Джейн Бонандер - Пыл невинности

Скотти изо всех сил боролась с паникой. Она была знакома с этим ощущением и знала, что оно не предвещает ничего хорошего. Но в этот раз все будет по-другому. После сегодняшней ночи иного и быть не может.

– Я… тогда, наверное, нам надо подождать его… – неуверенно проговорила девушка.

– Перевал открыт, – неожиданно сообщил он ошеломительную новость.

Она пристально посмотрела на него. Вся радость исчезла, оставив вместо себя лишь страх.

– Не может быть, сейчас ведь только январь.

– Временная оттепель, – пожал плечами Алекс. – Перевал будет открыт до следующего снегопада.

Неожиданно Скотти Макдауэлл обнаружила, что двигается, как во сне. В голове метались обрывки страшных мыслей. Она хотела спросить, что он собирается делать, но молчала, боясь услышать то, что уже знает.

– Я должен возвращаться в Сан-Франциско, Скотти.

Девушка проглотила скопившиеся в горле слезы и уставилась на огонь.

– Но… но ведь ты вернешься, правда? – Она повернулась и посмотрела на его затылок. Алекс стоял у окна и смотрел вдаль. Когда он не ответил, какая-то частичка ее сердца умерла. – Вернешься? – повторила девушка.

– Нет, – тяжело вздохнул Головин. – Не вернусь.

Все ее самообладание рассыпалось, как карточный домик.

– Но… но после сегодняшней ночи я думала… – растерянно пробормотала она.

– Ты неправильно думала. – Он замолчал и вновь отвернулся к окну.

Скотти попыталась сморгнуть слезы. Что же случилось?

– Алекс, – с глубоким вздохом начала девушка – если я… если я что-то сделала неправильно…

– Черт побери! Мое решение не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к твоим маленьким женским хитростям, В том случае, если ты еще этого не заметила, позволь мне тебе сообщить, что мир вовсе не вращается вокруг тебя.

Она попятилась, как будто он ее ударил.

– Но… но я думала…

Александр Головин резко повернулся и пронзил ее обжигающим взглядом.

– Что? Что ты думала? Только потому, что я перебрал и слегка опьянел, ты подумала, что тебе повезло? – В комнате зазвенел его язвительный смех, и Скотти задрожала. – Жизнь не сказка, малышка. Пора бы тебе уже это понять.

Ей показалось, что внутри у нее что-то оборвалось. Только не плакать! Ни в коем случае не плакать перед ним. А может, она больше никогда уже не будет плакать… О, как же больно слышать эти обидные слова! Как нестерпимо больно!

– Ясно, – сказала Скотти, стараясь говорить твердым голосом, но он все равно дрожал от слез.

– Сомневаюсь, что тебе ясно, – покачал он головой и смерил ее насмешливым взглядом. – Видишь ли, моя милая, я раскусил тебя.

С трудом проглотив ком, подступивший к горлу, Скотти недоуменно переспросила:

– Раскусил?

– Я видел подобные штучки сотни раз. Должен признаться, что иногда даже терял бдительность, однако после раскаивался в минутной слабости.

Скотти начала накрывать на стол. Ее руки сильно дрожали.

– Но на этот раз ты не потерял бдительности? – Она не имела ни малейшего представления, о чем он говорит.

Он снова посмотрел в окно, будто ждал Тупи.

– Это самая старая хитрость на земле, и к ней испокон веков прибегали женщины самой древней профессии.

Скотти не понимала, о чем он говорит, но не собиралась признаваться в своем невежестве. Несомненно, Алекс думал, что она знает, о чем идет речь. Какие хитрости? Какая самая древняя профессия?

– Наверное, мне следовало с самого начала догадаться, что с тобой эта хитрость не пройдет, – вздохнула она.

Алекс гневно посмотрел на нее.

– Значит, ты во всем признаешься?

Скотти сняла кашу с огня и поставила на подставку посреди стола.

– Ну? – повторил Алекс.

Она вздрогнула от его злого голоса.

– Что?

– Признаешься, будто думала, что если заставишь меня переспать с собой, то я не буду выселять тебя из долины?

Неожиданно ноги у Скотти стали ватными. Она привалилась к столу и быстро села, чтобы скрыть свое изумление и обиду.

– Как ты мог подумать?.. – Она замолчала не в силах закончить.

Горло у нее сжалось, грудь пронзила острая боль. Но неожиданно до нее дошло, что отчасти он прав… И что все ее глупые мечты никогда не сбудутся… Но хуже всего то, что он снова собирается покинуть ее и никакие уговоры и слова не заставят его передумать и изменить свое решение.

