— Это и был тот самый секрет, — ответила настоятельница, — который месье Кроули упрямо хранил. Он говорил, что не посмеет бросить тень на репутацию этой женщины до самой смерти… и это он исполнил.

К горю Орелии примешивался медленно собирающийся, обжигавший внутри нее гнев. Мать лишила ее права на рождение, отказавшись признать этот факт. Кровь двух благородных семей смешалась у нее в жилах, и все же у нее не было ни имени матери, ни имени отца.

— Они — грешники! — резко бросила она. — Если они меня зачали, то за этим должен был последовать брак. В результате я бы получила имя своего отца.

— Об этом судить лишь Богу, — упрекнула ее мать-настоятельница.

Орелия замолчала, но продолжала свои горькие размышления: ей должны были предоставить положенное ей место в семье отца или матери. Вместо этого она была передана в руки приемным родителям и была вынуждена расти как сирота, принимая благотворительные подачки.

Ее бросили как надоевшего котенка! Разве можно такое простить?

И вот теперь умер и месье Кроули, который был так добр к ней, не оставив ей обещанного приданого, деньги, которые так много значили в ее будущей жизни, так как от этого зависело, какого человека она выберет себе в супруги. Так был он ее отцом или нет? Может, такая надежда не покидала ее, потому что он был ее единственным другом за пределами монастыря. Ее единственным другом. И вот теперь и он ушел.

— Можно я пойду в храм, достопочтенная Матушка?

— Да, ступай, Орелия. Молись за его душу.


За несколько миль от монастыря Клео прочитала сообщение о смерти Ивана Кроули в "Таймс-Пикайюн", которую в полдень ей принесла Эстер вместе с утренним кофе с молоком. Она сидела на своей кровати под шелковым балдахином, опершись спиной о подушки.

"В редакции стало известно о трагической смерти в результате несчастного случая на своей плантации в приходе Террбон месье Ивана Кроули, плантатора, занимавшегося выращиванием сахарного тростника, финансиста и мецената…"

Ее душа полна была неизбывной печали, глаза затуманились от набежавших слез. Она не разговаривала с Иваном Кроули шестнадцать лет, хотя однажды видела его на почтительном расстоянии во время одного из светских зимних сезонов. Она сразу узнала его шелковисто-желтые, словно кукуруза, волосы, а он, остановившись, снял шляпу. Потом она долго провожала взглядом его, рыжеволосую жену-англичанку и дочь.

Иван был ее первым любовником, и воспоминания о волшебном очаровании тех далеких месяцев прочно засели у нее в мозгу. Она уже никогда не отдавалась с такой страстностью, с таким самозабвением. Он научил ее любить, но и научил не доверять людям.

Она не сняла запрет на его появление в казино после того, как унаследовала это заведение от Лиззи Хиня. Клео так и не могла простить его за то, что он с ней сделал. И какая ирония судьбы — она сама принесла высочайшую жертву, ту самую, которую он требовал от нее. Хотя она и нашла Орелию, но никогда не показывалась перед дочерью. Может, из-за этого все эти годы любовь к Ивану, словно привидение, постоянно преследовала ее, несмотря даже на глубокую любовь к Ли Хиню и дружбу с ним, уход из жизни которого она до сих пор горько оплакивала.

"Если она останется с тобой, то неизбежно вырастет в среде полусвета". Клео с болью подошла к восприятию этой истины и постоянно сохраняла дистанцию с тех пор, когда узнала, что ее дочь воспитывается в монастыре. Она поступила так, чтобы защитить Орелию. Но что теперь произойдет с ее дорогим ребенком после того, как умер Иван? Станет ли Орелия ее ненавидеть, если узнает правду?

Кто-то постучал в дверь. Эстер посмотрела на Клео. Она кивнув сказала:

— Не уходи!

Это был Мишель. Он вошел при полном параде, внося чисто мужскую молодую жизненную силу в спокойную женскую атмосферу ее спальни. Наклонившись над кроватью, он поцеловал ее.

— Доброе утро, дорогая.

Бросив взгляд на газету у нее в руках, он потом посмотрел на нее.

— Оплакиваешь месье Кроули?

— Ради чего мне его оплакивать? — непринужденно ответила Клео. — Но все равно, какое несчастье!

— Да, это так, — согласился он.

