Арина Ларина - Пышка с характером

– Весьма недолго.

– Ага, еще добавь, что, к счастью, недолго.

– Динуля, у меня остались о наших отношениях самые теплые воспоминания…

– Теплые воспоминания могут оставаться о печке! Лично я вспоминаю наш кратковременный романчик с содроганием!

– Слушай, мы не подружки, чтобы обсуждать подробности. Мне неприятно, хотя ты, похоже, столько выпила, что тебя это не волнует.

– Она тебе не понравилась? Только не ври.

– Я уже объяснил: это я ей не понравился.

– Хочешь, я у нее узнаю, почему она ушла?

– Не надо, Дин! Закончим этот разговор. Мне ведь тоже не доставило удовольствия, что девушка от меня сбежала, как черт от ладана. Зачем мне подробности? Я не получу удовольствия от обмусоливания деталей.

– Дорогу осилит идущий!

– Да, Дин, иди, осиливай!

– Так ты согласен?

– Уговорила.

Стас не знал, как от нее отделаться. Сейчас он готов был на все, лишь бы прекратить разговор на повышенных тонах. Гости уже поглядывали в их сторону. Особо любопытные откровенно прислушивались, пытаясь уловить сквозь грохот музыки суть спора.

– Жди. Я завтра позвоню. – Дина жизнерадостно улыбнулась и, пританцовывая, двинулась к сцене.

Да уж, Динуля всегда отличалась веселым характером.

Год назад, едва они познакомились, она сразу переехала к нему. Получилось все как-то легко и сразу. Стас позвонил, пригласил поужинать. Ресторан, ночной город, Дина первая поцеловала его…

Утро они встретили в его холостяцкой берлоге. Он тогда переживал очередной тягостный разрыв со Златой, и Дина, полная ее противоположность, подействовала на Стаса как бальзам на раны.

Со Златой они познакомились на первом курсе медицинского института в конце восьмидесятых годов. Тогда этот вуз был чрезвычайно престижным. Стас лишь с четвертой попытки прошел по конкурсу, а Злата попала по блату. Ее родители были то ли дипломатами, то ли ворами. По тем временам заработки что у тех, что у других были примерно одинаковыми. Они, как айсберг, возвышались над сероватой массой волнующихся сограждан, выделяясь одеждой, ухоженностью лиц и определенной смелостью во взгляде. Их не страшил завтрашний день, карточная система и инфляция. Злата выгодно отличалась от своих однокурсниц, одетых в рубища фабрики «Большевичка». Она походила на беззаботную райскую птичку, по недоразумению залетевшую в келью монаха. Яркая и без комплексов, она притягивала взгляды. Стас сходил с ума: красавица не обращала на него внимания, благо парней на курсе было предостаточно. А он влюбился, да так, что готов был умереть ради этой ветреной кареглазой блондинки. Через полгода томных вздохов и пылких взглядов он наконец отважился подойти и пригласить ее в кино. Банально, без намека на фантазию, а потому – безуспешно. Не имея опыта общения с девушками, именно так он представлял начало знакомства.

– В кино-о? – насмешливо протянула Злата. – В кино нынче лишь сопливые детишки ходят да старые девы. Найди девочку по себе и развлекай ее подобным образом, а я к подобным глупостям не привыкла. Бриллианту нужна достойная оправа.

Это было прямым оскорблением, но Стас его проглотил. Он не отвернулся от нахалки, а, стиснув зубы, решил добиться ее расположения. Во что бы то ни стало. У каждого свой стимул в жизни. Стаса подгоняло желание доказать всем, а в первую очередь ей, что он не просто такой же, как ее многочисленные ухажеры, а лучше. Он лучший из лучших. Удар по самолюбию сделал свое дело. На третьем курсе его приметили в СНО. Сначала выделили из общей массы, потом сообразительный студент, постоянно использовавший любую возможность поприсутствовать на операциях, стал любимчиком преподавателей. Стас начал нелегально подрабатывать в больнице у пластического хирурга Льва Ароновича Штраля, выбравшего его среди многих и пригласившего к себе, несмотря на юный возраст. В больнице, где Штраль был завотделением, Стас получил те знания, которых никогда не получить, штудируя теорию. Кроме того, новые веяния и деловой подход дошли и до медицины. У талантливого студента появились первые деньги, опыт, а главное, перспектива.

– Руки у тебя золотые, – однажды сказал профессор, опустив ему в карман халата очередной конвертик. – Получишь диплом, весь мир у твоих ног будет.