– Эй! – весело крикнул Тупи, распахивая дверь. – Завтрак готов?.. Нужно выйти пораньше, мистер Алекс, иначе и за день не дойти. Мы обязательно должны сделать это сегодня. Завтра или даже сегодня вечером будет уже поздно. – Он закрыл дверь, и комната снова погрузилась в полумрак.

Не замечая напряжения, царящего в хижине, индеец снял куртку и бросил на скамью.

– Тупи умирает с голоду, – с улыбкой сообщил он.

Внешне Скотти оставалась спокойной, не хотела показывать, что ее терзает отчаяние. Душа ее разрывалась от невыносимой боли. Алекс уходил, и она ничего не могла сделать, чтобы остановить его. Он будто вырвал у нее из груди сердце и бросил на пол…

Алекс поднялся по лестнице вслед за миссис Поповой. Свечи в светильниках на стенах отбрасывали слабый свет.

– Она очень долго не спала, Саша, – прошептала экономка, – но, в конце концов, не выдержала и уснула.

– Не бойся, я не разбужу ее. Хочу хотя бы одним глазком взглянуть… – Ему так сильно хотелось повидать девочку, что от волнения дрожали руки.

– Конечно, – сочувственно кивнула Ольга Попова. Ее преданность и любовь к семье Головиных с годами не только не ослабли, но даже усилились.

Она подошла на цыпочках к двери и оглянулась. Во взгляде экономки было столько нежности, что Алекс нагнулся и поцеловал ее в щеку.

– Даже не знаю, как бы мы жили в этом старом доме без тебя, Поппи! – улыбнулся он.

Миссис Попова ласково похлопала его по спине и улыбнулась.

– Вижу, длительное пребывание в снежном плену не отразилось на твоем красноречии. Все такой же льстец!

Алекс отвернулся, прежде чем она могла увидеть выражение его лица. Он не хотел, чтобы ему напоминали о страданиях, которые пришлось пережить. У него много дел впереди! И он вообще не хочет вспоминать ее.

Головин повернул ручку и медленно открыл дверь. Тусклый свет из коридора рассеялся по комнате, осветил кровать и крошечную фигурку, неподвижно лежащую под одеялами.

Головин подошел к кровати и пристально посмотрел на девочку. Катя. Его замечательная маленькая Катюшка. Любовь и жалость переполнили сердце. Он огляделся по сторонам – взгляд задержался на маленьком плетеном кресле с высокой спинкой на колесиках, и он тяжело вздохнул.

С невероятной нежностью Алекс дотронулся до бледно-золотистого локона на розовой кружевной наволочке. Какая же она у него красавица! Нежная и хрупкая, будто сделана из фарфора.

В уголках его рта появилась улыбка. Поппи сказала, что Катя устроила грандиозный скандал, когда узнала, что не сможет остаться и встретить отца. Девочка так рассердилась, что запустила в Уинтерса кувшином с водой, ему пришлось принять небольшой душ.

Ольге Поповой и дворецкому ничего не оставалось, как сдаться и разрешить ей дождаться Алекса. К своему несчастью, Катя потратила на споры последние силы и уснула от усталости, так и не дождавшись отца.

Девочка спала, положив под щеку тонкую, словно точеную ручку. Алекс низко наклонился над кроватью и очень осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал ее. Кате нужно как можно больше отдыхать. Ничего страшного, что она не дождалась его. Воссоединение отца и дочери состоится завтра, когда она проснется, свежая и отдохнувшая. И не только завтра, но и послезавтра, и через неделю, и в миллион других дней, подумал он, и его сердце вновь наполнилось любовью.

Алекс вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь. Миссис Попова ждала у лестницы. Она пропустила его вперед, и они спустились на первый этаж. Он вошел в библиотеку и остановился перед огромным окном, выходящим на город. Он вернулся домой и радовался – его окружали знакомые вещи, знакомые лица. Алекс с удовольствием посмотрел на туман, повисший в воздухе и придавший всему вокруг сказочный, нереальный вид. С него хватит гор и дикой природы! Он сыт по горло метелями и снегом, зверями и страхом закрытого пространства. Он больше никогда не покинет Сан-Франциско и свою дочь!

– Как она себя вела? – спросил Алекс, боясь услышать ответ.

– Бедный маленький ангел! – печально вздохнула миссис Попова.