Сев на кровать, он своими черными глазами изучал ее дезабилье с видом собственника. Клео так до конца и не понимала, как все это случилось, как после двухлетнего вдовства после кончины ее покровителя, которого унесла в то страшное лето 1853 года желтая лихорадка, она взяла в любовники Мишеля Жардэна.

Пользуясь дурной славой в Новом Орлеане как сожительница Ли Хиня и наследница его империи азартных игр, она наверняка дала от ворот поворот не менее дюжины мужчин, которые хотели заменить ей Хиня и разделить с ней его богатство. Мишель был в два раза моложе Хиня, ему было двадцать восемь, он был на семь лет моложе ее, и его молодость умело отвечала на остатки ее страстности и неудовлетворенности после стольких прожитых лет с хитроумным, спокойным Ли Хинем. Пребывая в одиночестве, отважно встретив свои зрелые годы, несмотря на то, что за ее красоту по-прежнему повсюду поднимали бокалы, она отдалась Мишелю.

Теперь она сомневалась в том, правильно ли она поступила. До нее все чаще доходила информация от ее служащих о его увлечении азартными играми. Эстер предостерегла ее, сообщив, что Мишель надеялся на то, что она выплатит его долги. Будучи ее самым близким помощником в этом бизнесе, он вообще не имел права принимать участие в азартных играх.

Отложив в сторону газету, она принялась изучать его красивую физиономию.

— Ты был знаком с месье Кроули? — спросила она.

— Да. Он был очень богатым человеком, а я в то время подавал большие надежды. Он рассчитывал на меня в качестве возможного кандидата на брак с его дочерью во время светского сезона прошлой зимой. — Он пожал плечами. — Если у креола нет наследства, то он вынужден жениться на деньгах. Только так люди моего класса могут составить себе состояние.

Она знала, что он проверяет свою власть над ней. Насмешка появилась в ее глазах.

— И ты все еще занят поисками богатой наследницы?

Он широко улыбнулся:

— Лишь подчиняясь необходимости. — Неожиданно он выпалил: — Он ведь был твоим любовником, правда?

— Иван Кроули? Ты рехнулся!

— Неужели? Почему же ты в таком случае рыдаешь? — Быстро овладевший ею гнев, учащенная пульсация вены на шее подсказали ему, что он перегнул палку. Наклонившись, он поцеловал ее в эту бьющую жилку. Она улыбнулась.

— Что тебя привело ко мне в такую рань? — спросила она.

— Я пригласил себя позавтракать с тобой, дорогая.

Ее острый инстинкт деловой женщины, раззадоренный еще больше Ли Хинем, подсказывал ей, что ему что-то от нее нужно. Скорее всего деньги.

— Я прикажу принести завтрак в кабинет, — сказала она твердым, не терпящим возражений тоном.

Этот тон всегда его раздражал. Таким тоном только отдавали приказы, и он не подобал такой женщине, как она.

— Я надеялся на более интимную обстановку, — сказал он.

— Эстер, подбери мне платье. Думаю, сегодня подойдет синее. Она сделала своей отличительной чертой, своей "маркой" тот костюм китайского фасона, который разработал для нее Ли Хинь, — другие фасоны ее не интересовали. — А теперь оставь нас, Мишель. Эстер поможет мне одеться. Я спущусь через пятнадцать минут.


Мишель, недовольно бурча, вышел из спальни. Он понял, что она догадалась о его нужде. Теперь он раздумывал над слезами Клео. Что бы это значило?

Он знал, что его любовница — "железная" женщина. Она и должна быть такой, если хотела сохранить деньги и казино, которые завещал ей Ли Хинь. Она все еще оставалась самой красивой женщиной в Новом Орлеане и, вероятно, самой хитроумной и ловкой, к тому же одной из самых богатых. Он ужасно гордился тем, что сумел завоевать ее, но его власть над ней создавала для него большие неудобства. Он постоянно искал слабые места в ее стальном панцире.

Спустившись по лестнице, он встретил там лакея и послал его на кухню, чтобы сделать повару заказ. Потом направился к двери ее кабинета. Она была закрыта.

У Мишеля все закипело внутри. Это было последней соломинкой. Теперь он точно знал, что ей стало известно о его долгах. Она знала, зачем он пришел к ней в такой ранний час.

Несмотря на одержанный триумф над Клео перед лицом множества соперников, его положение никак нельзя было назвать завидным — оно было скорее унизительным для человека, занимающего такое положение в обществе, выходца из богатой семьи. Когда он стал ее любовником, он мечтал о контроле над ее казино. Вместо этого он получил статус ее главного, ответственного служащего. Она сама осуществляла контроль за своим состоянием, а ему ничего не досталось.

