— Ты не понял, ты должен меня послушать, — прозвучал у меня над ухом голос Джимми, — это важно, Тэн.

— Я тебя слушаю, — отозвался я.

— Мы тогда ездили кататься, в Лос-Анджелесе, помнишь, ты не поехал, — сказал он, — мы с Крисом покатались вдвоем, и в одно кафе завалились, паскудное такое местечко, там компания, начали над девушкой издеваться, официанткой, Крис вмешался, я сразу понял хорошо это не кончится, он же везде с ножом ходит, он сцепился с уродом каким-то, надо было его оттащить, конечно, но он озверел окончательно, и уже когда завалил его, ужасно разозлился, я думал он его искромсает, а он взял приложил ладонь и он загорелся, понимаешь?

— Кто? — спросил я, не понимая, что он несет.

— Парень этот, у него горела кожа. — пояснил Грзмм.

— Что, у Харди зажигалка была, что ли?

— Не было у него никакой зажигалки, — Джимми говорил все громче, словно тщетно хотел достучаться до моего сознания, — Стэн, у него было ничего, пустая рука, а сгорело так, как будто железом каленым припечатали.

— Да, тебе показалось, — ответил я, уже полностью будучи уверен, что Грэмма заглючило после гонок.

— Нет, — настаивал он, — не показалось, а когда мы на подошли, у него слева крест был, татуировка, знаешь какой?

— Какой? — спросил я, подозревая, что он меня решил разыграть и посмотреть на мою первую реакцию.

— Такой в узорах ацтекских, как настоящий, такой же, как тебе Крис подарил, просто произведение искусства.

— Что ты сказал — переспросил я, пытаясь понять насколько то, что я слышу соответствовало тому, что я себе мгновенно представил.

— Я говорю, он был как будто положен на пластину, всю в орнаменте, ну в точности как у тебя с Кецалькоатлем.

— Пернатый Змей, — сказал я сам себе, — знаю его как самого себя.

— Ну, что скажешь? — он потряс меня за плечи.

— Не скажу, Джим, я не могу ничего сказать.

— Да объясни ты толком что же между вами происходит, Харди всегда был сумасшедшим, он меня один раз так двинул, что чуть нос не сломал, это я его оттаскивал в драке, но ты — то, Тэн, ты же еще не совсем спятил.

Он продолжал держать меня за плечи, на лице у него было написано, что он не оставит меня в покое, пока я не дам ему хоть каких-нибудь разъяснений.

— Я не могу объяснить, Джим, — я взял себя в руки и заговорил уже более спокойно, — я не хочу пересказывать всякие странности, ты тогда подумаешь, что я вру или цену себе набиваю, но Крис не совсем то, что ты о нем думаешь. То есть он не тот, за кого его принимают.

От своих собственных слов меня охватил настоящий животный страх. Я словно в конце концов сказал то, о чем лишь подсознательно догадывался уже давно.

— Не понимаю, — требовал объяснений Грэмм, — что значит не тот, а кто он?

Я взял голову Джимми в свои руки и притянул его совсем близко к себе, так словно собирался поцеловать его, и прошептал ему в самое ухо:

— Он демон, демон большого огня, огненный змей.

Джимми отшатнулся от меня и уставился мне в глаза с абсолютно бессмысленным выражением.

— Как это? — почти отсутствующим голосом спросил он.

— Вот так, не знаю, как.

Я рассказал ему случай в японском ресторане. Он выслушал очень внимательно, потом схватил со стола трубку и нервно начал ее раскуривать.

— Мистика, демоны эти, сказки про колдовство, — бормотал он себе под нос, — прав был отец, тысячу раз прав, как обожрешься всего, так к Богу потянет, или этажом ниже.

— Это не мистика, Джим, — возразил я, наблюдая, как он жадно втягивает дым и выдыхает его из ноздрей.

— Конечно, — продолжал он так же тихо, — все правильно, Змеи, Ариэли, Комнаты пылающие, если трахать друг друга до умопомрачения, все это начинает нравится. Сколько это можно выдержать, год, два? Ну от силы лет пять? А потом сразу на героин, и уже без проблем, деньги еще есть, но уже не стоит и вот тут хоть дьявол, хоть Змей уже неважно. Я всегда знал, чем он закончит. Я этого боялся, но, видно, от судьбы не уйдешь.

— Напрасно ты так думаешь, — отозвался я, без раздражения, но немного досадуя на то, что он так же непробиваем, как и все остальные.