В углу комнаты зазвенел хрусталь, и Головин догадался, что она подошла к бару. Бренди! Так долго пришлось пить в хижине Скотти вонючий чай, отвратительный кофе и выдохшееся виски, которое он, кстати, быстренько прикончил в ту роковую ночь…

Воспоминания о той ночи не оставляли его, лезли в голову, мешали думать. Александр Головин считал, что стал равнодушен к женским чарам и потерял способность возбуждаться, но, тем не менее, обрадовался желанию, захлестнувшему его, когда Скотти коснулась его тела. Впрочем, если бы не выпил, ничего бы не случилось. Сейчас бессмысленно думать о том, как бы все обернулось, если бы он был трезв. Правда, нельзя сказать, будто он совсем опьянел, поскольку он прекрасно понимал, что делает. Просто забыл об осмотрительности, вот и все! Хотя, откровенно говоря, он давно хотел сделать это. Виски развязало ему руки, заставило забыть о морали и чести. Нет, это не оправдание его отвратительного поступка. Во всем виноваты потрясающая красота и сексуальная невинность Скотти Макдауэлл. Из-за нее он потерял голову от страсти и, как дикарь, набросился на нее. Она виновата не меньше его, и это обстоятельство, пусть частично, смягчало вину Алекса.

– Господь заботится о Катюшке и хранит ее жизнь, – прервала его размышления миссис Попова. Она протянула ему стакан.

Алекс поднес его к губам, вдохнул дразнящий аромат бренди и сделал глоток, наслаждаясь напитком.

– А как ноги? Доктор не нашел никаких перемен? Миссис Попова сочувственно положила ему на плечо руку и грустно покачала головой.

– Если ты хочешь знать, сможет ли она ходить, то, боюсь, ответ отрицательный, – печально вздохнула она, – Он не нашел никаких перемен, все по-старому.

Александр Головин с силой сжал стакан, едва не раздавив его.

– А в остальном? Как она себя вела?

– Я уверена, что сейчас, когда ты вернулся, Катя быстро станет такой же, какой была до твоего отъезда в долину. Ей невозможно было объяснить, куда ты делся, заставить понять, что у тебя дела и что ты вернешься. Не забывай, ведь ей только шесть лет!

Он повернулся и мрачно посмотрел на экономку.

– Не смотри так на меня, Саша Головин! Доктор считает, что у нее не в порядке нервы. Мы все знаем, что бедняжка и вправду не может ходить, и уже смирились с этим. Но Катя, когда не получает того, чего хочет, выходит из себя. Gospady! Из-за нее я даже не могу нанять постоянную прислугу. Если честно, то Катенька та еще хулиганка, только сидит в кресле-каталке.

– Когда начались эти вспышки раздражения? – Алекс хорошо знал свою экономку и полностью доверял ей дочь.

– Ну… – протянула Ольга Попова после некоторых колебаний, – это началось еще до твоего отъезда в Йосемитскую долину.

Он отвернулся от окна и хмуро посмотрел в стакан. – Почему ты мне ничего не сказала, Ольга?

Миссис Попова подошла к дивану и стала рассеянно поправлять подушки, как делала всегда, когда нервничала.

– Надеялась, это скоро пройдет. Тогда я еще не видела причин для тревоги и решила не беспокоить тебя понапрасну.

Александр Головин подошел к камину, опустился в глубокое кожаное кресло и поставил ноги на низкую скамеечку.

– Может, сейчас, когда я вернулся домой, все образуется.

– Надеюсь. – Миссис Попова подошла к двери и остановилась. – Саша, какая она?

Алекс догадался, о ком спрашивает экономка. Он видел записку Скотти Макдауэлл. Тупи принес ее шерифу в Марипозе, а тот переправил в Сан-Франциско. Девчонка подписалась своим именем, так что Ольга знала, у кого он провел несколько месяцев. Пусть он и не хотел разговаривать о Скотти, но заставить себя перестать думать о ней оказалось выше его сил.

– Молодая девушка, Поппи, – с притворным равнодушием пожал плечами Головин. – Самая обычная молодая девушка.

Миссис Попова повернулась и внимательно посмотрела на него, слегка наклонив голову набок.

– Молодая девушка живет одна в диких горах? – Она прищелкнула языком. – Господь создал людей не для того, чтобы они жили в одиночестве.

С этими многозначительными словами экономка вышла из библиотеки, а Алекс хмуро уставился на огонь в камине. Одиночество? Но Скотти не одинока. У нее есть куча живности: енот, коза, мул, курица с цыплятами и, наконец, преданный индеец, который ни на минуту не закрывал рот, пока они шли в Марипозу, и на все лады расхваливал девчонку. Черт побери, да он более одинок, чем она, независимо от того, сколько людей его окружает!