Закон запрещал ему брак с ней, — а это был единственный способ заполучить контроль над ее состоянием, так как даже если она и допускала его к себе в кровать, то все же твердо удерживала бразды правления в своих руках.


Ожидая ее прихода, он обдумывал свою стратегию для предстоящего с ней столкновения. Так как она разрушила все его надежды объединить удовольствия с бизнесом, он разрабатывал свое секретное оружие. Мишель уже давно догадывался, что дочь Клео находится в монастыре Святой Урсулы, и часто размышлял над тем, кто же мог быть ее отцом.

У Клео была отличная верховая лошадь, так как она проводила уик-энды только в доме у ручья Святого Иоанна, и ей нравилось совершать утренние прогулки. Мишель по утрам часто ее сопровождал. Маршрут такой прогулки проходил по дороге вдоль набережной, куда можно было добраться до улицы Урсулы, минуя старый монастырь, ныне дворец архиепископа, и по грязной дороге вдоль бараков на набережной к новому монастырю.

По пути можно было заглянуть за монастырскую стену. Они часто видели, как, построившись по двое в ряд, сироты направлялись к главному зданию в столовую на завтрак.

Он знал, куда они шли, так как однажды Клео ему подробно рассказала, что там происходит. Он диву давался — откуда она все это знает. Клео не посещала монастырь, не ходила к мессе. Он знал, что Ли Хинь нанял для нее преподавателя, обучавшего ее английскому и грамоте.

За монастырской стеной он увидел высокую девушку с песочного цвета волосами, которой судя по всему доверили присматривать за малышами. Даже на таком почтительном расстоянии от дороги она вызывала его интерес. Было ясно, что со временем она превратится в писаную красавицу. Как и ее мать? Это, конечно, было лишь догадкой, сделанной наобум, но он не мог от нее отделаться.


Клео сошла вниз по лестнице, как всегда элегантная и самодовольная. Из глубины дома показался лакей с накрытым салфеткой подносом, перед ним катилась волна тонкого запаха крепкого горячего кофе.

— Доброе утро, Пьер, — весело поздоровалась она. Ключом она открыла дверь и первой вошла в кабинет, указывая жестом Мишелю на стул для посетителей перед ее письменным столом.

Он был непоколебимо убежден, что именно он должен сидеть на том могущественном месте за письменным столом, где сейчас восседала она, гнев окончательно затуманил его мысли. Он тотчас же взял себя в руки, но от Клео не ускользнули промелькнувшие в его глазах злобные искорки. Ей было его жаль, но она знала, что делает.

Поставив перед ней поднос, Пьер поднял два маленьких серебряных кувшинчика — в одном был черный кофе, а в другом — молоко, — и смешал их в высоких чашках. Потом он снял салфетку с тарелки, где лежали булочки, намазанные маслом, бекон и фрукты, и быстро накрыл завтрак.

— Угощайся, прошу тебя, Мишель, — ласково сказала она, когда Пьер вышел из кабинета. — Ну, что ж, я готова выслушать правду о твоих карточных долгах.

Он вспыхнул.

— Ты шпионишь за мной!

— Этому научил меня, кроме всего прочего, Ли Хинь.

— Благодарю тебя за доверие!

— Я давным-давно научилась не доверять мужчине, убеждающему меня, что любит. Но речь не о Ли. Он был скорее мне другом, а не любовником.

Поднеся ко рту чашку, она сделала несколько глотков. Мишель мрачно глядел на нее.

— Кому ты задолжал, Мишель, и сколько?

— Я должен Мариньи две тысячи долларов, а Гуэрреро — три.

— Да, ты неплохо поиграл, прямо скажем! Ты ведь знаешь, что по правилам моего заведения никто из моих служащих…

— Перестань относиться ко мне как к своему лакею! — грубо оборвал он ее. — Ты заплатишь мои долги или нет?

Она потягивала кофе, печальным взглядом оценивая его. Вот еще раз она сделала неверный выбор. Ли Хинь был самым лучшим человеком, которого она встретила на своем жизненном пути, но у нее с ним никогда не было таких отношений, как с Иваном Кроули, или тех, которые она глупейшим образом надеялась иметь с Мишелем Жардэном.