятиях это прелестное тело того, чтобы выслушивать, что выдает ее находчивый язычок? Нет!

Так почему не оставить ее Картрайту? Эдвард когда-нибудь наконец найдет девушку своей мечты. Прелестную, спокойную девушку, которая будет сидеть перед камином, вязать ему носки и не будет устраивать сцен по поводу стоимости его галстуков и напитков, а также по поводу его романов с замужними дамами. Конечно же, такая существует где-то… А пока почему не дать Картрайту то, чего он хочет? В конце концов, отчего одному из них не быть счастливым?

Но как Пегги не пара Эдварду, точно так же она не пара Алистеру. Эдвард был уверен, что, так как его безмозглый друг явно одурманен этой темноволосой безобразницей, он не сможет сам догадаться об этом. Но Пегги-то следует понять, что этот номер не прейдет. Разве сможет она обрести счастье с таким ленивым бездельником, как Картрайт? Алистер не только разрешал ей вить из себя веревки — а он разрешал, и Эдвард это видел, — но, похоже, был не в состоянии сказать проказнице «нет». Достаточно было затрепетать смоляным ресницам, и тот был готов на все. Ну это же смешно. Так не бывает. Они оба будут несчастными уже через год. Эдвард решил положить всему этому конец.

Взывать к разуму Алистера было совершенно бесполезно. Эдвард уже пытался. Нет, чтобы добиться хоть какого-то прогресса, придется поговорить с Пегги, которая, несмотря на все свое упрямство, по крайней мере, достаточно рассудительна, чтобы прислушаться к доводам разума. И конечно же, Эдварду нужно застать ее одну, чтобы начать этот разговор, иначе будет нелегко — Картрайт, похоже, вообще от нее не отходит…

В конце концов, Эдвард решил, что ему придется дожидаться, когда Пегги пойдет вечером к себе, и тогда прийти к ней в спальню. Разумеется, после того, как Алистер уляжется спать. Он отдавал себе отчет в том, что ей это не понравится — она, видимо, так же как и он, не считала приличным, чтобы они находились в комнате одни, но тут уж ничего не поделаешь. Чтобы предостеречь ее от трагической ошибки, он готов пожертвовать какими-то правилами.

Было уже за полночь, когда Пегги наконец отправилась к себе, а отделаться от Алистера было секундным делом. Когда Эдвард уходил, тот переливчато храпел в библиотеке на диване, его руки обнимали графин с коньяком, а на губах играла до глупого счастливая улыбка. Эдвард почти сожалел по поводу того, что поступок, на который он решился, навеки сотрет эту улыбку, но другого пути он просто не видел. Или сделать так, как он задумал, или быть свидетелем того, как с годами эта улыбка превратится в оскал.

Стоя перед дверью в Розовую комнату, Эдвард обнаружил, что волнуется. Он много раз стоял именно перед этой дверью в глубоком детстве, испытывая волнение разного рода. Его мать всегда была доброй, но твердой поборницей дисциплины, и ее методы порицания, хоть и не телесные, как у отца, навсегда врезались в его память. Может, это было воспоминание, или ему было действительно не по себе от того, что он собирался сделать? Ответить он не смог бы. И, чтобы отрезать себе путь к отступлению, Эдвард постучал в тяжелую дверь.

Пегги сама ответила на стук. Она очень удивилась, увидев его. Ее длинные темные волосы были распущены по плечам, как пелерина, на ней был тот же полупрозрачный халат, что и тогда, в ночь после бала, — тот, отороченный перьями. Она выглядела до смешного юной, но очень женственной. Эдвард почувствовал, как что-то у него внутри напряглось, и на мгновение оробел. Пока не увидел выражения лица Пегги.

— Ну и ну, — сказала она, одна бровь приподнялась изящной дугой. — И чему я обязана таким удовольствием, лорд Эдвард?

Он понял, что его миссия, возможно, спасет Алистеру жизнь. Может, сегодня это ему не понравится, но однажды он будет благодарен Эдварду за то, что друг спас его от этой насмешницы.

— Мне нужно поговорить с вами, — глухо проговорил Эдвард.

— Ну что ж, вы можете поговорить со мной утром за завтраком, — ответила Пегги. — Спокойной ночи.

Девушка попыталась захлопнуть дверь, но Эдвард ее опередил. Он вставил ногу между дверью и косяком, и Пегги, хоть и старалась изо всех сил, не смогла ее закрыть.

Чуть погодя она прекратила свои попытки, взглянула на него с подчеркнутым безразличием и уперла руки в бока.