— А я еще удивлялся, — говорил он уже погромче, усевшись в кресло, — он меня в Замок все таскал, по ночам, привел как-то и начал мне какую-то муру пересказывать про Хауэра какого-то, Конрада, что они там вытворяли, потом эта Эмбер в него вцепилась мертвой хваткой, вот была настоящая шизофреничка, все про миссию и про карму, он ее не слушал, но, видно, это заразно, как сифилис, через некоторое время проявляется, потом Даншен стал ему мозги крутить, а тут он с тобой познакомился. Я ничего, Стэн, ты пойми, но он же и тебя в свой бред втягивает, у него жизнь не сахар была, имели его все, кто мог, ты бы знал, как с ним разговаривали поначалу, да и со мной тоже.

— Это не имеет сейчас никакого значения, Джим, — заверил я его, — Крис не сумасшедший, он вполне в своем уме.

— Ты думаешь, — спросил он с отчаянной надеждой в голосе.

— Я уверен, я в этом не сомневаюсь.

— Ну, а если они все-таки докажут, что это он убил, что тогда делать-то будем?

— Не докажут, это не он убил, и мы это сами докажем.

— Что ты хочешь сказать?

— То и хочу, мы найдем убийцу, сами найдем. Пора мне, уже семь.

Джимми встал и протянул мне руку:

— Стэн, если что нужно будет, ты не стесняйся, я все сделаю, ради тебя и Криса, на все пойду.

— Спасибо, — я улыбнулся, пожимая его руку. — Об этом никому ни слова.

— Как могила, — подтвердил он.

14 декабря 2001

Харди попросил меня что-нибудь почитать ему, что-то на него нашло. Я никогда не любил читать вслух, но тут мне даже понравилось. Читал «Завещание Оскара Уайльда». Я сидел на полу, Крис лежал, положив голову мне на колени и непрерывно курил. Странная идиллия. Мне вспомнилось замечание Барнса «История повторяется дважды, первый раз как трагедия, второй раз — как фарс». Похоже, что все было наоборот. Харди слушал очень внимательно. Время от времени, требуя разъяснений. Иногда его вопросы ставили меня в тупик.

— Что за ублюдок был его дружок, — спросил он, — свинья свиньей.

— Так получилось, — ответил я, — он соответствовал его идеалу.

— Идеалу? — Крис удивленно поднял брови.

— Он был красив, плюс общие интересы, литература, — пояснил я, сам впервые задумываясь над проблемой этой несчастной привязанности.

— И все? — продолжал допытываться Харди.

— Разве этого мало, ты же западал на это?

— Черт возьми, малыш, — сказал он, запрокидывая голову, чтобы взглянуть на меня, — я просто трахал их, попробовал бы кто-нибудь мне диктовать что делать…

— Крис, это другая культура, другие отношения, — возразил я. — и то полиция достает нас, а уж раньше все было гораздо сложнее.

Харди задумчиво смотрел в потолок.

— Что ты будешь делать, если меня отправят за решетку? — вдруг спросил он.

— Этого не будет, — ответил я, — даже думать об этом забудь. Ты же сам говорил, не так-то легко доказать твою причастность к убийству.

— И все же?

— Скажу, что мы убили вместе, пусть посадят обоих.

— Нет, — он резко поднялся и схватил меня за шею, — нет, ты не сделаешь этого, ты останешься на свободе, давай обещай мне, что так будет. Я написал на тебя завещание. Все будет твоим, Тэн, все деньги, дома, процент от продаж альбомов, все, что есть.

Не знаю, что произошло со мной в тот момент, но я вдруг воспринял его слова как прямое оскорбление, невольное и от этого еще более жестокое. Я снял его руку со своей шеи и встал. Крис смотрел на меня испытывающим тревожным взглядом.

— Мне не нужны твои деньги, дома, доходы от альбомов, мне ничего от тебя не нужно, — сказал я довольно зло и холодно, я почти не владел собой, — Элис тоже считает, что я сплю с тобой, рассчитывая что-то поиметь, и все остальные тоже, ты думаешь, ты покупаешь меня? Мне плевать на твои деньги, на твою славу, я ничего не хочу от тебя, кроме тебя самого, и лучше бы у тебя ничего не было, мы бы не сидели в таком дерьме.

Я взял сигарету и закурил. Крис молча сидел на полу. Внезапно он встал и обнял меня сзади, крепко прижимая к себе:

— Прости, я не то сказал, — произнес он тихо и покорно, — я не хотел тебя обидеть, я идиот.

