В углу комнаты сидят на диване две молоденькие девушки в длинных темных юбках. Они раскладывают какие-то бумажки по кучкам, обмениваясь иногда фразами на английском.

Одна девочка пухленькая и рыжеволосая, так похожая на мою Кристину, только постарше, а вторая — идеал американской красоты. Блондинка с ярко-голубыми глазами, стройная, с большой грудью, которую не очень хорошо скрывает просторный свитер, и с ярко- белыми зубами — эту кипельно белую полоску я вижу, когда она открывает рот. А ты, красавица, чего здесь позабыла?

Блондинка замечает, что я наблюдаю за ней. Улыбается во всю ширь красивого ротика и встает со своего места. Рыжеволосая, немного помедлив, встает следом. Обе девушки подходят и присаживаются напротив меня на диване.

— Ви первый раз здэсь? — говорит блондинка, очаровательно коверкая русскую речь своим английским акцентом.

— Да, — коротко отвечаю я. Игнорировать девчонок невежливо.

— Ми би хотели поговорить с вами о Боге, — продолжает блондинка, — я- сестра Эштон, а это — сестра Маклин…

— Говорите, — кто обещал, что ко мне не пристанут?

— Ви верит в Христа? — это уже рыженькая. Блондинка чуть морщит свой классический носик: она, видно, знает русский лучше рыжей.

— Да.

— Ми би рады били би видеть вас часто, чтобы рассказывать о Книга Мормона, — улыбка рыжей девушки. К сожалению, она не красит ее так, как красит улыбка блондинку, хотя, кажется, этот прием рыженькая переняла у нее.

— Я пришла с Робертом. Только и всего, — отвечаю как можно более равнодушно. Кажется, девочки из моих двух фраз поняли не все, поэтому начинают задавать вопросы и что-то мне рассказывать на плохом русском.

Я смотрю на них недоверчиво и раздраженно, но мормонки словно не видят этого. Продолжают повествовать об Иисусе, причем очень медленно и с остановками, чтобы подобрать нужные слова на русском. Блондинка говорит быстрее, но рыженькая вообще теряется.

Лучше бы рассказали, думаю я внезапно, как можно с достоинством перенести все испытания, полученные от Господа, и как перенести все счастье, отпущенное от него же. Не возгордиться и сделаться равнодушным к чужой боли, так что даже чеховский человек с молоточком не пробьется через бетонные стены счастья. Не озлобиться и не сломаться, не опустить руки, а идти дальше и дальше, по твоему пути, который другой никогда не сможет повторить? И хочется открыть рот и задать этим двум наивным американским девочкам жестокий Стасовский вопрос: «Ты зачем мне это все рассказываешь? Какова твоя цель?»

Накатывает усталость. Как обычно.

Я не произношу ни звука. Они не просто не поймут — не услышат мой вопрос. Потому что этому не научить, а можно только самому испытать на себе, и методом проб и ошибок выбраться из глубокой затягивающей воронки. Этому учит жизнь; дают советы умные книги, проверенные временем, а еще — сильные духом люди, но никак не юные девочки и мальчики из Америки, у которых и молоко на губах не обсохло. Мне — то что они могут сказать нового о Боге, кроме того, что написано в Библии — и что я могу прочитать сама? А анализировать я умею и намного лучше.

— Вы из Америки? — перебиваю их скудное повествование нелогичным вопросом.

— Да-а, — отвечает блондинка, — из штата Юта…

Что и требовалось доказать. Дали детям основные положения религии, вот они стараются со всем своим юношеским задором.

С одной стороны, хорошо. Занимаются общественно полезным делом, русскую тетку наставляют на путь истинный. Уж лучше, чем моя Лена…

Настроение портится безвозвратно.

— Девочки, можно, я посижу в тишине? Голова болит, — говорю резко. Американки переглядываются.

— Таблетку дать? — спрашивает рыженькая. Знакома с головной болью, видимо, не понаслышке.

— Мне нужна тишина. Тихо, — и прикладываю палец к губам.

Если они еще что-то мне сейчас скажут, я заору на всю комнату. И к черту вся вежливость и хорошее впечатление в любых глазах.

Но девочки отходят. Безразлично, что они обо мне думают. Минут пятнадцать сижу в полнейшем одиночестве. Наконец я вижу Роберта: он уверенными широкими шагами идет ко мне.

Вытаскиваю сотовый и смотрю, сколько времени. Тридцать пять минут выброшены из моей жизни. Сомневаюсь, что так долго можно осматривать ребенка.

