– Ага, то есть были и последующие… – усмехнулась Людмила. – Ну я догадывалась.

– Да, были. У него вообще было двадцать шесть наложниц. Но самой главной женой была Бортэ. Она была мудра, старше Чингисхана на три года, все понимала…

– И вы решили, что это я. Старая и мудрая. Надеюсь, любимая?

– Нет, любил он другую жену. Но…

– Что за мания у мужиков была? – взвилась Людмила. – Вот наберут себе целый гарем, испортят жизнь невинным гражданкам, а сами!

– Я, прошу заметить, – скромно сел Мышкин, – я тоже его такой вот факт не одобряю. Тут некоторые один-то раз жениться не могут, а он… Но в остальном… Это мой кумир!

– Очень печально, – фыркнула Людмила. – Между прочим, когда этого вашего кумира хоронили, то убивали всех, кто это видел! Ладно, людей еще можно понять, но птиц и животных!

– Откуда вы знаете?!

– Читала!

Мышкин сник.

– И нечего расстраиваться, – махнула рукой Людмила. – Выберете себя другого кумира. Вам не все равно, что ли?

– Я вас выберу, – стыдливо покраснел Мышкин. – Вы Курищева не побоялись.

– Чего это не побоялась… Побоялась… Но выбор у вас правильный. Одобряю… Кстати, Курищев сказал, что Мишку у меня отберет, а Гурона и вовсе ни за что не отдаст. Потому что он его для боев взял.

Мышкин сосредоточенно жевал кусок хлеба и морщил брови.

– Все же надо надавать ему пощечин! – бубнил он.

– Это бесполезно, – вздохнула Людмила. – Он вас потом убьет, и все. Кому вы что докажете? Одни мы не справимся. Надо подключать общественность.

– МЧС, например, – охотно подсказал Мышкин. – Они хорошо помогают. И приезжают быстро… Это я на крайний случай. Вдруг он меня убивать будет.

Людмила с уважением взглянула на гостя.

– А вы не оставляете мысль его по щекам отхлестать? Давайте его по-другому накажем. Я вот тут переговорила с одной дамой, она обещала сделать фотографии этого Курищева. Я думаю их развесить на дверях подъезда.

Мышкин вдруг воодушевился.

– Я слышал, что у Курищева в понедельник в магазине будет телевидение! Валентина, это жена моего брата, она ему часто зубы лечит… нет, не брату зубы, а Курищеву… Так вот она говорила, что он к ней приходил зубы отбеливать, чтобы улыбка была ослепительной на экране.

– Вот бы попасть к этим телевизионщикам, – мечтательно вздохнула Людмила. – Тогда бы весь город про него узнал.

– А я попаду! – широко улыбнулся Мышкин. – Обязательно попаду, а потом… потом расскажу всем, что это за человек.

Людмила хотела сказать, что ничего у него не получится. И даже если произойдет чудо и Мышкин попадет в кадр и начнет что-то там такое вещать, все равно его потом вырежут. Но посмотрела на вдохновенное лицо собеседника и промолчала. Ничего, она скажет это ему после. Зачем же портить такой вечер?

А потом они смотрели фотографии, и Лев Венедиктович сказал, что она очень похожа на Эмму Вируснец. Людмила была очень польщена, застыдилась и даже не посмела спросить – а кто это такая Эмма Вируснец. Постеснялась, что Лев сочтет ее невеждой. Лев Венедиктович сам рассказал, что это за женщина. Это двоюродная сестра его бабушки, которая в их роду считалась признанной красавицей. Правда, красавица так и померла старой девой, потому что не сыскалось достойного принца, но зато ее имя было окутано тайной и печалью.

Людмила горестно кивала, однако ей не хотелось быть похожей на какую-то там старую деву. Впрочем, она решила не огорчать кавалера.

А потом Мишка весело таскал по комнате какую-то игрушку на шнурке. Вероятно, приглашал гостя поиграть. Но Людмила заметила, что это вовсе даже не игрушка, а фотоаппарат Романа, в кофре, на шнурочке. Пришлось вещь отобрать и воспользоваться ею по назначению.

– Лев, садитесь, я вас сфотографирую вместе с Рыжиком, – сразу же решила Людмила. – У него очень колоритная фигура.

– Не смущайте нас, ну откуда у нас колорит, – краснел Мышкин, притягивая кота на колени.

Людмила навела фокус, приноровилась и щелкнула. Кадр получился неудачный. Не то чтобы Мышкин плохо вышел, его не было видно совсем. Потому что, как только хозяин с котом застыли, Мишка тотчас же решил, что судьба подарила ему шанс для нападения. И воспользовался этим шансом. Но Рыжик был начеку. Поэтому во весь кадр теперь пушилась бело-рыжая шерсть.

– Миша! – огорченно воскликнула Людмила. – Ну нельзя же так!

