Открылась другая дверь, из которой высунулась прыщавая мальчишечья физиономия.

— Ты к Тайеру? — спросил юнец.

— Да, — ответила Лола. — А чего он высматривает? — Она кивнула в сторону двери недовольного жизнью соседа.

— А, не обращай внимания, он наркоман. Наверное, его ломает, а дилер опаздывает, — подробно объяснял пацан, явно гордясь своей осведомленностью. — Я Джош, мы с Тайером соседи. Заходи.

Квартира превзошла худшие ожидания Лолы. Доска на двух пластмассовых ящиках заменяла кофейный столик. В углу был брошен матрац с простынями цвета баклажана, едва видневшимися из-под наваленной сверху груды одежды. На кухонном столе, условно делившем комнату на кухонную зону и гостиную, громоздились коробки из-под пиццы, китайской еды, пакеты из-под чипсов, кальян для марихуаны, грязные очки и бутылка водки. В комнате пахло грязными носками и марихуаной.

— Ты новая подружка Тайера? — спросил Джош.

— Как это тебе в голову пришло?

— А Кор окучивает сразу трех-четырех. Я уже давно со счета сбился. Шустрый он. — Джон постучал в хлипкую дверь в фанерной перегородке: — Тай!

— Какого хрена тебе надо? — послышалось из-за стенки.

— Тайер — серьезный писатель, — заявил Джош. — Занят, наверное.

— Ну, тогда я пошла, — громко сказала Лола.

Дверь сразу открылась, и вышел Тайер Кор собственной персоной. Он оказался выше, чем запомнила Лола, — минимум шесть футов два дюйма, в полосатых штанах, шлепанцах и рваной розовой рубашке Lacoste. Бедненько, но чистенько, с неприязнью подумала Лола.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — отозвалась она.

— Я сказал Лоле, что ты писатель. Он писатель, — повторил Джош, повернувшись к гостье.

— В смысле?

— Получаю деньги за то, что пишу всякое дерьмо, — ухмыльнулся Тайер.

— Его печатают, — похвастался Джош.

— Ты написал книгу? — удивилась Лола.

— Джош, ты кретин.

— Он пишет для Snarker, — гордо сказал Джош.

— Дай мне твоего плана, Джош, — неожиданно попросил Тайер.

— Там почти не осталось, — вспылил Джош.

— Вот и неси остаток. Я потом еще достану.

— Я это слышал вчера вечером.

— Слушай, что ты как этот?! Вчера я был на гнусном коктейльном пати у Cartier, куда нас не пустили, и на какой-то арт-вечеринке в музее Уитни, куда нас тоже не пустили. В «Боксе» было клево, толпа хипстеров, но никакого плана, только кокс. Мать твою, Джош, хватит жаться, выручай товарища!

Джош неохотно полез в карман и вынул пакетик с марихуаной.

— Так у тебя с собой? Ну ты и мудак, — покрутил головой Тайер.

— План в любую минуту может понадобиться.

— Ага, как сейчас, — хмыкнул Тайер.

— Я пошла, — сказала Лола.

— Почему? — удивился Тайер. — Мне показалось, ты настроена повеселиться. Куда ты отсюда пойдешь? Здесь центр Вселенной, лучшая дыра на Манхэттене, откуда ему и хана придет от одной-единственной чумной крысы, получающей три тысячи зеленых в месяц.

— Прелестно, — скривилась гостья.

Тайер протянул ей кальян, и Лола затянулась. Она не собиралась курить марихуану, но раз уж в одной квартире оказались Лола и гашиш, то почему бы и нет? Кроме того, Тайер вызывал у нее раздражение и непонятное любопытство: он словно бы не понимал, что она не его поля ягода.

— Где твой бойфренд? — поинтересовался он.

— Я на него разозлилась.

— Видишь, Джош? — самодовольно заявил Тайер. — Все дороги ведут ко мне.

Сотовый Лолы зазвонил. Увидев, что это Филипп, она сбросила звонок.

— Кто звонил? — встрял Тайер.

— Не твое дело.

Тайер смачно затянулся белым дымом.

— Спорим, это ее дружок, — сказал он Джошу. — Какой-нибудь занудный первокурсник с Юга.

— Не угадал, — не сдержалась Лола. — Он знаменитый человек.

— О-о-о! Джоши, дружище, ты это слышал? Знаменитый человек! Нашей принцессе с Юга подавай только лучшее. Я его знаю? — спросил Тайер у Лолы.

— Конечно, — гордо сказала она. — Филипп Окленд, писатель.

— Окленд? — вытаращил глаза Тайер Кор. — Бэби, да из него песок сыплется!

— Такой старикан, ему за сорок минимум! — возмущенно подхватил Джош.

— Он мужчина, — ответила Лола.

— Слышал, Джош? Он мужчина. А мы, значит, нет.

— Ты-то уж точно нет, — съязвила Лола.

— А кто я?

— Говнюк, — бросила она.