— Вероника, извини, — Роберт второй раз берет меня за руку. Ладонь у него крепкая и теплая. Ладно, я готова простить все. Узнала же много нового? Узнала.

Какое-то движение в дверях.

В комнату входит худая темноволосая женщина в длинной болотно-зеленой юбке и светлой кофточке. Она оглядывается по сторонам, ее взгляд задерживается на Роберте.

— Роберт! — восклицает тут же. И лицо ее, усталое и чуть осунувшееся, вдруг ужасающе хорошеет.

А потом она видит меня рядом, видит, что Роберт держит меня за руку… Такую кристально чистую ненависть, не разбавленную никакими другими эмоциями, в свой адрес я встретила впервые в жизни в мормонской церкви, так пекущейся о добропорядочности своих прихожан. Кто бы мог предположить?

Сразу становится как-то неловко и неудобно, и стены комнаты начинают давить.

— Лена, здравствуй! — улыбка Роберта, как всегда, светлая и искренняя.

— Давно тебя не видела, — она больше не смотрит на меня. Все ее лицо, ее лучистые счастливые глаза обращены только к Роберту — и никуда больше.

Да что ж это такое…

Друзья! Почему все нормальные мужики либо заняты, либо… заняты?

— Мы же встречались на прошлой неделе? — совершенно наивно спрашивает ее Роберт.

Ну, тупо-ой. Даже я понимаю, в чем дело, хотя вижу эту женщину первый раз и меньше минуты.

— Да? А казалось, так много времени прошло.

— Бывает, — Роберт равнодушно смотрит на нее.

Как бы поточнее описать мое состояние?

Я же в шоколаде сейчас, так? Выбрали меня, а не ее, так? Я автоматически, назло Стасу и всей жизни, перехожу в разряд очень успешных и котирующихся женщин, так? Почему же мое впечатление от происходящего можно выразить лишь непечатным словом «хреновое»?

— Я бы хотела тебе кое-что сказать. Это две минутки, не при свидетелях. Хорошо? — она продолжает меня игнорировать.

Роберт, я понимаю, не в восторге, но вида не подает.

— Ты подождешь еще, Вероника? Прямо секундочку, хорошо?

А я могу сказать «нет»? И что тогда будет?

— Да, подожду, — еле размыкаю челюсти.

Они отходят в угол комнаты, я стою у порога. Даже смотреть на них не буду.

Одно дело, когда у тебя появляется принц всякий на белом коне. Но когда в наличии принц и другая принцесса, влюбленная в него очень страстно и безответно, то это уже, извините, совсем другая история.

Дура, решаю я. Наблюдаю за ними краем глаза, каюсь. В таком случае нужно поступать по-другому. Вероника, как нужно-то поступать, расскажи? Ты же у нас самый лучший специалист в этом деле.

Не специалист я вовсе. Но — по-другому. Не знаю как.

Лена так и не добилась от Роберта того, чего хотела. Вижу это по ее разочарованному и злому лицу. Она чуть не плачет.

Накрасилась бы, думаю я жестоко. Юбку дурацкую сняла. И вести стала бы себя иначе. Но и это не гарантировало бы сто процентного результата, давайте уж честно, потому что не только в этом дело. Не нравится она Роберту. И этого она пока не может изменить.

Их отношения чем-то похожи на наши со Стасом. Ох, Леночка, как же я тебя понимаю…

— А это кто? — спрашиваю я Роберта уже на улице. Пропустим чуть ли не слезное прощание прихожан с Робертом. Пропустим противного скользкого старикашку с искусственной белозубой улыбкой и благообразным выражением на лице, коим оказался мистер Беннет. И особенно не остановим внимания на буравящем мою спину взгляде Лены, который я чувствовала еще долго после того, как закрылась дверь квартиры мормонов.

— Ты о ком? — Роберт сама учтивость.

Этот вопрос слишком в лоб. Я ведь сейчас о Лене хочу узнать. Если процитировать Стаса, то «так дела не делаются».

Прямо философ, блин.

— Беннет, — говорю я. Все выясним потихонечку, иначе Роберт сразу поймет, что им интересуются, и будет ко мне так же снисходителен, как и к Лене.

Чело Роберта проясняется. Я серьезно.

— О, это замечательный человек, — говорит он.

Понимаю, что попала. Если не в точку, то в долгий монолог об исключительности данной личности.

— Он для вас с Марком сделал что-то важное, — я скорее утверждаю, чем спрашиваю.

