И вот сейчас, когда Лев после утренней встречи с недоброй женщиной собирался все рассказать Чингисхану и закручиниться, выяснилось, что кручиниться ему будет помогать еще и сестра Танюшка. А это было уже совсем не то, и неприятную женщину из парка пришлось просто выкинуть из головы.

Людмила Максимовна Бурова сидела за столом, уплетала магазинные пельмени и жаловалась сыну:

– Нет, Ром, ну как не ругаться-то? Ведь этот наш олух собрал всех работников, и завтра они переезжают на месяц работать в частном хозяйстве!

– А тебя опять не взяли? – озабоченно спросил сын.

– Уже третий год не берут, Рома! Третий! – выливала обиду женщина. – А ты знаешь там какая техника? Там же руками и делать ничего не надо! Все тебе вспашут, все разметят, ходи только да тюльпанчики в дырочки тыкай! И туда – всех! А здесь на весь огромный парк оставили только меня да еще инвалида нашего, деда Яшу. Чего мы вдвоем наработаем-то?

– Ты бы сходила, объяснила бы.

– Я сегодня ходила. Так наш начальник, балбес, выкатил на меня свои глазки поросячьи и заблеял: «Лю-юдмила Ма-аксимовна! Вы нам всю производственную атмосфэ-эру портите! На работу надо идти как на праздник! Возьмите косу и ступайте». Вот хотела бы я на его атмосфэру посмотреть, когда б он вручную, косой, весь этот парк выкосил!

– Мам, а чего ты домой-то косу притащила?

– Так мне удобнее, сразу из дома в парк, а то еще за косой заезжать…

– Бросала б ты эту работу, мам, – посоветовал сын уже в который раз. – Ну что мы – не проживем, что ли?

– Проживем, – кивнула мать. – Но только мы и с этой-то работой едва концы с концами…

– Мама! Ну ты ж постоянно сидишь в Интернете! Найди себе там работу, сиди дома, будешь только деньги получать. Ну чего ты, правда, как смерть с этой косой таскаешься. Смотри вон, опять похудела!

– Ладно, – кивнула мать. – Вот месяц доработаю и уволюсь.

– Опять месяц?

– Зарплату получу и сразу же подам заявление, – быстро проговорила мать и перевела разговор на другую тему. – Вы сегодня у нас ночуете с Леной или дома?

– Дома, Лене завтра на работу рано, отсюда далеко. Мы уж в субботу приедем, помыться да постирать. А сейчас я уже собираться буду. Пока доеду…

Сын поднялся и вышел из кухни, а мать только подавила вздох.

Ну и как ей бросать эту работу? Ромка вот учился, работал, а потом…

Вообще, сыном своим Людмила гордилась. Учился он у нее всегда хорошо, до девятого класса вообще четверок не было. Окончил школу без троек, поступил в пединститут на информатику. Окончил, устроился по специальности, в школу. А потом как голову снесло. Оказывается, мальчик ее всерьез увлекается рэпом. И, видимо, какие-то у него особенные способности обнаружились, потому что Ромка вдруг стал встречаться с телевизионщиками, выступать на сценах города, а недавно и вовсе сообщил, что его приглашают в Питер. Глаза у сына так горели, что мать не смогла даже напомнить – а чего с работой и как с деньгами-то? Но сын об этом заговорил сам. Сказал, что поедут они вместе с его девушкой Леной, места забронировали организаторы, а им и надо-то всего ничего. Сын съездил, выступил на каком-то конкурсе, и понеслось. Теперь его ждал Новосибирск, потом Нижний Новгород. И везде конкурсы, выступления, а денег… Денег у парня, конечно же, не было. С прежней работы он уволился, кому же нужен такой учитель, а на новую устраиваться он боялся. Боялся, что не отпустят. Нет, он хватался за любую работу, безвылазно делал какие-то сайты, дизайнерские обработки, у матери денег не просил, но и стабильного заработка не было.

Может быть, и надо было на сына надавить, нажать, напомнить, что он кормилец, а больших денег на этом поприще заработать ох как трудно. Может быть… Но только не могла Людмила наступить на горло сыновней песне. Или треку, как у них правильно называется.

Вот и получается, что работу ей сейчас ну никак нельзя бросать. А начальник… Да пусть он себе смеется, не плачет же. И ничего страшного, что она людям смерть напоминает, она ж у них жизнь не забирает, а уж если у нее плащ такой, так… Скоро лето, она и вовсе без плаща ходить будет.

Вечером она и совсем успокоилась и уже писала своим подружкам в Интернете, как сегодня какой-то колобок спутал ее с самой Смертью! Барышни в Интернете в основном торчали незамужние, поэтому тут же посыпались шутки на тему «Ну и не выпускала бы его живым!», «Колобок в хозяйстве тоже сгодится», «Надо было его до дома проводить, болезного».

