[2] Борис Андреев - Пылающая комната

— А чем вам не нравится коридор? — ответил Крис вопросом на вопрос. Потом посмотрел на вежливо-непреклонные лица полицейских и развернувшись, пошел в сторону лестничной площадки, где легко вспрыгнул на подоконник, закурил и стал ждать вопросов.

— Итак, Крис, — начал Клеменс. — Давно ли вы в последний раз видели господина Шеффилда? Генри Шеффилда, астролога?

Крис от удивления заморгал.

— Шеффилда? Да я его вообще всего два раза в жизни и видел.

— Где? Когда?

— Ну, в первый раз у него дома, на прошлый новый год. А второй…

— Вы обращались к нему за профессиональными услугами? — перебил его Хайнц.

— Ну да. За профессиональными. Он мне делал гороскоп, правда, с этим не вышло, а так, предсказывал будущее.

— И что предсказал? — поинтересовался Клеменс, делая пометки в блокноте, Крису показалось, что он пытается спрятать улыбку.

— Да лабуду всякую, какая разница, — взорвался он, — Что случилось?

— Минутку, минутку, — Хайнц успокаивающе потряс ладонью, — а второй раз?

— А второй раз в Неаполе, в июле, когда я был в турне. Мы случайно встретились в кафе. Поговорили пять минут и все.

— Ясно. И больше вы никогда не виделись?

— Нет. Никогда, — отрезал Крис, ему делалось все хуже и хуже, в конце концов, он достаточно посмотрел боевиков, чтобы понимать к чему весь этот допрос.

— Понятно. Я вынужден вам сообщить, что Генри Шеффилд убит вчера ночью.

Крис выдохнул. Он тут же подумал о Стэне. Как он отреагирует на это происшествие. А вслух сказал:

— Очень жаль.

— Видите ли, Крис, — продолжал Клеменс, он с каким-то странным удовольствием произносил его имя. — нам надо с вами побеседовать более подробно, ну, например, завтра. Это реально?

— Я, что, могу отказаться? — спросил Крис.

— Нет, — ответили оба сразу.

— Ладно, я должен куда-то приехать или лучше у меня дома?

— Можно и у вас, — пожал плечами Клеменс.

Когда полицейские удалились, Крис вынул из кармана мобильник и набрал номер Даншена. Журналист ответил сразу.

— Хорошо, что ты позвонил, Крис — сказал он быстро. — Нам надо поговорить.

— Подожди, тут ко мне приходили…

— Да, я знаю. Ты дома?

— В студии.

— Спускайся в бар, я приеду через двадцать минут.

Даншен приехал даже раньше. Он подошел к столику, за которым Крис тянул холодный чай, его почему-то с души воротило от одной мысли о спиртном, и сел рядом. Официант, ничего не спрашивая, принес ему чашку крепкого кофе, здесь Даншена хорошо знали.

— Ко мне приходила полиция. — мрачно сказал Крис, — Что они хотят, Тим, я ничего не понимаю.

— Я говорил кое с кем, — Даншен рассказывал торопливо, но твердо. — Они думают, что это сделал Стэн, больше некому, они думают, что он убил его, потому что это Генри рассказал все журналистам, и он боялся, что вылезет еще кое-что похуже, например, его история с Томасом, у них пока нет доказательств, но ты сам понимаешь…

— Понимаю. — даже в полумраке бара было заметно, как побледнел Харди — И что?

— Вам надо расставаться. — Крису показалось, что в голосе Даншена мелькнула нотка злого удовлетворения, — Я сделаю ему документы, пусть он едет куда хочет, хоть в Австралию, но здесь ему оставаться нельзя.

— А я? — вырвалось у Криса.

— Крис, ты должен понять. — серые глаза журналиста просто гипнотизировали музыканта, — Все кончено. С самого начала было понятно, что вам вместе не быть. Ты останешься, женишься еще раз, все забудут об этой досадной истории, пойми, Крис, ты должен подумать и о нем и о себе, Крис, ты куда, Крис…

Харди встал, чуть не опрокинув стул, и стремительно пошел к выходу.

Полчаса Крис провел, сидя у окна и куря одну сигарету за другой. Потом встал и пошел в студию. Он договорился с Джимми, что уходит, и вышел на улицу, постаравшись сделать это так, чтобы Айрон ничего не увидел. Впрочем, самым важным для него было, чтобы его не заметил Бобби. Он поймал такси и дал адрес. Всю дорогу бездумно смотрел в окно, непроизвольно отстукивая пальцами по колену какой-то ритм. Таксист не узнал его, привез его куда просили, получил свою двадцатку и уехал.

