Я отловила одного из работников, тихо куривших за углом.


— Как у вас эффектно деревце-то легло.


— Прямо Тополь-М. - заржал мужик.


— И когда убрать обещали? А то мой шеф сюда собирается, а теперь к офису не проехать.


— Эээ, теперь не скоро, пока страховщики все не соберутся, главный трогать не велел. Недели две-три пролежит.

* * *

На Фохта было больно смотреть, поэтому я быстренько занесла презентацию в приемную Углич-Спасского, ужаснулась дресс-коду — наша Фекла куда лучше одевалась, с достоинством, и рванула оттуда в голубую даль.


— Федор Андреевич, Вы, главное, не переживайте. За две недели яма не пропадет, а мы тем временем займемся чем полезным.


— Чем же таким полезным я могу тут заняться? — язвительно ответил он.

* * *

В диагностический центр я его завезла украдкой. Вряд ли можно было получить на это согласие, но здоровье постояльца меня очень беспокоило.


Надо было видеть лицо оператора МРТ, когда я выпрашивала разрешения сидеть рядом с пациентом. Но несколько месяцев титульного дворянства сделали меня убедительной, и вскоре мы остались вдвоем в этом сумрачном помещении.


— И что теперь? — произнес голос с каталки.


— Насколько мне известно, пациента помещают в этот прибор на полчаса и он ждет. Я буду держать Вас за ногу. — шепнула ему ободряюще и тут как раз это началось.


Процедура оказалась удивительно нудной, но прошла без эксцессов. А вот процесс анализа снимков, наоборот, принес неприятные открытия.


— Уважаемый Федор Андреевич! У Вас были травмы головного мозга? — этой даме бы допросы в Гестапо проводить — такая стареющая валькирия.


— Да, контузия.


— В ДТП, — подсказала я, заслужив неодобрительный взгляд медика. — 7 лет назад.


— Странно, что проглядели тогда. И шили-то Вас как-то странно.


— В райцентре. — прошуршала я снова.


— Ну тогда понятно. — удовлетворилась объяснением женщина. — У Вас интракраниальная аневризма височной доли. Веретенообразная.


— А это операбельно? — снова вылезла я.


— Да, но постарайтесь это сделать быстро. По-хорошему это показания к госпитализации…


— У него медполис забрали на переоформление. Спасибо, мы пойдем.


Я собрала все бумаги, за руку практически увела пациента и быстрее вышла на мороз.


Там отдышалась и набралась сил посмотреть на своего спутника. Тот выглядел озадаченным, не более того.


— Федор Андреевич, вы услышали диагноз?


— Ну да… Что-то с виском.


После недолгого совещания с всемирной сетью я выяснила, что проблема моего гостя так себе, требует быстрого решения и остается лишь выбор метода операции. Лично мне больше нравилась идея эндоваскуляной эмболизации — без трепанации черепа и с малым сроком реабилитации. Но это не мой главный орган, принимать решение не мне.


— Федор Андреевич, один из сосудов Вашего головного мозга поврежден и его стенка медленно, но верно идет к разрыву. Прорыв аневризмы — это апоплексический удар, по-вашему.


Собеседник помрачнел. Уж как он решился мне доверять не знаю, наверное, ломать себя через колено пришлось, но хотя бы в вопросах моего времени споров не возникало.


— И сколько у меня… осталось времени?


— Этого Вам никто не скажет. Может год-два, может неделя. — Блин, да ты в любую минуту можешь уехать в край вечной охоты. — Но сейчас такое лечат. Можно вскрыть череп и удалить это хирургическим путем или через крупные сосуды сделать это изнутри.


— То есть как изнутри?


Я сначала пробовала показать на себе, но уж очень это его смутило. Пришлось обращаться к медицинским сайтам. Современные технологии шокировали моего гостя.


— И через все туловище в голову проведут что?


— Тонкий щуп, которым сделают заплатку на сосуде.


— И?


— И все. Отлежитесь и будете жить дальше. Возможно, даже без мигрени. При втором сценарии побочных эффектов многовато — провалы в памяти, нарушение координации движений, затрудненность речи.


— Я подумаю над Вашими словами. — завершил разговор Фохт и пошел вперед.