– А мы сейчас сфотографируемся все втроем, – успокоил Мышкин. – А потому что ему обидно. Михаил, иди с этой стороны. Рыжик, давай сюда. Тихо! Тихо, я сказал… Милочка! Щелкайте быстрее, пока я их держу!

Людмила сделала несколько кадров. Нет, животные смиренно не позировали, они кинулись в драку, просто Людмила уже не стала обращать внимания на такие мелочи, а просто щелкала аппаратом. В конце концов, потом посмотрит, что выбрать.

Весь исцарапанный, в брюках с кошачьей шерстью, в помятой рубашке, в одиннадцатом часу гость заторопился домой.

– Рыжик, давай, забирайся в свой домик, мы пойдем домой, – позвал он своего питомца.

Того нигде не было.

– Милочка, – после нескольких выпитых рюмочек он позволил себе ее так называть. – Милочка, а где же мой Рыжик?

Людмила кинулась искать котика. Они звали, кыс-кыс-кыскали, предлагали мясо, но все было напрасно. Кот пропал.

– Мишка, где Рыжик? – обратилась Людмила к собаке.

Тот искать рыжего гостя не собирался. Он быстренько посеменил к дивану и уселся в угол.

– Все-таки твое поведение сегодня не на высоте, – покачала головой Людмила. – Прямо стыдно за тебя, честное слово.

– Милочка, напрасно вы на него так, – заступился за псину Мышкин. – Просто ребятки еще не успели полюбить друг друга. Это же не люди… Кхм…

Он понял, что сболтнул лишнее, побагровел и, чтобы скрыть смущение, полез гладить Мишку в его угол.

– Милочка! А ведь вы не правы! – послышался его радостный крик. – Мишенька вовсе не бросил искать Рыжика, он его прикрыл.

Людмила подбежала к Мишке. За диваном сладко спал Рыжик, а Мишка сел в угол, и кота не было видно.

– Неужели подружились? – всплеснула руками Людмила. – Вот и когда только успели? Миша, Рыжику надо домой, а завтра он опять к нам в гости придет.

– Нет, давайте по очереди, – кряхтел Мышкин, доставая кота из-под дивана. – Завтра вы к нам.

Людмила не хотела идти к Мышкину. Нет, она хотела, но боялась. А вдруг к нему еще какая родня наведается?

Он понял ее без слов. Посмотрел добрыми глазами и кивнул:

– Хорошо, если хотите, мы с Рыжиком к вам придем. Только… Только давай будем просто пить чай.

Ну какой замечательный человек! Он даже понял, что Людмила не сможет каждый раз встречать его как заморского гостя, и сам предложил…

– Да, попьем чаю, – улыбнулась она. – Я такой пирог испеку!

Она уже собиралась закрыть дверь, как Мишка вдруг выскочил на лестничную площадку.

– Миша! Домой! Куда ты? – окликнула его хозяйка, но тот крутился возле ног Мышкина и в руки не давался.

Людмила наклонилась, чтобы его поймать, Мышкин наклонился, чтобы помочь и… и их лбы встретились. Да так крепко!

– Ой, мамочка, – неожиданно тоненько вскрикнула Людмила.

– Я… я разбил вам лоб? – испуганно заморгал Лев Венедиктович и полез смотреть, что он натворил.

Его лицо было так близко… Хм… надо же, какие у него красивые глаза, и как это она раньше не замечала? У него голубые глаза, густые черные ресницы. И такой пронзительный взгляд…

Он заметил ее пристальное внимание и невозможно смутился.

– Там… там ничего нет, – покраснев, сообщил он. – Даже никакого синяка не будет…

– Чудесно, – выдохнула она. – Я так волновалась… из-за синяка… А где же Мишка?

Плут сидел рядом, вилял хвостом и улыбался во всю пасть.

– Изумительная какая у вас собачка, – нежно улыбнулся Мышкин. – Я ему в следующий раз… завтра… еще мяса принесу.

Людмила только счастливо кивнула.

Поздно вечером она сидела возле компьютера и комментировала фотографии, которые уже успела выставить в Интернет.

«Людочка, а что ж не написала, что он такой рыжий?» – спрашивала Даша.

«Он не рыжий, – поясняла Людмила. – У него вообще волос нет… или есть, но они произрастают где-то по краям. Но он такой красивый, правда же?»

«Да, Людмила, он очень интересный мужчина, – отвечала Вика. – Он на артиста похож, а на какого, не могу вспомнить. Люд, а он тебе в любви уже признавался? А предложение руки и сердца делал? У него своя жилплощадь, да? Вероятно, вы будете жить у него?»

«А мне так, например, очень собачка понравилась, – писала Даша. – Уж ты, Людочка, извини, но твой вот этот мужчина, он мне доверия не внушает. У меня был такой».

