— Да, нет, нормально, так и надо, я каждый раз думаю, что умру, когда…

Он не договорил и принялся за свой виски.

— Когда что? — заставил я его продолжить.

— Когда это творится, — произнес он задумчиво, с полной неожиданностью для меня, использовав в своей речи такое уклончивое определение нашей связи.

Я положил ему руку на колено под столом. Я не отказался бы и от большей свободы, но кругом было полно народу, и на нас периодически поглядывал бармен. Крис сидел с равнодушно скучающим выражением на лице, а по его телу проходила легкая дрожь.

Я взял его левую руку и перевернув ее ладонью вверх, похолодел от ужаса, вместо шрама от глубокой раны, я увидел едва заметную темноватую полосу, словно повреждение было нанесено не вчера, а две недели назад. Мне не только не хотелось ничего знать об этом, я просто приказал себе выбросить из своего сознания все это и не поднимать этот вопрос ни сейчас, ни в дальнейшем. Похоже, что сам он даже не обратил на это внимание. «Господи, — с невыразимым отчаянием подумал я, — что если он демон, посланный погубить мою душу, а я все больше доверяюсь ему, в своей гордыне полагая, что призван спасти и защитить его?». Нет, он не мог быть ничем, кроме моего Криса, просто вокруг него было слишком много гнусности, а я мог, я должен был оградить его… чтобы войти в CHAMBRE ARDENTE.

— Может, пойдем в машину? — спросил он внезапно, посмотрев на меня с плохо скрытым мучением в глазах.

Я снова представил себе Бобби, и мне захотелось любым способом избежать этого безобразия.

— Мне не нужны деньги, — произнес я, глядя в его широко раскрытые глаза, светившиеся темным огнем бесконечного желания. — Я пишу о нас и только для нас.

— Я знаю, — ответил он, — но ты должен получить все, как я, и я для этого все сделаю.

Мы просидели еще несколько минут, затем я встал и сказал ему:

— Я буду ждать тебя.

Я направился в туалет и, войдя туда, с облегчением заметил, что он пуст. Крис появился спустя минуту. Дверь можно было закрыть на задвижку, что само по себе было подарком судьбы. Когда он это сделал, я бросился к нему в объятия, мы целовались, как обезумевшие от страсти подростки, ощупывая друг друга так, как будто хотели удостовериться в реальности происходящего. Крис прижал меня к стене. В дверь тихо постучали. Никто из нас не произнес ни звука. Постучали вновь, и затем мы услышали удаляющиеся шаги.

Крис стянул с меня джинсы и прижался щекой к моему бедру.

— Доведи меня до предела, но не давай кончить, — сказал я ему, зная, что это многообещающее предложение заведет его еще больше.

Он стоял передо мной на коленях, обхватив мои ноги, если бы только он взял в рот, я бы не выдержал, но он знал это. Прикосновения его языка были очень легкими, но от каждого из них я все крепче сжимал ладонями его виски. Он мягко обхватил губами конец.

— Нет, Крис, нет, — с ожесточением прошептал я, сдавливая его виски. — Поднимайся.

Он послушно встал, расстегнул джинсы и, повернувшись ко мне спиной, нагнулся, держась руками за раковину.

— Это месть за Бобби, — сказал я, зажав ему рот, — сейчас ты поймешь, каково мне было. — Я сделал безуспешную попытку вставить член сразу. Но он был настолько возбужден и зажат, что я вынужден был начать с пальцев, заставив его успокоиться. Наконец я все-таки проник внутрь. Он сжимал меня горячо и плотно, а я взламывал его с тем ожесточением, на какое только был способен в исступлении безумной любви, в стремлении не обладать им, но стать с ним единым целым, в этом неконтролируемом химерическом желании абсолютного слияния.

— Черт, — тихо проговорил Крис, застегивая джинсы, — не понимаю что такое, ты даже не трахаешь меня, ты меня заставляешь перестать быть собой что ли, Тэн. — Он нежно поцеловал меня и прижал мою голову к своей груди. — Я всегда так думал раз-два и готово, ничего особенного, но с тобой все изменилось. Я не хочу тебя отпускать ни днем, ни ночью. Мы должны жить вместе.

Он произнес это «должны» с такой убежденностью, как будто от него зависели все судьбы мира.