* * *

А я осталась бороться с сомнениями. С самого начала путешествия было трудно понять, что я с ним вожусь. Могла бы в одиночку уехать из Питера и черта с два бы Федор Андреевич меня нашел. Из обезьянника и психбольницы особенно. Но мне казалось правильным отплатить миру тем, что он сделал для меня, послав в свое время Фрола. И как купец, не задавая лишних вопросов, вообще не зная ничего обо мне, принял и поверил мне, так и я позабочусь об этом осколке чужого прошлого. Тем более, мужик мне жизнь спас — пора отвечать.


Я сидела за рулем, как и не поворачивая замок зажигания — смотрела прайсы частных клиник. Потом хмыкнула, и ознакомилась с государственными. Там расходы были на порядок меньше, а квалификация врачей подкреплялась не только рекламными фотографиями. По зрелом размышлении и обзвоне знакомых, пришлось выбрать железнодорожную клинику. Там бесплатно обслуживали своих и за деньги чужих, зато с документами можно будет пройти менее строгий контроль. Но, блин, деньги. Столько у меня не было, и даже если заодно вырезать на продажу почку у пациента, мы вряд ли выручим нужную сумму. Приходилось принять неизбежное, хотя и очень-очень жаль.

* * *

— Ефим Давидович, какая радость — слышать Ваш голос. Это Ксения, из «ИнфинитумКонсалтинг».


— Кисонька, помню-помню.


Да, уж, мы все тебя запомнили с восемнадцатью пересъёмками рекламного ролика. Тот режиссер вообще наши телефоны потом в черный список занес.


— Да, мне тоже очень приятно, что помните. Как Ваше здоровье?


— Ой, вэйз мир, какое здоровье может быть у старого еврея?! Я прихожу в больницу и мне кланяются даже уборщицы, потому что половина их зарплаты — точно из моих денег. Милочка, старость не радость.


Да ты нас всех еще в линеечку уложишь и оградку красить придешь.


— Вы мужчина в самом расцвете сил. Молодым и не снилось. Как Ваш бизнес?


— Да какой тут бизнес, сама понимаешь, кризис, одни долги. — привычно запричитал мой собеседник, а я, как наяву, вспомнила его ехидную улыбочку.


— Ну может, все-таки какой гешефт получить можно? Я к Вам человечка завезу, у которого есть кое-что на продажу. Вам понравится.


— Вези, кисонька, вези.


Человечек сидел напротив и воплощал отвращение от своей роли. Я понимаю, что именно ему нахлебником быть не хотелось. Но иных возможностей не было. Да и в любом случае, продажа моего сокровища — вопрос времени.

* * *

На прощание я сфотографировалась с этим браслетом, даже поплакала над ним.


— Вам так дорога эта вещь? — не выдержал Федор Андреевич.


— Это же Фаберже. — благоговейно прошептала я. — Мне его все равно не одеть, но даже шанс потрогать бы никогда не выпал.


Он изумился.


— В городе несколько магазинов торгуют их изделиями, и далеко не все из них стоят астрономических сумм.


— В вашем городе. В наших городах за яйцами Фаберже охотятся коллекционеры и все несколько десятков сохранившихся изделий хранятся в далеких сейфах у сверхбогачей.


— Фаберже?


— Ну как Вам объяснить… Вот представьте, что есть бриллиант с кулак размером бирюзового цвета. Таких в мире мало, а шансы их увидеть — ничтожны. И больше такого не добудут, потому что место добычи провалилось в бездну. Наше место добычи провалилось в бездну в 1917, заодно прихватив множество сокровищ и их владельцев.


Он хотел что-то сказать, но замолчал.


— Тогда не стоит это продавать.


— Не в том дело. Я все равно не смогу с ним… Но это же Фаберже… Я в детстве мечтала вот об этой штуке. — Быстро нашла в поисковике нужную картинку — пасхальное яйцо «Клевер». Его сделают в 1902 году. Красиво, правда?


Он неопределенно фыркнул.


— Обычно женщинам нравится, чтобы много бриллиантов…


— Чтоб «бохато»? — рассмеялась я. — Такое бы вообще без драгоценных камней, только с листками клевера — это было бы очень элегантно. Но подобных вещиц точно история не сберегла.


