Новый год в Швейцарии. Мне кажется, я перешел ту грань, за которой полнота человеческой жизни еще может удерживаться в установленных рамках. Это невероятно, но это так — Марте по заказу Криса удалось-таки разыскать тот самый «отель на двенадцать мест» недалеко от Сьона. Хозяин его немец, спокойный и обходительный, старик лет семидесяти. Отель называется «Фридрих Великий». Поскольку масштаб заведения явно конфликтовал с его громким названием, я не поленился заказать Марте также историю самого короля. Прочитав ее за ночь перед отлетом, я вручил книгу Харди и заметил не без иронии:

— Мы попали по адресу.

Крис повертел ее в руках и решил, что посмотрит в дороге. Он собирался восстановить на месте свои навыки катания на сноуборде, и я возражать не стал. Рейс был специальный, Бобби подвез нас в аэропорт вместе с Айроном, который должен был остановиться в самом городе. Больше никто нас не сопровождал. В самолете было все трое пассажиров, не считая нас с Харди и телохранителем. Зато стюардесс было в три раза больше, и внимание они проявляли к каждому такое, что становилось неловко. Харди положил мне руку на колено:

— Не бери в голову, — сказал он мне, — это их работа. — Я подумал о том, что жизнь все же непредсказуема. Мой друг, начавший свой путь там, где нет никакого просвета, с легкостью принца крови советовал мне принимать услуги окружающих как должное, я же, принадлежавший к так называемой прослойке более или менее обеспеченных и высокообразованных представителей общества, чувствовал себя при этом недостойным даже десятой части тех забот, которые мне полагались.

Харди заказал обед по-французски, я понятия не имел, что в него входит, а когда узнал, пожалел, что сам не выбрал что-нибудь на свой вкус, но потом смирился. Мне было лень даже языком пошевелить. Крис погрузился в чтение. Я провел бессонную ночь за книгой и в конце концов почувствовал, что больше не могу бороться с естественной потребностью моего организма в отдыхе. Я уснул и проснулся, когда мы уже шли на снижение. Харди держал книгу в руках и задумчиво постукивал по ней пальцами. Взяв мою руку, он произнес:

— Судьба, малыш.

— Да, — согласился я, — но чья, наша или Конрада и Хауэра?

— Всех четверых, — ответил он и улыбнулся. — Ты же сам говорил — это пылающая комната.

— Ты полагаешь она находиться в недрах «Фридриха Великого»?

— Может быть.

Нас уже ждали с машиной и повезли прямо в Сьон, где Айрона ждал номер в отеле. Он, разумеется, предлагал поступить иначе, и вначале доставить на место нас, но Крис возражений не принял. Распростившись с телохранителем, который должен был в случае чего приехать по звонку, мы поехали прямо по следам наших предшественников. Зима, снежная и тихая, с великолепными горными видами была именно такой, как ее обычно показывают в туристических каталогах, вызывавших всегда подозрение у моей матери, привыкшей ожидать от природы несколько большего, чем она могла дать в соответствии с ее представлениями о нетронутой цивилизацией красоте. Но эта красота действительно оказалась нетронутой. Если Сьон и был предпраздничным городом с обычной суетой им шумом, то за его пределами в направлении нашего будущего местожительства все было в порядке. Пожалуй, жители случайно попадавшихся нам тихих трехэтажных коттеджей способны были просто забыть о том, что вслед за Рождеством грядет еще одно торжество, неумолимо отсекающее для небытия очередной пласт времени.

Машина свернула влево от главной дороги и, проехав еще немного, остановилась у ворот Отеля. Это был странного вида двухэтажный особняк с колоннами у входа и темной каменной лестницей. За стеклянными дверями горел свет. Хозяин отеля господин Клеман в темном костюме, застегнутом на все пуговицы, и пальто накинутом на плечи, совершенно седой с тростью в руках ждал на улице вместе со своим помощником-портье. Мы вышли из машины и подошли к ним обоим, Клеман курил трубку, он церемонно кивнул нам и сказал:

— Господин Харди, господин Марлоу, добро пожаловать, вы оцените всю прелесть настоящей швейцарской зимы.

