— Я… — у меня не было слов. Кажется, я даже заплакала. Все это время моя жизнь, если честно, походила на постепенно затягивающееся свинцовыми тучами небо. А сейчас, глядя на совершенно чужого мне человека, решившего взвалить на плечи заботы о моем любимом существе, ставшем мне таким родным и близким, я поняла, что от этого доброго поступка чувствую себя по-настоящему счастливой. Небо очистилось от туч, и взошло яркое-яркое солнце.

На лице Стаса отражались иные эмоции: злость с недоумением пополам.

— Да бросьте, Вероника, — сказал он негромко, — вы тут своими слезами и нервами язву точно растревожите. Быстрее выздоравливайте и забирайте свое непородистое чудо. Чувствую, он всю мебель у меня дома сгрызет со своей депрессией…

— Он не грызет уже ничего, он взрослый, — тактично умолчим о двух стульях и ножке стола в недалеком детстве Жужика, но он сейчас действительно взрослый и точно ничего не сгрызет. Наверное, — он очень любит грызть кости. Как все собаки, разумеется. Только кости я всегда варю перед тем, как дать. Если у вас есть время, и вы не заняты, конечно…

— Занят, — коротко и жестко ответил Стас. И через пару минут распрощался и ушел, оставив меня краснеть за свою болтливость.

И все же он мне понравился. Понравился своим умением держать дистанцию с человеком и в любой момент поставить его на место. Чувствую, в этом деле Стас — мастер. Этого так не хватает мне.

Впрочем, я не держу дистанцию по одной простой причине: я ищу любимого человека, если не сознательно, то подсознательно — точно. И отношусь к одиноким мужчинам — еще и симпатичным мужчинам, еще и таким, которые мне помогли — соответственно. Все наш различие в том, что этот человек не ищет и не искал себе никого: у него давно это есть. Что ж, чудненько. Порадуюсь за него и не буду навязываться.

В больнице с небольшой язвочкой я пробыла около двух недель. Новый учебный год наступил без меня, и школа этого почти не заметила. Ничего удивительного, цветов и демонстраций в мою честь не ожидала ни от кого.

Несколько раз приходила Маринка, другие подружки, один раз забежала даже Роза Андреевна. В больнице мне было еще больше одиноко, чем дома с Жужиком…

Жужик. Стас мне ни разу так и не позвонил, хотя знал мой телефон, сам записал в свою телефонную книжку. Я тоже не звонила. Отчасти из-за того, что не хотела показаться навязчивой, отчасти потому, что почему-то поверила этому человеку. Его суровое лицо с холодными и пронзительными серыми глазами и волевым подбородком было жестким и замкнутым, но это было лицо человека, который привык отвечать за свои поступки.

Выписаться из больницы побыстрее было очень легко. Я сдружилась с врачом, подарила кое-что нужное кому нужно, и меня, как и просила, отпустили долечиваться домой пораньше. Долго лечиться здесь я не могла себе позволить. Меня ждали школа и Жужик. Зная свой дурацкий характер, я понимала: не смогу лежать в больнице, если каждую минуту думаю о том, что моя собака мешает спокойной жизни чужому человеку, что он обязан заботиться о ней. Да, характер у меня еще тот. А от дурацкого характера — все беды, так и знайте.

Выписка будет готова к одиннадцати. Я уже сложила все вещи, приготовила деньги, чтобы заплатить за проезд, сложив всю мелочь из кошелька в карман. Кошелек из дома, наряду с остальными вещами, кроме подаренных чашки и тарелки с ложкой и привезенного из моей квартиры Стасом сотового (теперь всегда буду брать телефон с собой, даже если нужно выйти всего на минуточку на улицу), принесла Маринка. Остается только ждать. Ан нет. Теперь имею право.

Почти две недели я беспокоилась о Жужике, но позвонить и узнать, как дела, было выше моих сил. Я извертела в руках бумажку с телефоном. Стас предусмотрительно оставил мне ее, узнав, что все мои родственники живут в другом городе. «Вдруг что-то понадобится, Вероника. И пса своего заберете у меня». Мне много бы понадобиться могло, но я так и рискнула набрать номер, который я все-таки перенесла в сотовый. Вдруг бумажечка, так бережно хранимая мною, потеряется? С бумажонкой ничего не случилось, конечно, кроме того, что я ее хорошенько помяла.