— Да. Он один их тех, кто помог наказать одного человека за смерть моей семьи.

Вместо тысячи слов.

А ведь Роберт, получается, зависит от мормонов. Нет! Повязан узами долга и благодарности за то, что они для него сделали.

Элементарно, Ватсон. И пусть тебя не смущают, Вероника, эти буклетики и юные девушки. Все сложнее, чем тебе кажется, и религией здесь дело не ограничивается.

Этим можно объяснить и то, что Роберт бежит сломя голову по первому его зову со свидания, и то, как уважительно прощался Роберт со старейшиной. И меня ему показывал, ага. Не обошлось без смотрин.

Старейшина Беннет лучезарно мне улыбнулся и пожелал видеть вновь у него в гостях. Подразумевалось, что в церкви, конечно.

Гаденько мне, гаденько. Тут уже и Стас не кажется таким плохим. Пусть и злой у него язык, и всякие приколы надоели, зато ни перед кем не отчитывается. И любовница у него красивая, а здесь — просто ведьма какая-то. Заявляет права на Роберта, никем для него не являясь, по-моему.

— Тебе, Вероника, не понравились наши старейшины и сестры? — Роберт посмеивается.

О, уже приближаемся к главному вопросу.

— А ты думаешь, что эти дети могут мне что-то новое сказать о Боге? Они меня могут научить переносить сильную душевную боль? Они, которые и жизни-то не видели? А тебя как, Роберт, научили?

Мы неимоверно долго глядим друг другу в глаза, и кажется, что время застывает. На лице Роберта я вижу гримасу боли — и узнавания.

Его скорбное выражение лица, у меня — такое же. Понимаем друг друга без слов.

— Ты замечательная, Вероника.

— Спасибо. И вам того же.

— Это не комплимент. Просто ты…удивительная.

— Обычная.

— Нет…

Криво усмехаюсь. Если бы это сказал Стас, я бы была на седьмом небе от счастья. Слова Роберта, такие добрые и ласковые, согревают и радуют, но почему я не могу поверить им? Вечно чувствую подвох. Стас виноват.

Но вот в случае со Стасом подвоха не боюсь. Да, его язык иногда режет по живому, а насмешки на каждом шагу, но если он что-то говорит серьезно, значит — это серьезно. А здесь мягкая, как патока, улыбка и доброжелательность, но что за ними?

— А ведь ты с мормонами только из-за того, что они тебе помогли, так?

Роберт совершенно спокойно реагирует на мой провокационный вопрос, который не предназначен для первого свидания. И для десятого, впрочем, тоже.

— И наблюдательная еще… Ты права. В некоторой мере, и из-за этого. Но я и полностью согласен с тем, что говорит религия мормонов о Боге. Вероника, моя вера не так уж и плоха, как тебе кажется.

— Не горю желанием узнавать о твоей вере. Может, и не плоха. Но наличие большого количества учителей настораживает.

— Они же не учат тебя жить, они рассказывают тебе о Боге…

— Зачем? Я читала Библию.

— Ты — читала. А другие, к сожалению, не открывали даже. А так сестры и старейшины хоть как-то расскажут неучам о Нем.

Вероника, рот закрой! Иначе потеряешь своего кавалера.

Он мне нравится, вопреки всем этим заявлениям. Я не чувствую никакого давления, никакого навязывания своей точки зрения. Роберт верит, и все. И еще делает свое дело, помогая людям.

— А вы все верите в одно и то же? Нет разных убеждений? А Лена что думает о Боге? — знаю-знаю, что грубо. Но как мне подвести разговор к ней? Уже изнываю от нетерпения.

— Лена? — переспрашивает Роберт, — а при чем тут она?

Это вам ни при чем. А нам вот очень даже…

— Она же твоя знакомая? — ой-ей-ей, как некрасиво. Нины Петровны мне здесь очень не хватает. Она бы в секунду раскусила мормона, обезвредила старейшину Беннета и полностью взяла власть в клане мормонов в свои руки. Увы, я лишь ее жалкая тень, и этим вопросом, наверное, себя выдала.

— Я знаю Лену с приезда в ваш город, — равнодушно говорит Роберт. Больше ничего к этому не прибавляет.

И понимайте как хотите.

Становится несколько неприятно, чувствую, будто в груди леденит сердце чужеродный осколок. Что бы там ко мне эта Лена не чувствовала, какие бы эмоции не читались на ее лице, но я слишком хорошо знаю, как это — быть отвергнутой.