Крис поднялся на пятый этаж, секретарша охнула, увидев его, без предупреждения, одного, без охраны, но Берт был на месте и один.

— Крис, — сказал он изумленно, поднимаясь навстречу, — Что ты тут делаешь, Крис, что случилось?

Крис сел в кресло и посмотрел на своего адвоката пристально.

— Берт, я хочу написать завещание. — Берт Холливуд тоже сел и потер нос.

— Ну-ну.

Крис ему доверял. Берт был единственным из его адвокатов, к которому он относился с уважением. Холливуд был тяжелодумом, но тяжелодумом неглупым и бесконечно порядочным.

— Хорошо. Ты хочешь это сделать сейчас?

— Да. И очень быстро.

— Ладно. Проблем нет.

Берт приготовил нужный бланк и посмотрел на Криса вопросительно.

— Кому, что ли? — Правильно понял его взгляд Харди. — Все до цента Стэнфорду Марлоу. Дома, квартиру, деньги, — все.

С составленным завещанием Крис поехал на квартиру, на которой они встречались со Стэном, формально она еще принадлежала ему, пока не истек срок аренды. Там он сел за стол, положил перед собой блокнот, который оставил здесь Марлоу, в нем еще осталось несколько набросков, и нахмурился. Потом взял ручку и написал четким угловатым почерком.

«Всем, кого это касается.

Я, Крис Аллан Харди, сознаюсь в том, что убил Генри Шеффилда, поскольку он раскрыл мою связь со Стэнфордом Марлоу. Я убил его из мести. В моей смерти прошу никого не винить.

Крис Харди»

Даже здесь он не смог заставить себя подписаться полным именем, которое всегда напоминало ему об отчиме. Сейчас он улыбнулся этому воспоминанию. Он вырвал листок и взялся за следующий. Над ним он думал дольше.

«Тэн, не сердись, пожалуйста. Я тебя люблю. Крис.».

Он сложил второй листок и написал на нем «Стэнфорду Марлоу».

Потом встал и пошел в ванную. Пока ванна наполнялась горячей водой, Крис вернулся в комнату и взял из комода нож. Он сам не знал, почему оставил тут вещь, которой страшно дорожил, но теперь это было очень кстати.

Он разделся догола и лег в горячую воду. В отличии от Стэна, Крис совершенно не хотел умирать. Он хотел жить сильнее, чем когда бы то ни было, но им двигали две мысли, что без Стэна он все равно мертвец и что Марлоу должен жить и жить в безопасности, больше его ничего не волновало. В конце концов, не достанут же они его из могилы, чтобы допросить и понять, что он вовсе не убивал Генри Шеффилда. Он думал только о Стэне, о его бледном лице и серых глазах, пока лезвие распарывало кожу, и медленная кровь толчками выплескивалась в воду, надрез на другой руке дался сложней, но он довел-таки дело до конца и бессильно откинулся на бортик. Его черные волосы, повлажневшие от пара, залепили ему лицо, ему хотелось их убрать, но он не смог поднять руки. Он лежал и думал о Стэне, о том, как они ездили к морю, о Стэне, сидящем с ним рядом на скале, под палящим солнцем, о чистой, синей воде, в которой растворялись их тела. Кровь текла ужасно медленно, Крис не понимал почему, словно жизнь не хотела уходить из его тела. Но при этом сознание его мутилось, словно кто-то насильственно пытался затянуть его на ту сторону.

Он шел медленно по какой-то серой тропке, в тумане, уходя все дальше, и только одно заставляло его сердце болеть, мысль о том, что он больше никогда не увидит свою единственную любовь… «Любовь всей моей жизни», — вспомнил он старую песню «Квинов», которая так нравилась Джимми, а ему всегда казалась попсой, но теперь она словно звучала где-то неподалеку и замедляла его шаги. Но злая рука все тянула его за собой, туда, к черной реке, в мертвый туман… И вдруг пелена перед глазами разорвалась. Перед ним стоял тот человек из сна, Гордон Хауэр. На нем была черная хламида до пят, глаза горели, Крис увидел его отчетливо, как наяву.

— Прочь! — крикнул Хауэр, сделав быстрый запретительный жест рукой. — отойди от него!

Крис понял, что кричат не ему, он хотел обернуться, но не мог.

— Возвращайся. — сказал Хауэр и теперь Крис увидел, что черные с ледяным блеском глаза смотрят на него в упор. — Возвращайся немедленно, безмозглый мальчишка, чтобы я тебя здесь не видел!

Крис почувствовал, что его тянет назад, обратно, он закрыл глаза и перестал сопротивляться неизбежному.

26 октября 2001

Какой же ты идиот, какой же ты придурок, Крис! Как ты мог подумать, что я останусь здесь, и буду жить без тебя? Я люблю тебя, несчастный предатель, и ты не умрешь, я тебе не дам умереть, я заставлю тебя жить или умру вместе с тобой. Как жаль, что ты спишь и не слышишь, что я шепчу тебе на ухо, ты скотина, безумный любимый мой Крис, моя жизнь, ты хотел отнять ее у меня вместе с собой, и наказан за это, как и я был наказан за свое малодушие. Ты думал откупиться от меня этим тупым завещанием, обеспечить мне спокойную безбедную жизнь, и напрасно, когда-нибудь я тебе это припомню.

27 октября 2001

Третий день в больнице. Крис пришел в себя, чувствует себя отвратительно, но все время улыбается. Нагло и самодовольно, можно подумать, что он совершил подвиг. Я сижу рядом с ним, хотя периодически то ребята, то Шейла пытаются меня оттащить от него и вынудить что-нибудь съесть. Есть я не хочу, как и он. Я дал себе слово, что начну есть, только, когда он это начнет делать. Когда я узнал от Холливуда, что он завещал мне все, написав какую-то издевательскую записку, начинавшуюся фразой «не сердись», я подумал, что большего оскорбления в свой адрес я еще не получал.

Врач говорит, что чистейшая загадка, как он, потеряв столько крови, не умер, а я уверен, что ему просто не дали умереть, он хотел слишком легко отделаться, как я…

Как я? Почему в голове у меня постоянно возникает это навязчивое сравнение, оно возникло у меня сразу же, как только я узнал о случившемся. И узнал при весьма странных обстоятельствах. Крис по капле расставался со своей жизнью, а я сидел в студии, ждал, когда же, наконец, он появится, но вместо этого прибежал Джимми, потрясая телефоном и, сунув мне его в руку, сказал: «Просят Стэна Марлоу». Я спросил кто это, и в ответ услышал голос, который мне уже доводилось слышать или это только показалось, голос сказал только одну фразу, «Не жди, поезжай в квартиру на F***». Сперва, я подумал, что это Крис передал мне сообщение через подставное лицо, но к чему нужны были эти предосторожности. Я спросил Джимми, что происходило до моего приезда. Он пожал плечами и ответил, что приходили двое из полиции, что-то поспрашивали у Харди, а он после этого он побежал к Даншену. Куда он потом делся, неизвестно.

Я прихватил с собой Джимми, и мы поехали, причем каждый из нас кричал Бобби, чтобы он летел на всех скоростях, я уже был уверен, что случилось, что-то скверное. Мы вошли в квартиру, и я сразу же понял, что он в ванной, хотя даже вода не шумела, она была закрыта, я понял, что произошло по одной единственной мысли поразившей меня впоследствии: «Как я».

Он собирался умереть, как я собирался сделать это. Мои размышления простирались дальше, я вспомнил о пожаре в тюрьме и о пожаре в студии, о котором он мне рассказывал еще вначале нашего знакомства, тогда я не обратил внимания на эти странные совпадения. Мне вспомнились почему-то вместе гибель Томаса и самоубийство Мэри, после ночи любви, словно оба мы были отмечены каким-то общим проклятием и попадали в одни и те же переделки. Все что происходило с ним, происходило и со мной и наоборот, я не мог умереть, пока он жив, и он тоже не мог расстаться с жизнью, пока дышу я. Последним, что ужаснуло и обрадовало меня до безумия, была наша одинаковая группа крови, только моя кровь должна течь в его венах, только моя.

— Крис, ты слышишь меня, — я позвал его, увидев, что он смотрит на меня с неизъяснимо виноватым выражением лица, — мы братья по крови.

Он покачал головой и пожал мою руку.

— Я хотел, чтобы ты знал, — сказал он тихим хриплым голосом, — что мы не свободны.

— Я это всегда знал, — возразил я.

Я помог ему приподняться. Его темные волосы, разбросанные на белой подушке придавали его измученному лицу, невыносимо прекрасному и дорогому для меня, печальную строгость византийских изображений, запредельных и чуждых всему земному.

— Я виноват, прости, — он взял меня за руку, — я хотел, как лучше.

— Не будем, Крис, что было, то прошло, — успокоил я его. — Меня, вероятно, тоже вызовут, поскольку приходил вчера этот Хайнц, и я от него еле отмотался.