Тайер засмеялся:

— Раньше был нормальным, пока не приехал в Нью-Йорк и не влез в этот вонючий коррумпированный бизнес под названием «масс-медиа».

— Ничего, ты еще напишешь книгу, — встрял Джош. — Я тебе говорил, что Тайер станет великим писателем?

— Что-то не верится, — театрально закатила глаза Лола.

— Мне нравится, что ты прокладываешь себе путь наверх одним местом, — усмехнулся Тайер. — Я бы тоже с удовольствием, но меня не вдохновляет мысль о члене в заднице.

— Это нужно понимать метафорически, — вставил Джош.

— О чем ты говоришь с Оклендом? — спросил Тайер. — Он же старый.

— О чем говорят телки? — пожал плечами Джош. — Их что, говорить приглашают?

— Тоже мне знаток нашелся, — сказал Тайер, с отвращением глянув на Джоша.

Некоторое время разговор продолжался в том же духе, затем начали собираться гости. Пришла невероятно бледная девица с крашеными черными волосами и некрасивым лицом.

— Ненавижу королев красоты! — заорала она при виде Лолы.

— Заткнись, Эмили, она своя, — оборвал ее Тайер.

Прошло еще немного времени. Тайер поставил музыку семидесятых, все пили водку и выделывались под музыку, а Джош снимал все это на мобильник. Пришли еще две девушки и парень, высокие и красивые, как модели. Тайер представил их мажорными детками видных ньюйоркцев; если отпрыск не выглядит как модель, родители от него отрекаются. Девушку звали Франческа, у нее была привычка во время разговора размахивать длинными тонкими руками.

— Я тебя уже видела, — сказала она. — На премьере фильма с Николь Кидман.

— Да, — громко ответила Лола, чтобы перекричать музыку. — Я была с бойфрендом, Филиппом Оклендом.

— Обожаю Николь, — вздохнула Франческа.

— Ты с ней знакома?

— С раннего детства. Она приходила на мой тринадцатый день рождения. — Франческа увела Лолу в ванную поправить макияж. В ванной пахло несвежими полотенцами и рвотой. — Филипп Окленд классный. Где ты с ним познакомилась?

— Я его референт.

— Когда мне было шестнадцать, я встречалась с учителем. Люблю мужчин постарше.

— Я тоже, — усмехнулась Лола, глядя на Тайера и Джоша, затеявших дружескую встречу по боксу. Покрутив головой, она решила, что достаточно наказала Филиппа. — Мне пора.

Вернувшись на Пятую авеню, она застала Филиппа в кухне — он наливал себе бокал вина.

— Котенок! — воскликнул он при виде Лолы, поставил бокал и обнял любовницу, но когда он потянулся поцеловать ее и начал гладить грудь, Лола резко отстранилась. — В чем дело? — спросил он. — Я тебе звонил, ты не ответила.

— Я была занята.

— Вот как? — переспросил он, словно удивившись, что Лола нашла себе занятие. — Где ты была?

Лола пожала плечами:

— С друзьями.

Взяв бокал, она налила вина и направилась в спальню.

Окленд немного выждал и пошел за ней.

— Котенок, — начал он, присаживаясь рядом с ней на кровать. — Что ты делаешь?

— Читаю Star.

— Хватит дуться, — примирительно сказал Филипп, потянув журнал у нее из рук.

— Отстань. — Лола отвесила Окленду увесистый шлепок и углубилась в рекламу костюмов для Хэллоуина. — Нужно решить, кем переодеваться на праздник. Я могу одеться Линдси Лохан или Пэрис Хилтон, но я не знаю, в чем будешь ты. Или я могу одеться госпожой, а ты — бизнесменом вроде того, что живет в пентхаусе. Ну, которого ты терпеть не можешь.

— Полом Райсом? — сказал Филипп. — Этим мудаком, мистером Хеджевый Фонд? Лола. — Он погладил ее по ноге. — Я сделаю все, что ты захочешь, но не стану делать из себя клоуна на детском празднике.

Лола резко подалась вперед, зло посмотрев на него.

— Это Хэллоуин, — с нажимом сказала она, словно вопрос не подлежал обсуждению. — Я хочу повеселиться. Я хочу на вечеринку! Это же главный праздник года!

— Знаешь, что? — нашелся Филипп. — Одевайся кем хочешь, останемся дома и устроим собственный маленький Хэллоуин.

— Нет, — капризничала Лола. — Какой смысл наряжаться, если никто тебя не увидит?

— Я тебя увижу, — пообещал Филипп. — Или я никто?

Лола отвела глаза.

— Я хочу веселиться. Тайер Кор сказал, в отеле «Бауэри» будет отвязная вечеринка.

— Кто такой Тайер Кор?

— Парень, который пишет для Snarker.

— А что такое Snarker?

Лола шумно вздохнула, словно последний вопрос переполнил чашу ее терпения, отшвырнула журнал, встала с кровати и направилась в ванную.