Он подал руку Крису, затем мне. Харди что-то брякнул в ответ на приветствие, я не мог и рта открыть, находясь под гипнозом этой необычной встречи. Питер, помощник хозяина, предложил нам пройти и взглянуть на наши номера. Мы вошли в здание, в холле был великолепный зимний сад, после весьма прохладного воздуха снаружи, внутри, как мне показалось, было довольно жарко. Питер пропустил нас в лифт и вошел сам. Лифт, по чести сказать, в таком месте, как это, был излишеством. Удобнее было бы подняться пешком. Наши комнаты, а их было две, находились друг напротив друга, рядом были еще два отсека и в каждом тоже по две двери. Всего на этаже разделенном на две части — правую и левую было двенадцать номеров. Наши располагались слева. Портье открыл дверь, и мы увидели комнату, обставленную в удивительном эклектическом стиле, где антиквариат, вероятно бесценный, соседствовал с суперсовременной техникой, телевизором в полстены, встроенной стереосистемой, автоматически раздвигающимися жалюзи и створками бара, стоял даже компьютер, были кресла и диван, но не было кровати. И я, и Харди замерли в изумлении на пороге, пока Питер рассказывал нам обо всем, что мы видели, включая и краткие исторические сведения о каждом старинном предмете. Ситуация при всей своей неоспоримой реальности наводила на мысли о сказках Гофмана. Вторая комната оказалась просто спальней. С огромной черной кроватью, к которой вели ступеньки, и зеркальным шкафом. И я, и мой друг никак не могли снова обрести дар речи. Но по выражению лица Харди было ясно, что он не разочарован. Наконец портье вручил нам ключи от обеих комнат и, пожелав приятного отдыха и объяснив, где подается ужин, который, впрочем, можно было заказать по кнопке внутреннего сообщения в номер, удалился.

Крис подошел к постели и сев на край посмотрел на меня несколько растерянно.

— Слушай, Тэн, — заговорил он достав сигарету и закурив, — как ты думаешь, они вообще знают кто я?

Я невольно улыбнулся.

— В смысле слышали ли они «Ацтеков»?

— Ну, да, то есть они знают, что я…

Он не знал, как продолжить.

— Что ты известный рок-музыкант, приехавший сюда провести неделю наедине со своим любовником, подальше от назойливого любопытства окружающих?

Он кивнул.

— Я не знаю, что они знают, а что нет, — ответил я, — и какая разница. Если хочешь можно сообщить им об этом, не думаю, что они будут шокированы.

— Прикольный старик Клеменс, а?

— Да, нечего сказать, компания что надо.

Вошел еще один служащий с нашим багажом, извиняясь за беспокойство.

— Бросай все на пол, — велел ему Харди, — сами разберемся.

Он положил все наши вещи и тут же исчез, прикрыв дверь. Свет, который включил Питер, показался мне слишком ярким, и я выключил его, оставив только один маленький светильник с позеленевшей бронзовой фигурой фавна, играющего на свирели.

— Что будем делать? — спросил я Харди, все еще сидевшего и курившего на кровати.

— Может пойдем погулять? Посмотрим, что здесь творится, — предложил он.

— Что они здесь делали а, Тэн? — спросил Крис и сразу понял, о ком он спрашивает, поскольку и сам задавал себе тот же вопрос.

— Трахались, разумеется, отдыхали, бродили по окрестностям.

— А в каких комнатах они жили, может поинтересуемся?

— Не плохо бы, — согласился я.

Мы не стали возиться с багажом, так и оставив его на полу, достали только куртки и спустились вниз. Питер стоял за своим рабочим местом и беседовал с пожилой дамой, она говорила по-итальянски, рядом с ней стояла девочка лет семи, она проводила нас любопытным взглядом.

Мы вышли из особняка, прошли за ворота и двинулись по пустынной дороге. Уже стемнело, снег в темноте казался еще чище и белее, чем днем. Крис обнимал меня за плечи, и мы тащились с ним вперед и вперед, не сворачивая, чтобы не заблудиться. Это было одно из самых счастливых и спокойных мгновений моей жизни, лишенное страха, смятения и угрызений совести. Тогда я подумал, что лучшим вариантом для нас обоих была бы жизнь на необитаемом острове, в полной изоляции ото всех и вся.

— Знаешь, — сказал он прижимая меня к себе, — с нас снимут все обвинения, это я тебе ручаюсь, иначе они не дали бы нам так спокойно уехать без особых разрешений.

— Ты не учитываешь кое-что, — возразил я в ответ на его оптимистичный прогноз. — возможно, они просто приставили к нам кого-нибудь. Чтобы узнать о нас побольше.

Харди остановился и нахмурился. Он, вероятно, только сейчас осознал то, в чем я не сомневался. Полиция не упускала нас из виду, и наверняка они были и здесь тоже. Возможно, и хозяин отеля сообщал им о нас все подробности.

— Тэн, — сказал мой друг, — я не хочу постоянно жить на виду, какого черта они лезут к нам, я бы все деньги отдал, лишь бы от них избавиться.