Помните Вупи Голдберг в «Привидении»? Я с бархатным футляром расставалась почти так же. Но после небольшой заминки мы таки прошли в заурядный ювелирный магазинчик, где мечтательный продавец отвел нас в пыльную подсобку.

* * *

Если бы Ефима Давидовича не было, его бы обязательно придумали. Вообще, я подозреваю, что образ еврейского патриарха он эксплуатирует совершенно сознательно, и старые брюки зря скрывают астрономической роскоши туфли, а кудельки полуседых волос при необходимости можно уложить в прическу психически благополучного гражданина, но имидж — наше все.


— Доброго дня, Ефим Давидович!


— Здравствуй, кисонька! — меня трижды облобызали, сообщили, что похудела, повзрослела, и таки совершенно непонятно, куда смотрят эти поцы, кто не берет меня замуж.


— Познакомьтесь, Ефим Давидович, с моим давним знакомым Федором Андреевичем!


Его оценивающе осмотрели, и увиденное в стандарт не уложилось — гость мой уперся бараном и поехал в собственном костюме.


— Очень рад, очень рад.


Нас устроили на стульях, явно снятых с палубы Ноева ковчега и принялись рассматривать.


— Федор Андреевич хочет продать семейную реликвию. — начала издалека я. — Браслет женский, вторая половина XIX века, Россия.


Мой спутник после небольшого пинка подал ювелиру наше сокровище. Тот сохранял невозмутимое лицо практически все время, пока гемтестером отщелкал все до последнего камушка, даже когда достал из закромов микроскоп. Только спина напряглась.


— Симпатичная вещица.


— Да, внезапно обретенный подлинник Фаберже не каждый день встретишь, верно? — безмятежно улыбнулась я.


— Ну не факт, что подлинник. — затянул тоскливую песнь наш хозяин.


— Подлинник. — Первый раз отверз уста мой спутник. И как-то так сказал, что возражать даже у меня бы язык не повернулся. Расслабилась я на своей территории, забыла, что это профессионал в работе с людьми.


— Ефим Давидович, аукционная цена на Sotheby» s на такое начинается с полумиллиона долларов. Вы это знаете, я это знаю. У Вас будет товар в прекрасном состоянии, который не обязательно продавать открыто.


— Деточка, где Сотби, а где мы. — а в глазах работает счетчик, и это чудесно.


— Ефим Давидович, уж кто-кто, а Вы точно сможете на этом неплохо заработать. Сто пятьдесят.


— Нет, откуда такие цифры?! Даже на своем аукционе столько не отобьётся.


— Тогда восемьдесят, но быстро. Половину в рублях.


— Послезавтра устроит, кисонька?


— Замечательно, да, Федор Андреевич? — я обернулась к владельцу, который так и продолжал изображать невозмутимую фигуру на барельефе.


— Хорошо.


Мы распрощались и быстро покинули гостеприимное логово.


— Это не очень дешево? — уточнил мой спутник уже в машине.


— Моя зарплата за десять лет. Очень хороших лет. — прикинула навскидку я. Несколько автомобилей, пара квартир. Для наших целей вообще достаточно и половины было бы.

* * *

Через день Федор Андреевич вызвался пойти один, что меня чуточку напрягло, но была логика в том, чтобы не светиться лишний раз. Я дожидалась его в нескольких кварталах от ювелира, и через полчаса увидела, как он идет молодцеватой походкой, плечи расправлены, в глазах огонь. Тут-то и поняла, что все время здесь он не чувствовал себя полноценным мужчиной, подчиняясь моим решениям, моему выбору, моим аргументам.


Деньги мы разделили на несколько частей, кое-что убрали подальше, а с оставшимся капиталом двинулись по медучреждениям.


Доктор нам попался хороший, понимающий, что время от времени паспорта находятся на оформлении и вполне хватает копий (за небольшие деньги, кстати, понял), а что на копии возраст и фотография не очень сочетаются — так то издержки нездорового образа жизни. На этот раз я утащила копии документов Лёни и чуть-чуть поработала в фотошопе. Федор Андреевич уже с подозрением косился в мою сторону.