Весь мир Стасу был не нужен. Только Злата. Но она продолжала приезжать на лекции с одним, а уезжать с другим. Одурманивала Стаса ароматом духов, проходя мимо, смотрела сквозь него, потряхивая сияющим золотом волос. Золотая Злата. Он бешено ревновал ее ко всем, даже к старику Елкину, подслеповатыми глазками рассматривающему зачетку Златы и шамкающему, выводя очередное «отлично»:

– Зачем вам медицина, деточка? С вашими данными на сцену надо, а не в анатомичку.

Злата продолжала принадлежать всем, кроме Стаса. Он начал одеваться у фарцовщиков, потом стал захаживать в первые фирменные магазины. К началу четвертого курса накопил на машину. По неизвестной причине ему казалось, что это единственный штрих, которого не хватает до полной победы.

Лев Аронович страшно удивился и даже огорчился, когда Стас рассказал ему о своих планах. Он собирался открывать клинику и видел Стаса своим компаньоном. Они не говорили об этом, поскольку время еще не пришло. Старый хирург не особо рассчитывал на финансовую состоятельность Стаса, но предполагал, что, вложив свои средства в дело, молодой врач станет более серьезно относиться к проекту. Эта клиника была для старого Штраля давней заветной мечтой. Он осознавал, что не успеет воплотить в жизнь все, что задумано, поэтому на Стаса возлагал огромные надежды. Его детище должно остаться в надежных руках. И вот такой неожиданный поворот.

– Послушай, – пытался он вразумить витавшего в мечтах автомобилиста. – Это же натуральное мальчишество. Тебе не нужна машина!

Стас, не собиравшийся посвящать учителя в свои любовные коллизии, несся к намеченной цели, как танк. Одинокая соседская бабушка, Серафима Борисовна, над которой он, еще будучи пионером, взял шефство, давно стояла в ветеранской очереди за «Жигулями». Когда она рассказала ему об этом год назад, Стас только посмеялся и заявил, что помогает бескорыстно и ничего взамен не ждет. На бабулино «не зарекайся» он лишь махнул рукой. А зря. Теперь Стас носился по инстанциям со всевозможными доверенностями от Серафимы и выбивал вожделенную «восьмерку». Помимо законной очереди, которая продвигалась подозрительно медленно, существовало еще какое-то виртуальное образование сбоку. Некое ответвление от общего числа страждущих, имевшее больше шансов на успех. Оценив ситуацию, Стас нашел, кому дать, чтобы попасть в число счастливчиков. Конечно, можно было презреть бюрократов, бумажную волокиту и приобрести машину на рынке. За год он накопил уже достаточно, чтобы купить подержанную «Волгу», но ему хотелось, во-первых, попижонить перед любимой на модной «восьмерке», а во-вторых, элементарно сэкономить, чтобы иметь возможность поразить Злату своей щедростью. Стоимость авто на рынке значительно превышала сумму, выкладываемую за ту же самую машину при покупке в порядке льготной очереди. Глупо было не воспользоваться подобным шансом.

Сердце щемило от радостного ожидания. Стас воображал, как подъезжает к институту на новой машине, однокурсники подходят, восхищенно охают, трогают свежую краску, лезут в салон, просят дать порулить. На этом месте Стас начинал нервничать, размышляя, как он будет отказывать. То, что за руль он никого не пустит, обсуждению не подлежало. Единственное, что никак не удавалось представить, – это лицо Златы. Ему хотелось видеть ее восхищенный взгляд, но фантазии не хватало. Сразу же всплывал в памяти презрительный прищур глаз:

– В кино?

Сколько унижения. Ничего, она еще сама прибежит. Станет умолять его. Интересно, о чем? Да неважно. А он подумает, снизойти ли до нее. Если, конечно, хватит моральных сил подумать, а не бежать сломя голову ей навстречу.

Знаменательное событие было назначено на среду. Раз двадцать проверив справки и документы, добытые путем длительного стояния во всевозможных очередях, положив сверху права и паспорт, Стас забылся тяжелым беспокойным сном. В пять утра прозвенел будильник. Раздача льготных автомобилей начиналась в девять. Полный лысоватый мужик, которому сунули на лапу за возможность попасть в альтернативную очередь, великодушно проконсультировал Стаса, что приехать надо часа за два, иначе не достанется тот цвет, который нужен.

На наивный вопрос будущего автовладельца: «А какая разница, какой цвет?» – всемогущий чиновник хохотнул, видимо, вспомнив что-то свое, и назидательно сообщил:

– Ну, не скажи. Там к концу такие остаются, что не дай боже. Хотя и их берут.

Поскольку совет был оплачен, Стас решил, что глупо им не воспользоваться, хотя и склонялся к мысли, что цвет машины – не главное.

Когда он смущенно сообщил Серафиме Борисовне, что придется выехать в шесть утра, она его моментально утешила, заявив, что для нее эта поездка праздник, а просыпается она очень рано.