Утром Людмила и вовсе забыла про плохое настроение. На улице бушевала весна, солнышко припекало вовсю и, не робея, намекало, что пора бы и окна вымыть. Только Людмиле было не до окон. Она сегодня сознательно решила на работу выйти попозже, немножко задержаться. Ну вот и чего она вчера страдала? Захотела выйти позже и вышла, все равно начальство никогда их не проверяет. Да и нет сейчас у нее никакого начальства, все оно уехало на частный заказ, поэтому, если совсем по совести, Людмила и вовсе могла не выходить. Но… Но как же не выходить-то? Она ж не лодырь какой.

Уже к обеду Людмила Максимовна выполнила все, что сама себе и наметила, – убрала главную аллею, а теперь сидела в тенечке и пыталась расслабиться. Но вот расслабиться не получалось. В глаза то и дело лезли пластиковые бутылки, блестящие упаковки от чипсов и сигаретные пачки. А потому выглядела со стороны женщина странно. Она сидела на скамеечке под раскидистым деревом, вытянув ноги, и беззаботно вертела головой. Потом взгляд ее останавливался, шея вытягивалась, затем следовал резкий прыжок до скомканной бумажки, мусор резко хватался, бросался в мешок, и женщина снова плюхалась на скамейку и вытягивала ноги.

Нет, все же она здорово устала. Надо просто пять минут посидеть и ни о чем не думать. Пять минут…

Но даже этих пяти минут отдохнуть не получилось. До Людмилы вдруг донесся грозный рык собаки, потом визг уже другой, поменьше, потом мальчишеский задорный голос, снова рык, лай…

– Да что ж они там делают-то, в самом деле? – насторожилась она. – Опять, что ль, кабанов без намордника выгуливают?

Она поднялась, взяла свой мешок с мусором, метлу и направилась на шум.

То, что она увидела, заставило ее забыть и про отдых, и про работу.

В темном углу парка к старому дереву была прочно привязана маленькая серая собачонка. Собака металась на веревке, а рядом мальчишка лет четырнадцати травил на бедную псину могучего кобеля! Кобель никак не хотел рвать тщедушную собачонку, только рычал и уворачивался, но мальчуган щедро награждал пинками здоровенного пса и буквально швырял его на собачонку.

– Фас, я сказал! Фас! Гурон, скотина! Получай! Фас! – Мальчишка снова от всей души пнул здоровенную собаку. – Убью, гад!

– Ах ты ж сволочь! – метнулась на мальчишку Людмила и со всей силы долбанула молодого дрессировщика вдоль хребта черенком от метлы. – Ты ж фашист проклятый! Ты что же придумал, нелюдь?! Да я тебя…

Мальчишка взвыл от неожиданности и боли.

– А-а-а!! Па-а-ап!!! Помогите! – со страхом заорал он, а потом вдруг сообразил. – Гурон! Фас!

Мощная собака повернулась и с рыком кинулась на Людмилу.

Людмила боялась собак. Ну а кто ж их не боится? Но сейчас отчего-то она про страх совсем забыла.

– Уйди! – грозно крикнула она псу и двинула метлой по морде. – Пшел вон!

Пес ошалел от такой наглости, но больше кидаться не решился – опустился на зад и теперь удивленно смотрел то на своего хозяина, то на орущую тетку.

– А ну, мерзавец! Быстро забирай собаку, и чтобы я тебя больше никогда не видела! – не успокаивалась Людмила. – Это как же у тебя сердце-то не дрогнуло, паршивец ты эдакий?! Пошел отсюда, говорю!

«Паршивец», видимо, кого-то ждал, потому что повертел головой, увидел, что подмога не спешит, и, швыркнув носом, полез отвязывать маленькую собачонку. Та при его приближении задрожала, как будто к ней подключили ток.

– Не трожь собаку, ирод! – рявкнула Людмила.

– Это моя! – со злобой сверкнул на нее глазами мальчишка. – Грушей зовут.

– Так что ж ты, паразит, на свою собаку этого своего… Гудрона травил? – не поверила Людмила.

– А чего? – вытаращился парнишка. – Мне папа специально купил. Сказал – Гурона будем для боев готовить, он еще молодой. А на этого, на Грушу, притравливать станем. Груша ж дворня! Мы его так и назвали специально, ну типа, чтоб по нему долбили.

– Я сейчас тебя Мячом футбольным назову! – рыкнула Людмила и прищурила глаза. – Папа, говоришь… Так вот скажи своему папе, что я… Я… Я на него натравлю этих… которые детей отбирают. Органы опеки, вот! Нечего нам фашистов воспитывать. Иди отсюда! Никакой Груши ты не получишь! Это… это моя собака! Да и этого кобеля отобрать надо… Он умнее тебя… И если еще раз… Пошел отсюда!