— Ты не идиот, — возразил я, — ты думаешь то, что обычно думают в таких случаях, у меня нет ничего, у тебя есть все, тебе в голову не приходит, что я способен любить тебя и без всего этого, ты живешь в этом аду, ни на минуту не забывая о нем.

— Но ведь это не так? — спросил он, — ты мой, потому, что я — твой, да, Стэн, скажи это?

— Да, — подтвердил я.

Он разжал объятия и взяв меня за руку, подвел к постели. Он смотрел на меня с мучительным нетерпением, мне было все равно, что с нами будет дальше, мне было достаточно того, что сейчас его глаза выражали всю ненасытность его желания.

— Разденься, — глухо попросил он.

— Сделай это сам.

Он протянул руки и осторожно снял с меня футболку. Я проделал с ним тоже самое. Это было похоже на игру с огнем, страшным и грозящим пожрать нас обоих в мгновение ока. Я опустился на постель, и он снял с меня все остальное. Крис стоял надо мной, не двигаясь.

— Чего ты ждешь? — спросил я, чувствуя, как от его взгляда по всему моему телу разливается жар, подступая к горлу, удушающей волной. Крис сел рядом и, подняв мои руки, прижал их над головой к постели.

— Я нашел твои рисунки, случайно, — сказал он, наклоняясь ко мне и вглядываясь в мое лицо, — ты рисовал меня, Тэн, и мне это нравится, почему ты это скрывал?

— Это были наброски, — я улыбнулся, произнося эту ложь.

— Я не умею рисовать, — ответил он, проводя пылающей ладонью по моей груди. — но есть еще фотографии, ты позволишь мне, Тэн, только для меня.

— Нет, это даст новую пищу скандалу, он возобновиться.

— Я найду того, кто будет молчать.

— С одним условием, — сказал я, — я согласен, но с одним условием, ты познакомишься с Виолой Тиздейл.

Харди усмехнулся.

— Да, — наконец ответил он, — познакомлюсь.

17 декабря 2001

Наша «сделка» состоялась. Я приехал после очередного «сеанса» у Хайнца. Вопросов о моей сексуальной ориентации он больше не задавал, но зато он нашел новую, не менее видимо для него увлекательную тему — мои взаимоотношения с Виолой. Не понимаю, как он до этого докопался. Боюсь, что он до нее доберется, а это уже совсем нежелательно. Вообще-то это, кажется, запрещено, она несовершеннолетняя, да и к Шеффилду никакого отношения не имеет. Но от этого любителя интимных подробностей чужой жизни, можно ожидать чего угодно. В конце концов, он поднимет всю необходимую информацию, узнает о том, что она дочь Томаса, а Томас осужден пожизненно, был и погиб во время пожара. Узнается то, что не осталось в тени во время процесса — моя причастность к этому делу. Это обеспечит мне славное будущее, и тогда я с чистой совестью сознаюсь в убийстве и расплачусь по счетам за все то, счастье, которое сполна было послано мне небом. Настоящий хэппи-энд в духе социальной драмы шестидесятых.

Приехал в два. Крис был дома и пил виски вместе с в высшей степени экстраординарной личностью в синем костюме, с перстнями на каждом пальце и серьгой в ухе, он был высокий, статный, светловолосый, с удивительными золотистыми глазами, я так и не выяснил были ли это линзы или его естественный цвет.

Крис представил мне его как Освальда, фотографа-датчанина, профессионала суперкласса. Я охотно поверил в это, заметив, как он посмотрел на меня, в его взгляде не было никакого любопытства, я был для него моделью, и не более того. Крис разговаривал с ним с трудом, поскольку Освальд по-английски изъяснялся весьма скверно, но все, что нельзя было понять на вербальном уровне, восполнялось его необыкновенно экспрессивной манерой речи.

— Я поклонник таланта Криса, — сообщил он дружески пожимая мне руку. — такой великолепный альбом. Вы написали песни?

— Да, но только тексты, — уточнил я.

— Прекрасный союз, я хотел бы пожелать вам успехов, — продолжал он на своем ломаном языке, — никогда не сдавайтесь, чтобы кто ни говорил. Наш век — век свободы и творчества.

Мы сели и побеседовали еще немного. Крис, разговорчивый и безумно возбужденный, рассказывал о съемках клипа.

— Да, да, — кивал головой фотограф, — чудесно, это было чудесно.

— Вот так, я его уговорил сниматься, — он имел ввиду меня, — а теперь фотографироваться.

— У вас это получится прекрасно, — заверил меня Освальд, потушив сигарету, — вы необыкновенно фотогеничны.