— Деньги не помогут, в наших интересах найти того, кто убил Шеффилда.

И вдруг я со всей ясность понял, что знаю, кто это сделал. Знаю отлично, так что могу хоть сейчас давать показания. Мне страстно захотелось сообщить об этом Крису, но я отказался от этой идеи. Я не мог надеяться на то, что он не вмешается раньше времени, а его вмешательство означало бы еще худший скандал и наше полное поражение. Не было доказательств, и их невозможно было достать. Можно было только уже не сомневаясь пойти на громадный риск и…

— Успокойся, — сказал ему, прикасаясь пальцами к его губам, — ты не сядешь в тюрьму, тебя ждет пылающая комната.

— А тебя?

— Не знаю, — я ответил искренне, поскольку в своей правоте не был уверен никогда. Я вполне мог быть промежуточным звеном, подлежащим устранению в тот момент, когда желаемый результат будет достигнут. Вокруг уже была непроглядная тьма, нужно было возвращаться. Я сказал об этом Харди.

— Я никогда не войду в твою пылающую комнату без тебя, — он произнес эту фразу, отчетливо проговаривая каждое слово.

Я покачал головой. Как я мог уверять его в обратном или, напротив, соглашаться, если до сих пор об этой чертовой комнате я знал столько же, сколько и в момент нашего знакомства. Я знал все и не знал ничего, стоя посреди заснеженных просторов и глядя в глаза своему любовнику, которого будучи психически нездоровым (а я сам себе без труда мог поставить диагноз) я считал не вполне человеком. В моем сознании со скоростью бешено перематываемой кассеты проносилось все, что я успел выяснить целенаправленно или случайно. Невменяемая сила Харди, которую он в своей наивности принимал за постоянное сексуальное влечение, дикие сцены из дневника Хауэра, одержимого страстью к своему боссу, больше похожему на дьявола во плоти, чем на преуспевающего бизнесмена, псевдозамок, почему-то не выходивший у меня из головы с самого первого момента его посещения, нелепая игра с абсурдным режимом, от которого переклинивало жесткий диск, Бобби, который вовсе не был разнузданным извращенцем, но тем не менее с какой-то ангельской кротостью взирал на то, как его работодатель трахает своего любовника на заднем сидении машины, детектив Хайнц с его бесконечными вопросами, достойными профессионального психоаналитика, Томас, оказавшийся в результате своих темных дел в том же городе, что и я, в тюрьме и погибший идиотской нелепой смертью, его дочь, влюбленная в меня и в Криса, господин Говард потчующий нас каким-то африканским зельем, моя сестра, глядящая на меня с широко раскрытыми от ужаса глазами в тот момент, когда она получила подтверждение того, что мне было очевидно еще в пятнадцать лет, когда Фрэнсис, в пустом классе, отнимая у меня свою тетрадь и прижимая меня к стене и бесцеремонно ощупывая, спросил: «На кого это у тебя стоит, на меня?».

Харди прикурил сигарету и подал мне.

— Идем же, Тэн, — он потянул меня вперед, — я жрать хочу, как собака.

Мы пошли назад и через сорок минут были уже в отеле. Я лег на диван, Крис уселся в кресло и от нечего делать переключал программы, видно, его ничего не устраивало, наконец он нашел себе другое занятие, и оно мне показалось не особенно удачным — смешав все напитки из бара, активно поглощать этот коктейль. Я знал, что он, должно быть, страдает здесь, будучи лишенным своего обычного общества, отрезанный от мира, без клубов, города, работы. Меня пугало то, как он собирался провести тут неделю, и не свихнуться. Вся надежда была на сноуборд. Я же чувствовал себя прекрасно. Среди антикварной рухляди, затерянный в преддверии Альп, в канун Нового года.

Ближе к полуночи он начал названивать всем подряд, поздравляя всех с наступающими переменами. Мне стало смешно. Когда я сам поздравил Джимми, Арчи и Пэта, позвонил Виоле, отсутствовавшей, к несчастью, и отключил телефон, явился Питер, приглашая нас присоединиться к празднованию нового года в ресторане отеля. Я с неприязнью представил себе сборище в ресторане, пожилые леди с внучками, семейные пары, престарелые господа, я вежливо отказался, поскольку Крис смотрел на меня вопросительно. Но Питер отказ не принял и сказал, что в отеле имеется так же ряд двухместных комнат, более чем подходящих тем, кто хотел бы поужинать наедине. Мы заказали такую комнату, и он тут же сказал, что все уже давно готово. Пришлось последовать за ним.