Мальчишка не стал выслушивать весь монолог. Он рявкнул на своего большого пса, поддернул его на поводке и быстро пошел из парка.

Людмила подошла к маленькой привязанной собачонке. Увидев приближающегося человека, та вжалась в землю, сильно-сильно затряслась и уставилась на Людмилу глазами, полными ужаса.

– Вот нелюдь… – тихонько бормотала Людмила, отвязывая собачку. – Не бойся, маленький, не трясись… Я не обижу. Ты это… не смотри, что я на смерть похожа, я обычная тетка, правда, не бойся… И не отдам тебя им. Мой будешь… я тебе даже на подушке разрешу спать… Как тебя звать-то? Ага… Груша… Сам он груша недоделанная…

Людмила отвязала собачку и взяла ее на руки. Тут же на ее плаще появилась небольшая лужица, а собачонка затряслась еще больше.

– Вот изверги, – негромко проворчала Людмила. – Это как же надо животину запинать, чтобы она мочилась от страха, когда ее на руки берут… М-да… Ну все, не бойся… Кто ты?

Людмила поправила собачку, а заодно и попыталась разглядеть – кого спасла.

– Да ты мальчик! Ну и хорошо, пойдем домой.

Чтобы несчастный пес успокоился, Людмила завернула его в плащ, прижала к себе и подалась к дому. В конце концов, она может сегодня и вовсе не выходить больше на работу, кто ее искать станет? А вот этого кроху надо уносить поскорее, а то… кто знает, вдруг и в самом деле папаша этого недоросля нагрянет. Нет, сама Людмила его не боится, но чего лишний раз пса травмировать, вон его как колотит.

Лев Венедиктович спешил в Сбербанк по производственным делам. Спешить он не умел в принципе, просто опаздывал. А потому решил сократить свой путь, пройти через парк, была у него там своя заветная тропинка.

Он уже дошел до середины тропки, когда увидел, как молодой юноша привязывает небольшую сгорбленную собачонку к старому дереву. Рядом переминался с лапы на лапу пес бойцовской породы.

– Ух ты, как не повезло-то… а вдруг сорвется… – тихонечко охнул господин Мышкин и решил затаиться.

Спрятавшись за еще голыми, но густыми ветками какой-то поросли, Мышкин, кажется, даже перестал дышать. Однако мальчишке с собаками было не до него. Парень уверенно привязал собачонку и принялся травить на нее свою большую псину.

– Ну ты посмотри, что делает, – покачал головой Мышкин. – И куда только родители… ой-ей-ей! Так она ж ее загрызет! Ну надо ж, какие дети злобные-то растут! А парнишка-то… как будто лицо знакомое…

Издалека было плохо видно, но голос мальчишки доносился отчетливо, движения… А вот он и сам повернулся… Определенно, Мышкин его знал. Видел раньше.

– И где же я этого звереныша видеть-то мог? – ломал себе голову Лев Венедиктович, боясь высунуться из-за дерева.

Неожиданно картина сменилась. Какая-то женщина теперь лихо дубасила мальчишку… попало и собаке. Так их! Ха! Да отчего ж это «какая-то»?! Это ж… Это ж она – Мышкина Смерть! Ну то есть та тетка, которая ему вчера настроение испортила! Ага, значит, бродит, костлявая! В смысле, работает. В парке. Молодец, не обманула.

Женщина ловко расправилась с мальчишкой, те удалились, и Мышкин мог передохнуть.

– Фу ты… все равно почти опоздал… Неужели придется бежать? Какой ужас…

Он потрясся по своей тропинке, оглядываясь – не вернется ли мальчишка с собакой. Очень бы не хотелось с ними встретиться. Такой и на человека собаку натравит как нечего делать. И все же – откуда у него такое знакомое лицо?

Потихоньку собака успокаивалась, и, когда они подошли к дому, любопытная морда уже выглядывала из плаща, и даже хвост не трясся от страха.

– Ну вот, здесь ты будешь жить, – сообщила Людмила, когда они пришли домой. – Только… Парень, больно ты грязный. Надо тебя помыть, не возражаешь?

Парень наверняка и не знал, как это – возражать. Все время, пока новая хозяйка мыла его в ванне, он стоял не шелохнувшись, и только глаза были от страха как блюдца.

Людмила мыла собачонку теплой водой, бережно намыливала бока детским мылом, раздвигала шерстку и вдруг вздрогнула – под шерстью вся шкурка бедняги была в шрамах. Некоторые были еще совсем свежие – розовенькие, где-то даже еще коросты не отпали, а некоторые уже затянулись. А пес даже не шевелился, когда она их рассматривала. Боялся, видать, как бы хуже не было.