— Эдвард, вы знаете, почему я не могу впустить вас. Вспомните, что произошло в прошлый раз.

— Я прекрасно знаю, что произошло в прошлый раз. Как вы помните, я тоже там присутствовал. Но вам нет нужды беспокоиться. Я хочу только поговорить.

— Вы и в прошлый раз хотели того же, — напомнила Пегги.

— Очень важно, чтобы вы позволили мне войти.

— Что подумают слуги? Миссис Прейхерст будет…

— К черту миссис Прейхерст!

Эдвард ногой распахнул дверь, захлопнул ее за собой и прошел в тепло комнаты, освещенной веселыми бликами огня. С прошлого раза Пегги там кое-что переменила. Над камином висел выполненный еще до замужества портрет его матери, и добавилось ваз с цветами — они теперь стояли повсюду. А на туалетном столике лежала чертова книжица стихов о любви, которую Картрайт дал ей накануне, некоторые страницы были заложены ленточками. Эдвард подошел и взял ее в руки.

— Это, — драматическим тоном проговорил он, потрясая маленькой книгой в кожаном переплете, — именно то, о чем я хотел с вами поговорить.

Теперь Пегги стояла, сложив руки на груди, на ее губах играла лукавая улыбка.

— О? Вы желаете обсудить сонеты Шекспира?

— Вовсе нет. — Эдвард направился к ней, размахивая книжкой. — Я хочу поговорить о Картрайте.

Один уголок рта Пегги пополз вверх.

— Хорошо, Эдвард, я понимаю вашу ревность. Признаю, вы первый с ним познакомились!

Кулак Эдварда обрушился на подвернувшийся под руку ночной столик, который оказался довольно хрупким и не устоял под ударом, превратившись в кучу дощечек и бронзовых деталей. Пегги спокойно посмотрела на остатки столика. Другая бы кинулась спасаться.

— Теперь вам лучше? — сухо осведомилась девушка. — Может, еще чего-нибудь изволите поломать? Как насчет вон той вазы? Это, кажется, фамильная реликвия. Или, может, вы предпочтете ударить меня?

— Никогда в жизни я не поднял руки на женщину, — механически отозвался Эдвард. Он сам пришел в замешательство, сокрушив столик. Он не хотел ударять по нему с такой силой. Но он не намерен позволять сбивать его с мысли. Это один из ее приемов. Ей не удастся свернуть его с дороги. — Послушайте, Пегги…

— А что, у меня есть выбор? — Пегги опустила руки и направилась к кровати, где она, видимо, лежала, когда он постучал в дверь. Сняв домашние туфли на высоком каблуке, она спрятала голые ноги под тяжелую перину. — Надеюсь, вы не против, — кротко проговорила она, сев на кровати и обхватив руками колени. — Знаете, довольно прохладно.

На этой огромной кровати она выглядела такой маленькой и невинной, что на какой-то момент Эдвард забыл, зачем он, собственно, пришел. Он представил себе, как забирается с ней в эту кровать, небрежно, будто они давно женаты и каждую ночь спят вместе. Вот он спускает пеньюар с гладких белых плеч и целует шелковистую кожу…

Тут он увидел у себя в руках книжку. Он начал было говорить, но голос сел настолько, что невозможно было разобрать слов. Эдвард прокашлялся.

— Пегги, я не могу этого допустить.

Она настороженно наблюдала за ним, подперев кулачками подбородок.

— Не можете допустить чего?

— Я не могу допустить, чтобы вы вышли замуж за Алистера.

— Вы не можете. — Ее лицо скрывала тень. Свет от камина не достигал до изголовья кровати.

— Нет, не могу. Вы не подходите друг другу. Вы, в конце концов, сделаете друг друга несчастными, а я не хочу, чтобы это случилось ни с кем из вас. Поэтому я пришел, чтобы сказать вам… придется объяснить Алистеру, что вы не можете выйти за него замуж.

Из сумрака отчетливо прозвучал голос Пегги:

— Во-первых, Эдвард, Алистер еще не просил меня выйти за него замуж. А во-вторых, если он попросит моей руки, то, что я решу, вас не касается.

Эдвард сделал пару шагов вперед, чтобы разглядеть выражение ее лица. Оказавшись всего в футе от кровати, он увидел, что девушка и в самом деле рассержена. Зеленые глаза сверкали как самоцветы.

— И все-таки это меня касается, Пегги, — намного спокойнее, чем до этого, проговорил Эдвард. — Алистер мне друг. Я не хочу, чтобы он страдал.