Мы вышли из кафе поздно ночью. Решили идти переулками к тому месту, где нас ждал верный Бобби. Свернув в какую-то подворотню, чтобы срезать путь, мы услышали отчаянные женские вопли. Мы помчались на крик, и увидели двух парней вцепившихся в девушку лет семнадцати. Крис, не медля ни минуты, вмешался, схватив одного из них и двинув его со всей силы о каменную стену, но тот вырвался и вдвоем они, выпустив свою жертву, накинулись на моего друга.

«Вот дьявол!» — подумал я и присоединился к этой невоздержанной компании со свойственной мне в экстремальных ситуациях невменяемостью, развернув одного из противников и заехав ему по физиономии кулаком так основательно, что он не удержался на ногах, но зато я тут же получил в поддых от его напарника. Крис, видимо, придерживаясь рыцарского правила не бить лежачего, уже с озверением отделывал его никак не желавшего успокоиться приятеля. Девушка, оцепенев от ужаса, наблюдала за этой свалкой. В конце концов, оба убрались с той быстротой, которая обеспечивала им сохранность их способности двигаться. Крис подошел к девушке, прижимавшей руки к груди и смотревшей на него с отчаянной беспомощностью.

— Ты «Ацтеков» любишь? — спросил он ее неожиданно, хриплым голосом, отирая разбитые губы.

— Очень, — пролепетала она.

— Ну, так я тебе на память автограф дам, тебе повезло, что мы тут мимо шли. Давай бумагу и ручку.

Девушка, отбрасывая с лица растрепанные белокурые волосы, начала судорожно рыться в сумке.

— Вот, — она протянула Крису ручку и тетрадку дрожащей рукой.

— Учишься где-нибудь? — поинтересовался он, с любопытством листая тетрадь.

— Да, в колледже архитектурном, — подтвердила она, готовая разрыдаться.

— Молодец, — сказал он и расписался на обложке тетради, — приходи на концерт. Может тебя проводить?

— Я здесь живу, вот тут подъезд, — он указала рукой на открытый вход.

— Ну, смотри, — заметил мой друг, — Пошли, Тэн.

Я кивнул девице и мы направились в сторону улицы В***, где стояла машина.

— Теперь, небось, напишут, что ты ходишь по темным подворотням с каким-то юнцом и заступаешься за несчастных женщин, — ехидно сказал я.

— А ты молодец, — с одобрением ответил Крис, — я думал, ты не полезешь.

— Ты полагал, что я смотреть буду?

— Ну, черт тебя знает, а ты парень что надо, — он обнял меня за талию.

Мы сели в машину и всю ночь катались по городу, держась за руки и прижавшись друг к другу, как две школьницы. Бобби непрестанно курил и рассказывал нам анекдоты. Я был безмерно, до одурения счастлив в ту ночь, большего я и пожелать не мог.

8 июня 2001

Генри не спрашивает меня, где я пропадаю. Он весь поглощен собственными заботами. Это утешительно. Так что в конце концов я практически поселился в квартире на F***. Крис приезжал каждый вечер после репетиции.

Но в последние дни я ждал его в машине, пока он был в студии. Бобби обычно молчит, но тут он как-то сказал мне:

— Крис в прекрасной форме, но только голову совсем потерял, — меня поразила простота, с которой он произнес это.

— Вы его осуждаете, — поинтересовался я.

— Ни в коем случае, только не попадайтесь на глаза репортерам, — на том разговор и кончился.

Мы предаемся ненасытному ажиотажу, в котором, однако, есть сладость, отсутствовавшая во всех прочих моих отношениях. У Криса необычный неподдающийся классификации темперамент, смесь нежности и агрессивности, о которой так мечтают женщины, по большей части, не умея ценить ни первое, ни второе. Но каждый раз я чувствую ужасную усталость. И подозреваю, что ее причина не только в пристрастии моего друга к тому, чтобы доводить и себя и меня до состояния, когда слишком большое желание становится слишком горьким на вкус. Он этого не замечает и даже во сне не дает мне освободится из его объятий. А меня мучает страх. Я предчувствую взрыв и думаю, что буду расплачиваться и за себя и за него.

10 июня 2001

Я проснулся ночью от шума и какой-то ожесточенной возни вокруг. Крис рылся во всех углах и ящиках, по ходу дела вываливая на пол все их содержимое, посреди комнаты уже образовалась внушительных размеров пирамида, состоявшая из моих книг, коробок, одежды, каких-то странных предметов, напоминавших части музыкальных инструментов, и еще черт знает какой мелочи.