— Тебя никто не подвезет? — ко мне подходит тетя Тамара, соседка по палате. Ей слегка за семьдесят, это бодрая дачница с красивой сединой в густых русых волосах.

— Нет, — качаю головой я, — уже и так всем надоела. Я сама очень хорошо доберусь.

— А тот молодой человек, который тебе помог? — тетя Тамара жаждет любовной истории, но я ее разочаровываю:

— Он нашел меня на улице и вызвал скорую. Я его не знаю.

— Так, может, что и выйдет? — надеется тетя Тамара.

Я грустно улыбаюсь.

— Нет, тетя Тамара.

— Ты — большая пессимистка. Понимаешь? Оптимистичнее надо смотреть на жизнь. Вот и язвы не будет…

Я вновь грустно улыбаюсь. Что толку от розового оптимизма? Кто-то из умных и знаменитых сказал, что оптимизм — это недостаток информации. У меня ее более чем достаточно.

— Тетя Тамара, все будет хорошо. Больше я сюда не попаду. И обязательно выйду замуж, — радостно отвечаю я. Для вас, тетя Тамара, любой каприз.

— Вот так-то, — кивает мне тетя Тамара, а мне смешно. Раньше, до болезни, я думала, что люди сами делают свою судьбу. И сейчас уверена в том же. С одной поправкой на огромную важность характера и чувств, которые согревают твою душу. Или разъедают ее, как кислота.

Наверное, у меня этой кислоты в избытке, и любые аффирмации, в которые свято верит тетя Тамара, уже не действуют.

Верчу в руках телефон. Я же говорю — сейчас имею право. Подальше ухожу от интересующихся ушек соседок и, не раздумывая, набираю номер.

— Слушаю. — Коротко произносит Стас. Ничего лишнего, никаких эмоций по поводу моего звонка. Я даже давлюсь от внезапно нахлынувшей белой зависти. Вот почему я так не могу?

— Стас, это Вероника, — это мой голос звучит так испуганно? Мда…

— Да, Вероника, я понял. Слушаю.

— Я сейчас выписываюсь. Стас, мой пес у вас? — задаю вопрос и пугаюсь, ожидая молчания в трубке, или отрицательного ответа, но Стас говорит бодро:

— А где ему быть? Со мной. Отошел немного, кушает хорошо, мы даже общаемся неплохо. Вероника, вас забирают из больницы?

— Нет, я сама…

— Так и думал. Подождете немного? Заберу вас, как раз собаку передам.

— Да, конечно.

— Вы все там же?

— Да, — теряюсь я.

— Буду минут через двадцать. Приеду — позвоню. Отбой.

Короткие гудки приводят меня в чувство. Этот ли человек держал за руку прекрасную девушку в пиццерии? Собранный, энергичный, четко задающий вопросы. И опять не сказал ничего лишнего. Никаких слов, за которые я могла бы ухватиться и подумать, что хоть капельку нравлюсь ему. Все-таки бегали, считай, бок о бок несколько лет.

Реальность возвращает меня к суровой правде. Бегали, и еще побегаете столько же. И что с того? С какой стати ты должна хоть чуточку понравиться? Тем более, у него такая красивая подруга…

Чувствую себя Золушкой в сказке о Василисе Прекрасной. И все дело-то в том, что в этой сказке Золушка — лишняя.

Ну и ладно, уйду в свою сказку. Там-то мне точно будут рады.

И остается лишь забрать у Стаса Жужика. Как мне отблагодарить его за хлопоты с собакой? А их было немало, могу точно сказать, зная Жужика. Сколько дать денег Стасу? Да какие деньги? У него и джип, и квартира в хорошем доме, кирпичном, с огромными комнатами. Там, кажется, и консьерж имеется, но я не уверена.

Сделать дорогой подарок? Насколько дорогой? И что подарить?

Чувствую, что голова начинает раскалываться, а язва дает о себе знать туповатой болью. Хватит, на месте разберемся.