Пегги подняла подбородок и гневно посмотрела на него:

— А почему, собственно, вы так уверены, что я заставлю его страдать?

— Вы слишком своенравны, это во-первых. Пегги, вы не знаете Алистера, как знаю его я.

Эдварду показалось совершенно естественным сесть на край кровати рядом с девушкой. Она не стала возражать, однако, возможно, лишь по причине того, что была слишком сердита, чтобы заметить, как он сел. Усевшись, Эдвард почувствовал, что, несмотря на обманчиво пышный вид, матрас был довольно жестким.

— Видите ли, Пегги, — продолжал Эдвард, швырнув книжку любовной лирики на пол, — я знаком с Алистером всю свою жизнь. И я знаю, какая женщина ему нужна. Ему нужна тихая женщина, которая будет заботиться о нем, которая будет смотреть, чтобы он надевал носки одного цвета.

— А мне все равно, какого цвета на мужчине носки, — низким голосом вставила Пегги.

Эдвард чуть встревожился, заметив, что под прозрачным халатом на девушке только тонкая сорочка, сотканная, казалось, из одних кружев. Он ясно видел контуры ее цветущей груди.

— Но, Пегги, — сказал он, с усилием отводя взгляд от ее груди и устремляя его в непроницаемо темные глаза девушки, — в этом-то все и дело. Алистеру нужна женщина, которой будет не все равно, какие на нем носки.

— По-моему, мистер Картрайт взрослый человек, — едва прошелестел голос Пегги. Эдвард заметил, что она приопустила веки, словно они стали странно тяжелыми, и смотрела на него сквозь ресницы. — Полагаю, он сам может решить, какого типа женщина ему нужна.

— А вот здесь вы ошибаетесь.

В этот момент до Эдварда дошло, что они сидят очень близко друг к другу. Он ощущал тепло, исходившее от ее практически обнаженного тела, цветочный аромат распущенных волос. Ее лицо было всего в нескольких дюймах от него. Достаточно было немного наклониться, и он мог бы поцеловать ее, почувствовать сладость этих алых губ, зарыться лицом в нежную трепетность шеи. Искушение напугало его. Он посмотрел на Пегги и понял, что она что-то говорит.

— …и по-моему, это нечестно, — отвечала Пегги своим трогательным хрипловатым голосом. — Вы уговариваете меня выйти замуж, но как только появляется некто с намерением жениться на мне, требуете, чтобы я сказала «нет». Если честно, Эдвард, я начинаю подозревать, что вы сами не знаете, чего хотите. Я вам уже говорила накануне вашего отъезда в Лондон. Вы испуганы.

— Единственное, чего я боюсь, — быстро проговорил Эдвард, — это то, что вы погубите свои жизни. Не думал, что мне придется прибегнуть к этому, но так как я вижу, что вы намерены продолжать упорствовать, то я просто вынужден. Пегги, я готов рассказать ему.

Зеленые глаза распахнулись.

— Что?

— Мне не хотелось бы этого делать. Это разобьет ему сердце. Но у меня нет иного выбора.

Быстрая, как кошка, она отбросила перину и оказалась на коленях около него с руками, прижатыми к щекам.

— О, Эдвард, вы не сделаете этого! Зачем? Это только ранит его!

— Да. Но это все же заставит его дважды подумать, прежде чем жениться на вас.

К его немалому удивлению, глаза Пегги наполнились слезами, и в следующий момент он почувствовал, как маленький кулачок с побелевшими костяшками с силой ударил его в грудь.

— Как ты мог? — неистово вскричала она. — Как мог ты так отвратительно поступить?

Эдвард, схватившись за грудь в районе солнечного сплетения, пытался вздохнуть. Он совсем забыл, насколько силен у нее хук справа.

— Если я не твоя, то ты хочешь, чтобы я не досталась никому другому, да? — гневно кричала Пегги. — Как ты самонадеян! И еще удивляешься, почему я не хочу выходить за тебя замуж!

Затем, пока он не пришел в себя, она кинулась в атаку. Еще ни одна женщина не нападала на Эдварда, и он не знал, как на это реагировать. Только что она рыдала рядом с ним, а в следующий миг набросилась, опрокинув его удивительно сильными кулачками, которые продолжали неустанно молотить в грудь Эдварда, спиной на матрас. Ошеломленный, Эдвард несколько мгновений лежал неподвижно и смотрел на разъяренную фурию, которая сидела на нем верхом, зеленые глаза сверкали из-под растрепавшихся темных волос.