Процедура получения машины оказалась совсем не такой торжественной, как представлял Стас. Недавно вставшее августовское солнце еще не успело нагреть воздух, холодная роса ярким бисером поблескивала в траве, радостно чирикали воробьи, еще не загнанные дневным зноем в тень, у приземистого коричневого здания волновалась разноцветная очередь, выглядевшая как иллюстрация к комедии абсурда. Половину присутствующих составляли дряхлые бабульки и старики, дремавшие на лавочках, бесформенными кульками восседавшие на привезенных с собой раскладных стульчиках и просто висевшие на своих спутниках. Вторая половина состояла из молодых людей, находившихся в крайней степени нервного возбуждения. Они громко переговаривались, похохатывали и бегали вдоль фасада, периодически подпрыгивая и пытаясь заглянуть в окна.

Мероприятие проходило на окраине города. Сойдя с электрички, Стас имел возможность наблюдать прелюбопытную картину: по узкой тропинке, уходящей в густые кусты, толкаясь, молча неслись несколько мужиков. Сцена сильно смахивала на соревнование по бегу, поскольку с перрона бежавших подбадривали разновозрастные старухи-болельщицы:

– Вася… Колька, давай, баран ты этакий… Анатолий, ты должен быть первым, или ты мне больше не зять! – вопили они, навалившись на перила.

Когда бегуны скрылись из вида, бабки медленно потянулись в ту же сторону, любезно пропуская друг друга вперед и обсуждая обострившиеся именно в это утро болячки.

– Стасенька, мне кажется, нам следует идти за ними, – робко сказала Серафима.

– Похоже на то, – растерянно согласился Стас.

– Так ты иди вперед, а я потом подтянусь. Вон как все торопятся.

– Думаю, это уже не будет иметь решающего значения. Мы и так ни свет ни заря приехали. Не хватало еще тут по кустам носиться.

Теперь все участники забега стояли в одной очереди и дружелюбно обсуждали особенности советских «Жигулей».

Возглавлял очередь совсем уж дряхлый экземпляр – старуха с сучковатой палкой, в ватнике, валенках и шапке-ушанке. Представив ее за рулем автомобиля, Стас в очередной раз поразился нереальности происходящего. Почему молодые и здоровые не имеют права на автомобиль? Почему государство расщедривается на льготы гражданам тогда, когда льготники воспользоваться этими дарами уже не в состоянии? Зачем инвалидам и ветеранам войны, изнывающим в этой очереди, автомобили, если большая часть из них плохо видит, ничего не слышит и передвигается с трудом? Эти пожилые люди в выцветших кофточках и заношенных рубашках, аккуратно заштопанных терпеливой старческой рукой, не в состоянии сесть за руль.

– Я спрашиваю, ты последний? – загремело ему прямо в ухо.

– Вроде да, – очнулся от своих философских размышлений Стас.

– Запускать еще не начали?

– Нет.

– Ну и ладненько. Галка, тащи сюда мамашу, посадим ее здесь.

– Я тут не хочу. Дует. И солнце печет! – раздался вредный дребезжащий голосок.

– Зинаида Леонтьевна, а куда вы хотите сесть? – промурлыкал мужик и добавил что-то тихо сквозь зубы.

– На скамейку.

– Там занято, сядьте здесь.

– Не хочу. Поехали домой, мне тут не нравится.

– Не злите меня, мама!

– Это ты меня не зли, зятек! Сейчас вот возьму и откажусь! Да, слушайте все! Не нужна мне эта катафалка! Куда мне на…

– Ну, погодите, мама, дайте только домой вернуться! – просвистел мужик жутким шепотом.

– Да ладно, пошутила я, – сбавила обороты старуха. – Ты ко мне с уважением, и я к тебе.

– Я тебя уважу, я тебя так уважу, чумичка старая, змея! Всю кровь мне выпила, пиявка! А на дачу ты на чем ездить будешь, забыла? Будет она мне тут еще…

– Ох, Леша, не ел бы ты дома больше, ох, боюсь, не совладаю с собой! Как бы тебе борщом моим не подавиться!

– Не понял…

– Кто тебе жрать готовит, кто с детьми сидит, кто стирает, убирает, кто картошку садит?!

– Так, хватит. Заткнитесь оба, слушать меня! – В перепалку вступила высокая худая тетка в лиловом сарафане, похожем на ночную сорочку. Спорщики немедленно замолчали и подобострастно уставились на рефери. – Ты, мама, отстаешь от Алексея, сидишь, где угодно, подойдешь, когда позовем. Ты, Леша, стоишь тут и держишь очередь.