«Какой это, интересно, такой у тебя был?» – поддела Вика.

«А вот точно такой же – лысый и круглый, – торопливо отвечала Даша. – Сначала я в него влюбилась по самые уши, даже хотела всех детей на него переписать, а он потом взял и бессовестно меня кинул. И, между прочим, даже не обратил внимания на то, что я многодетная мать!»

«Ха! Даш, так он как раз на это и обратил свое внимание! – отписывалась Вика. – А чего ж ты ему не сказала, что у тебя все дети взрослые? Сказала бы, глядишь, и не сбежал бы твой красавец».

«Чего-то я не подумала, – написала Дарья. – Но твой, Люд, тоже сбежит. Вот посмотришь!»

Людмиле были неприятны эдакие прогнозы, но Вика утешала, как могла:

«Людмила, никого не слушай! Мне вот мама всю жизнь на уши шептала, чтобы я не вздумала доверять мужчинам. Еще постоянно твердила, чтобы я честь берегла как зеницу ока! Помню, ко мне пришел врач! Девочки, это был обычный врач! Только дядька. Так я к нему спиной стояла, он мне легкие слушал, и вошла мама. Вы бы слышали, что там началось. Она его чуть за домогательства не посадила!»

«Не ври, Вика, тогда такой статьи не было», – написала Даша.

«Поэтому и не посадила. И чего? Сижу я теперь с маменькой, а она мне и говорит, какой же я была дурочкой, когда ее слушалась!»

«Люд, а вы с ним хоть целовались? – спрашивала Дарья – Он говорил, что любит? Что жить не может? Говорил?»

«Людмила, ты, главное, скажи – он тебе в загс пойти обещает? – допытывалась Вика. – И где жить-то будете?»

Людмила отвечала быстро и с радостью. Она писала, что в любви ей еще не признавались. Да и с чего бы? Это было только так… деловая встреча. И руку и сердце не предлагал… Но время еще есть. А жить… Людмила, например, никуда не собирается переезжать из своей квартиры. Пусть сам к ней едет.

Перед сном она еще раз просмотрела фотографии. Странно, отчего это девчонки не выразили бурного восторга. Ведь очевидно же, что мужчина – несомненный красавец. Ну да, немного полноват, но мужчина должен иметь вес. Лысоват? Ничего, вон сколько артистов вообще без волос, и живут ведь как-то… Даже и не как-то, а хорошо живут. Ростиком невелик. Наполеон! Зато он добрый. И к Людмиле у него такое уважение…

Маменька к Мышкину заявилась прямо на работу:

– Сын мой! У нас большая беда, – горестно закатила она глаза, потом схватила его за руку и поволокла из здания на улицу.

– Что стряслось, мама? – взволновался Лев Венедиктович. – Мам, отпусти мою руку, я и без того спотыкаюсь! Куда мы идем? Что за горе?

Мария Лукинична плюхнулась на лавочку возле центрального входа и лишь тогда выпустила руку сына.

– Садись, Лев… И постарайся все принять без паники.

После таких слов паника сама собой начала овладевать Мышкиным.

– Мама! Что с папой? С Юркой все в порядке? А Таня? С ней ничего не случилось?

– Случилось с тобой, – выдохнула мать. – Ты… Все нормально, Левушка, ты болен. Страшно. Я пришла показать тебя нашему профессору. Я уже договорилась, все будет хорошо, и ты… ты станешь здоровым.

Мышкин нервно сглотнул.

– А… а что у меня болит? – осторожно поинтересовался он.

– Да сущие пустяки, – махнула рукой маменька и тут же выдохнула. – Все! У тебя, Левушка, как-то враз отказали все органы. Ты потерял зрение, нюх, память и… и разум. Вероятно, птичий грипп.

Мышкин повращал глазами, подергал носом – все работало нормально.

– А откуда у тебя такая информация? – недоумевал он. – Я совершенно замечательно вижу. И нюх, мам, я ж не собака, чтобы терять нюх! Да и с разумом…

– Мне рассказала Танюша, что ты привел к себе ужасную женщину, Лева! – перебила его мать. – И про какой разум может идти речь?

Мышкин горько усмехнулся.

– Вот оно в чем дело… И что же сделает твой профессор?

– Он… Он возьмет у тебя анализы! – с жалостью проговорила мать. – Вдруг тебя чем-нибудь опоили? Всыпали яд, снотворное, приворотное зелье…

Мышкин взял мать за руку и с улыбкой произнес:

– И пусть, мама. Пусть мне всыпали этот яд, влили это зелье… Ты понимаешь, я вдруг понял, что могу быть счастлив!

– А со мной, что же, ты не был счастлив? – растерялась женщина. – Разве мы не любим тебя всей нашей семьей? И я, и папа, и Танюшка, и даже Юра с его Валентиной? Чего тебе еще надо?