Я наблюдал за ним, пытаясь понять, что он делает

— Мать твою, да куда же он подевался! — в отчаянии крикнул он наконец и повернулся ко мне.

— Ты не видел его? — спросил он, — мой браслет, я его всегда надеваю на выступления, провалился как сквозь землю.

— Какой браслет?

— Ну, обычный медный, мой талисман, на нем еще надпись была по-арабски.

Я припомнил, что действительно неоднократно видел на нем браслет, широкий, медный с выгравированной надписью.

— Чего ты из-за него так психуешь? — поинтересовался я.

Крис посмотрел на меня с возмущением, как я мог не понимать, что этой вещью он дорожил больше, чем своим роскошным лимузином.

— Я не могу без него выступать, вот черт! — он снял футболку и швырнул ее в кучу. — Ну и дела, Тэн, что ты смотришь?

У Криса привычка раздражаться на то, что я смотрю на него в моменты его дурного настроения.

— Ладно, завтра скажу Марте, чтобы заказала мне новый, только жаль, я так и не узнал, что на нем было написано.

— Не все потеряно, — возразил я, — дай мне лист бумаги и карандаш.

Крис порылся в куче хлама и подал мне то и другое.

У меня всегда была отличная зрительная память, я запоминал в точности даже те изображения, смысла которых не понимал и не знал. При определенном усилии я мог восстановить в памяти и эту надпись на браслете.

— Ну вот, — я подал ему листок, — оно?

— По-моему, да, — ответил Крис и посмотрел на меня в изумлении, — А ты знаешь, что это значит?

Я рассмеялся.

— Я не знаю арабского, — пояснил я, видя, что мой смех задел его самолюбие, — а вот ты просто невероятный осел, носил браслет, на котором неизвестно что написано.

— А что тут такого? — он не понимал смысла моего замечания.

— Крис, понимаешь, — пояснил я, — нельзя носить на себе непонятные знаки, их смысл может быть враждебен, он может приносить несчастье, но в твоем случае тебе просто повезло.

— Ну, так я завтра скажу Марте, чтоб узнала, что это значит, — принял он разумное решение, что вызвало у меня очередной приступ смеха.

15 июня 2001

От мысли написать его портрет я не отказался. Но ему пришла в голову другая, более ненормальная идея, чтобы я сделал ему татуировку. Мне это показалось дикостью, но Крис просто помешался на этом. В конце концов, он меня познакомил со своим знакомым, специалистом по этого рода искусству. Я научился довольно быстро и, наконец, счел себя достаточно компетентным.

— И все-таки я тебе советую, обратись к специалисту, — порекомендовал я ему.

— Нет, это должен сделать только ты, — возражал он с упрямством, пока мы завтракали.

— Знаешь, такое впечатление, что я должен делать татуировку не на твоем левом бедре, а на твоей бессмертной душе.

Крис вдруг стал мрачным, как туча, и сказал:

— Никто не знает, где она находится.

Я не выдержал и начал безумно хохотать, но он не смеялся. Мне хотелось съязвить на его счет, но я передумал.

— Ну ладно, я был гравером, дизайнерил гороскопы, теперь возьмусь за твою задницу.

Он не ответил на это ни улыбкой, ни как-либо еще. И я решил перевести разговор в более конструктивное русло.

— Что ты хочешь, чтобы я изобразил?

— Вот этот знак, — он взял со стола обложку будущего диска указал мне на какой-то символ. Рисунок был довольно сложный, и к тому же уменьшить его в масштабе было проблемой.

— Нет, это не пойдет, — сказал я.

— Это диск «Chambre Ardente». Ты обязательно это сделаешь.

— Ты что, придурок, — я не выдержал и повысил голос настолько, что сам слушал себя с удивлением, — ты просто кретин, Крис, где ты только выкопал этот бред, зря я с тобой связался. — Я ушел в комнату и заперся на ключ.

Мне было стыдно за свою грубость, но я понимал, что он собирается, как ребенок, поиграть в очередные игрушки, а мне это не нравилось. И зачем я только пообещал сделать эту чертову татуировку. Крис уехал, даже не постучавшись ко мне. Я просидел весь день в одиночестве, наконец, уже за полночь я услышал, как подъехала машина. Мне было тоскливо, но на балкон я не вышел. Крис вернулся злой, как собака, после ссоры со мной петь он обычно не мог. Я вышел к нему навстречу и сказал: