— Я и сам толком не знаю. — заговорил я весьма снисходительным тоном, — вы меня так спрашиваете, как будто я уже родился с полным набором информации по этому вопросу. А я тоже не знаю.

— Ладно, хватит, Тэн, мы тебе серьезно говорим, — раздраженный моим упрямством сказал Харди, — чего ты из себя строишь?

— Хорошо, я вам расскажу, что знаю. Но не более того, — пообещал я, протянув не докуренную сигарету Крису. — Жили-были на свете двое мальчишек. У одного были светлые волосы и серые глаза, у другого темные волосы и зеленые глаза, один был тихий и воспитанный и вполне счастливый, второй — распущенный, отважный и очень несчастный. Одного звали, скажем, Ариэль, второго — Пернатый Змей. Ариэль не знал о самом себе ничего, но зато знал, что должен где-то существовать Пернатый Змей. А Пернатый Змей был заносчив и капризен, он привык к тому, что все его желания исполняются. Но только получив все, что он так хотел, он смертельно заскучал. И тогда он собрал всех, кто был ему предан и сказал: «Найдите для меня то, что избавит меня от этого ужасного чудовища, разевающего пасть, чтобы проглотить весь мир». Он имел в виду скуку. И тогда объявился среди прочих респектабельный господин в сером костюме и сказал: «Я доставлю тебе то, что ты просишь, мой повелитель, но с одним маленьким условием» — «Я согласен на любые условия, — поспешил его заверить Пернатый Змей. — Говори». И незнакомый господин наклонился к нему и прошептал ему на ухо свое условие. Пернатый Змей подумал минуту и согласился. А тем временем Ариэль успел стать изгнанником и потерять все, что было положено ему по праву рождения. И стал прислуживать одному колдуну, который на самом деле был всего лишь жалким шарлатаном. И вот однажды в холодную рождественскую ночь, неизвестный господин привел к колдуну Пернатого Змея. И тот увидел слугу и возжелал его любви больше всего на свете. Но Пернатый был горд и заносчив, а Ариэль был робок и застенчив. Прошло немало времени прежде чем они встретились снова и случилось так, что Пернатый Змей предложил юноше сыграть в одну странную игру, никто толком не знал ее правил, а ставкой в этой игре была их жизнь. И Ариэль согласился. Это и было то самое условие, которое поставил Пернатому Змею господин в сером костюме. И игра началась, полная опасностей и приключений. Они шли по темным коридорам, где в сырых расщелинах гнездились змеи и скорпионы, они продвигались по пояс в грязи и протискивались в узкие проходы между камнями и всякий раз их спасение зависело только от подлинной силы их любви друг к другу. И был один закон, который они не могли нарушить прежде, чем игра окончится, они не имели права предаваться любви, хотя их и терзало страшное искушение нарушить запрет. И когда они увидели выход и побежали по направлению к свету солнца, пробивавшегося сквозь тьму подземелий, вскоре они оказались на поляне, залитой теплыми лучами солнца над которой клубились стаи бабочек с обсидиановыми лезвиями вместо крыльев, и так велико было их желание что они, — невыносимо резкая боль опоясала пылающим кольцом всю мою голову, я обхватил ее руками и согнулся в кресле с дикими воплями.

— Да, что с ним? Тэн, что такое? — я слышал голос Харди, громкий и причинявший мне еще большие муки.

Крис и Джимми пытались заставить меня разогнуться, но я только продолжал выть, сам не понимая, что происходит с моим мозгом.

— Принеси воды, — сказал Харди, — холодной и побольше.

Когда они приложили к моей голове холодное мокрое полотенце, мне не стало легче.

Крис, обнимая меня за плечи, звал меня по имени, умолял сказать, что случилось. Внезапно боль утихла, и я, распрямившись, помотал головой. На лицах у обоих был такой мучительный испуг, что мне стало стыдно. Собственно не произошло ничего страшного, просто приступ жестокой головной боли, похожей на ту, когда пробивая кость в мозг вонзаются тонкие бесчисленные обсидиановые лезвия. Почему я о них вспомнил?

— Все в порядке, Крис, — ответил я на вопрошающий взгляд моего друга, — ничего страшного.

Джимми недоверчиво покачал головой.

— Я вам рассказал, что знал и кажется, чего не знал, тоже, — добавил я в свое оправдание.

— Ничего не понимаю, — с горячностью параноика, обманутого в своих ожиданиях воскликнул Грэмм, — что за бредом вы занимаетесь, ребята, или вправду вы уже спятили?

Он изучающе посмотрел на меня, затем на Харди.

— Не понимаю я вас, — продолжал он, — как дети, придумали черт знает что, закончили диск, вот решим вопрос с деньгами и ну ее на фиг, эту комнату, надо дальше работать, а то так совсем можно…

— Вот видишь, Джим, — прервал его Харди, — это у тебя, а не у меня нет фантазии.

— Да ну вас к дьяволу, обоих, — он махнул рукой и кинулся к двери.

Крис взял мою руку и прижался к ней губами.

— Ты здорово рассказал о нас, малыш, — заметил он, — а Джимми просто придурок, маменькин сынок.

— Он нормальный парень, Крис, не то что мы с тобой. — возразил я.

— Никакой он не нормальный, не знает, с кем перепихнуться, вот и бесится, — грубо ответил Харди. — он мне просто завидует.

— Это ты не прав, — меня возмущало его несправедливое отношение к Грэмму. — он хороший парень, но ты пойми он по-другому воспитан, ему это неприятно.

— И плевал я на него, — возразил Харди, — а ты вообще не бери в голову. Они все думают, что я без них не обойдусь. Ошибаются.

27 ноября 2001

Корпорация «Виста». Здание в виде неправильного многогранника с золочеными стеклами. Мы поднялись по лестнице и нажали код охраны. Никто не откликнулся, но двери открылись. Мы прошли сквозь них как сквозь врата ада и оказались на первом этаже в холле облицованном странным материалом наподобие пластика синевато-стального цвета. На гигантском экране прямо перед нами светилась надпись «Идеи правят миром». Все мы: и я, и Крис, и Джимми, и Флан, прилетевший только утром и явно не выспавшийся, и медлительный Холливуд были внезапно подавлены увиденным, никто не мог произнести ни слова. К нам подошли охранники в золотых комбинезонах. Парень лет двадцати, высокий и широкоплечий блондин с голубыми глазами, и его напарник в возрасте бритый наголо. Они сдержанно поприветствовали нас, и затем молодой сказал:

— Сожалею, господа, произошло недоразумение, господин Говард приносит свои извинения.

— В чем дело? — настороженно спросил Харди.

— Наверх могут подняться только двое, вот приглашения — он протянул нам две металлические пластины, на одной из них было мое имя, на другой Криса.

— Джон вас проводит, — он повернулся к напарнику и тот кивнул.

— Я протестую, — воскликнул Флан, вдруг выступивший вперед, — это безобразие, я адвокат, я обязан присутствовать.

— Извините, это запрещено, — твердо возразил голубоглазый.

— Заткнись, Микки, — процедил Харди сквозь зубы. — Пошли, Стэн.

Мы пошли вслед за бритоголовым наискосок туда, где, видимо, находилась дверь лифта. Когда он открылся, я увидел то, что и ожидал или почти то, что ожидал. Он весь был зеркальным, но без углов, это была правильной формы зеркальная капсула. Охранник вошел первым. Мы последовали его примеру. Он набрал код, и мы взлетели с такой скоростью, что меня затошнило. Крис был холоден и сосредоточен, кажется, он собирался биться до последнего.

— Ты помнишь, что сказал Холливуд, — прошептал я ему, выходя из лифта, — ничего не подписывай.

Он кивнул, и мы пошли по бесконечным коридорам пересеченными другими коридорами, сворачивая то направо, то налево, на стенах, в которые были вделаны мониторы, беспрерывно крутились демо, то вполне мирные, то кровавые. Я невольно сжал руку Криса, и он ответил мне тем же. Наконец нас подвели к стене, разделенной надвое с встроенной системой проверки.

Охранник попросил у нас приглашения. Он вставил их одно за другим в магнитные гнезда. Я уловил едва слышный звук, напоминавший лишь отдаленно какую-то старинную мелодию. Стена раздвинулась и мы вошли внутрь. Это был не кабинет, а по видимости комната для приема посетителей, просторная с картинами на стенах фисташкового цвета, и большим белым круглым столом посередине. За столом лицом к нам, положив перед собой сцепленные замком руки, сидел Председатель Совета Директоров, сам господин Говард. Я сразу же занялся тем, что попытался хотя бы приблизительно определить его возраст. Все же ему было не больше пятидесяти, хотя, возможно, я и заблуждался. Седых волос у него было достаточно, он был не красив и, скорее всего, южанин, судя по его орлиному носу и крупным немного жестоким чертам лица. Мы остановились в нерешительности. Говард, не сделав ни единого движения, продолжал смотреть на нас и вдруг дружески протянув руку, сказал:

— Присаживайтесь, Адель сейчас все приготовит.

Мы сели как под гипнозом. Я видел, что Харди заторможен не меньше, чем я. Я впервые видел его в таком необычном состоянии. Вошла Адель, выскользнув откуда-то из другого конца комнаты и подойдя к столу поставила большой поднос с кофе, маленькой загадочной бутылкой, напоминавшей флакон с ядом и крошечными пирожными. На подносе так же лежали зажигалка и пачка сигарет.

Я непроизвольно потянулся за ними, мне уже давно и мучительно хотелось курить. Говард понял мое движение и улыбнулся одними уголками губ.

— Здесь можно курить, господин Марлоу, у нас прекрасная система вентиляции. Не стесняйтесь.

— Почему не пропустили всех остальных? — отойдя от своего оцепенения, спросил Крис.

— В этом не было никакой необходимости, господин Харди. Мы вообще в таких делах, как ваше, не работаем напрямую, у нас достаточно надежных посредников. Вас я согласился принять в порядке исключения, лишь потому, что вы мне искренне симпатичны, как впрочем и вы, господин Марлоу. Итак, не будем тратить время, рассмотрим претензии, которые были присланы JT music.

Крис, до сих пор сдерживавшийся, потянулся за сигаретой.

— Группа «Ацтеки» в лице четырех ее представителей заключила контракт со звукозаписывающей фирмой JT music, — предметом контракта была серия песен, которая должна была выйти на диске, получившем название «Пылающая комната». Как вам должно быть известно, господа, продукт под тем же названием, зарегистрированным три года назад, выпускает наша корпорация. Вы знали об этом?

— Понятия не имел, — заносчиво ответил Харди, и я счел за благо промолчать о том, что кое-что слышал об этом задолго до выхода диска.

— Согласитесь, господин Харди, — возразил Говард, — что это проблема вашего адвоката.

— Мой адвокат в глаза не видел никаких упоминаний об этом вашем продукте, — тон его становился все более агрессивным.

— Это опять-таки проблема вашего адвоката, — с вежливой настойчивость повторил Председатель. — И потом я могу предъявить вам доказательство того, что данное название было использовано вами вполне осознано. «Мой друг, найди ошибку в их программе» — это слова одной из ваших песен, господин Харди, — он наклонился и вынул откуда-то из под крышки стола знакомый до боли диск «Пылающая комната». Достал вкладыш с текстами и, развернув его на нужном месте, положил перед нами. — Типичная хакерская наивность, — он довольно улыбнулся, — В наших программах не бывает ошибок, как их не бывает в самой жизни.

— Это случайность, — упрямо продолжал Крис с силой выдыхая сигаретный дым. — мы об этом ничего не знали.

— А вы, господин Марлоу, — вдруг спросил меня Говард, от чего я вздрогнул, словно очнувшись ото сна, — вы же является автором этого текста?

— Скажи ему, Тэн, — настойчиво напирал на меня мой друг, — ты ведь тоже не знал этого?

Синие глаза Говарда обратились на меня. Это был взгляд пронизывавший насквозь не безразличный и не холодный, но страшный в своей испытывающей силе.

— Я не уверен, — пролепетал я, — я только догадывался, но узнал только сейчас, это была случайность.

— Вы не умеете лгать, — снисходительно-добродушно ответил Председатель, — и это делает вам честь.

Я взглянул на Криса и понял, что он был не в восторге от этого замечания.

— Следовательно, — продолжал Говард, — вы намеренно использовали нашу торговую марку с целью привлечения внимания к своему продукту. За подобные услуги полагается платить.

Я вдруг вспомнил статью, которую показывал мне Бобби в Неаполе. Там дело было представлено совсем по-иному, Криса обвиняли в том, что корпорация заплатила ему за рекламную акцию. Я решил использовать это, как наш последний шанс.

— Простите, — начал я атаку, — но еще несколько месяцев назад в прессе все было воспринято совсем наоборот, высказывались предположения, что..

— Меня, господин Марлоу, — твердо оборвал мою речь председатель, — не интересует то, что обсуждается в прессе, предприятия нашего уровня руководствуются исключительно юридическими аспектами дела.