— Как это получается, что мы никогда не делаем, чего я хочу? Почему мы должны постоянно ходить к твоим друзьям?

— Так уж случилось, что мои друзья — весьма интересные люди, — ответил Филипп. — Но так и быть, если ты хочешь пойти на ту вечеринку, сходим.

— И ты кем-нибудь оденешься?

— Нет.

— Тогда я пойду одна.

— Хорошо, — ответил он и вышел. Пожалуй, он слишком стар для подобных игр. Взяв телефон, он позвонил режиссеру «Подружек невесты», который, к счастью, оказался дома, и пустился в подробное обсуждение будущего фильма.

Через несколько минут Лола вошла в кабинет и остановилась, сложив руки на груди. Филипп взглянул на нее и отвел взгляд, продолжая разговор. Лола, кипя от злости, вернулась в гостиную. Не зная, как вывести его из равновесия, она вспомнила снимки из старого Vogue. Взяв журнал с полки, она громко шлепнула его на кофейный столик и открыла посередине.

Ее расчеты оправдались: вскоре Филипп вышел из кабинета, увидел фотографии и замер.

— Что ты делаешь? — жестко спросил он.

— Ты что, не видишь? Журнал смотрю.

— Где ты это взяла? — спросил он, подходя к ней вплотную.

— На книжной полке, — невинно ответила Лола.

— Положи на место.

— Почему?

— Потому что я так сказал.

— А ты кто? Мой отец? — задорно спросила она, радуясь, что от его спокойствия не осталось и следа.

Но Филипп не отреагировал на шутку и вырвал журнал у нее из рук.

— Это переходит всякие границы!

— Ты что, стесняешься?

— Нет.

— А, понятно, — протянула Лола, прищурившись. — Ты ее все еще любишь! — Она вскочила и кинулась в спальню, откуда тут же донеслись глухие удары, словно кто-то лупил кулаками по подушкам.

— Лола, прекрати, — поморщился Филипп.

— Как ты можешь любить меня, если все еще любишь ее? — завопила мисс Фэбрикан.

— Это было давно. И я не говорил, что люблю тебя, Лола, — твердо сказал он. Эти слова явно были лишними.

— Значит, ты меня не любишь? — Пронзительно завизжала Лола.

— Я не говорил, что не люблю, просто мы знакомы всего два месяца…

— Дольше! Десять недель как минимум!

— Хорошо, десять недель, — уступил Филипп. — Какая разница?

— А ее ты любил? — не отставала Лола.

— Хватит, котенок, не глупи, — сказал он, подошел к Лоле, которая попыталась — не очень решительно — его отпихнуть. — Слушай, я к тебе очень привязан, но о любви говорить еще рано.

Лола сложила руки на груди и заявила с упрямым видом:

— Тогда я ухожу.

— Лола, — взмолился Филипп, — чего ты от меня хочешь?

— Хочу, чтобы ты меня любил. И еще хочу пойти на ту вечеринку.

Филипп с облегчением вздохнул:

— Ладно, хочешь — значит, сходим.

Это вроде бы смягчило Лолу. Она потянулась к ремню его джинсов, затем ловко расстегнула молнию. Не в силах протестовать, Филипп запустил пальцы в густые волосы девушки, которая опустилась перед ним на колени. Незадолго до кульминации Лола на секунду вынула его член изо рта и, подняв глаза, спросила:

— Ты наденешь костюм?

— А? — очнулся Филипп от сладких грез.

— На Хэллоуин?

Филипп прикрыл глаза.

— Ладно, — решился он, рассудив, что удовольствие стоит костюма.


За неделю до Хэллоуина резко похолодало. Температура упала до минус одного, заставив ньюйоркцев усомниться в реальности глобального потепления и повергнув в уныние Тайера Кора. У него не было пальто, а холодный воздух властно напомнил, что его ждет третья промозглая зима в Нью-Йорке. Тайлер давно возненавидел холод и бизнесменов в длинных кашемировых пальто, кашемировых же шарфах и утепленных ботинках на кожаной подошве. Он ненавидел нью-йоркскую зиму — мерзкую слякоть на улицах, отвратительные грязные лужи в метро и свой пуховик с акриловым утеплителем, который приходилось надевать при минус пяти. Единственной надежной защитой от холода была дурацкая лыжная куртка, подарок матери на день рождения в тот год, когда Тайер переехал в Нью-Йорк. Она была в восторге от своего подарка — в плоских карих глазах появился восторженный блеск, что случалось нечасто, и Тайер Кор ощутил боль, оттого что его мать выглядела жалкой, и раздражение, оттого что он ее сын. Мать любила Тайера беззаветно, совсем не зная его и не догадываясь, что он на самом деле думает. Ее уверенность в том, что сыну понравился практичный подарок, выводила Тайера из себя. Ему хотелось залить гнев спиртным и заглушить наркотиками, однако в отсутствие других вариантов он покорно надевал лыжную куртку.