После оформления всех документов я с сумками выхожу на улицу. Солнечный сентябрьский денек. Стас стоит, прислонившись к своей машине, разглядывает облака на небе. Рубашка заправлена в джинсы, ворот ее расстегнут, хотя на улице совсем не жарко, и я сама в теплом свитере. Одежда украшает Стаса, ладно сидит на его тренированном теле. О, выглядит он отлично. И я тут же думаю о том, как же выгляжу сама. Сто процентов, лицо бледное и измученное, я не накрашена, разумеется, волосы собраны в дурацкий пучок. Режиссер, занавес! Актерка не хочет выходить на сцену…

Стас видит меня и грациозно подходит. Да-да, грациозно. А вот я совсем не грациозно спускаюсь с лестницы. Ай, да что там. Меня не волнует.

— Все нормально, здоровы? — дружелюбно говорит Стас, забирая у меня сумки. Он легко несет мои вещи к машине, а я семеню следом за ним. Неужели прокачусь на его обалденной машинке? «Неужто на нашей улице праздник?» — вредничаю я. Однозначно, праздник.

— Да, все хорошо, — говорю я. А что еще сказать?

— Я довезу вас до своего дома, загружу собаку, и к вам, — деловито размышляет вслух Стас, а я молча киваю, — с псом все отлично, будет счастлив, что хозяйка вернулась.

— Да. — Больше говорить не о чем. Остаток пути мы едем в молчании.

Я кошусь на руки Стаса. Он плавно и будто с ленцой ведет машину, сильные пальцы почти расслабленно лежат на руле. «Вот везет же той красотке», — думаю я. Отвожу взгляд и больше никуда, кроме дороги, не пялюсь. Очень красивые руки, и небольшие шрамики не портят совсем.

Машина плавно тормозит около дома Стаса.

— Вероника, вам лучше выйти из машины. Пес от радости все подерет, — бросает на ходу Стас, открывая свою дверь. Я покорно выбираюсь.

И вот он, долгожданный миг. Жужик застывает на несколько секунд, будто не веря, срывается с места, тянет поводок так сильно, что Стас выпускает его из своей руки. Пес со всех ног бежит ко мне. Он узнал. Он безумно рад, он вертится вокруг меня юлой, гавкает, встает на задние лапы… Сейчас еще немного, и я заплачу от счастья. Присаживаюсь и крепко обнимаю Жужика.

— Жужа моя дорогая…

У Стаса в руках какой-то пакет, он приподнимает его, показывая мне.

— Я сложил остатки корма и игрушки. Купил ему парочку, да он толком- то и не играл. Плошки для еды тоже сложил. Мне не нужны, а вам пригодятся. Пойдем! — это он уже Жужику. Пес обезумел от радости, как и я, но нас отрезвляет голос Стаса, звучащий резковатым, командным тоном.

— Пойдем! — Стас открывает дверь джипа, и пес покорно прыгает на заднее сиденье. Я увидела: там подстилка для него. Ну ничего себе. За две недели так вымуштровать собаку. Раньше он на машины только гавкал.

— Садитесь, Вероника, — Стас непринужденно открывает мне дверь джипа, будто ухаживать за незнакомыми женщинами ему легко и привычно. А ему и правда легко и привычно это делать, вдруг понимаю я. И как-то становится противненько. Я в печали: что-то странное творится в голове. Хотя чего странного? Обычная история, замарашка встречает королевского сына. Об остальном легко догадаться.

До моего дома можно бы было и пешком отсюда дойти. Жужик смирненько сидит на сидении сзади, и я успеваю только спросить:

— Надеюсь, он вам не очень помешал?

— Первую неделю он просто лежал, не ел почти, а когда я шел с ним гулять, рвался с поводка. Потом пообвык, — Стас пожимает плечами, — я его и на дачу с собой возил, и на шашлыки… Побегал там, мяса наелся. Конечно, непросто к вашему псу было подход найти, — продолжил Стас, паркуя машину. Затем он повернулся ко мне и закончил с такой улыбкой, от которой у меня захватило дух:

— Но я все-таки нашел этот подход.

— Ага, — только и ответила я. Больше ничего мне в тот момент, увы, в голову не пришло.

А потом вовремя вспомнила, что долг платежом красен.

— Стас, вы мне очень помогли, — храбро начала я, не зная, как подвести все дело к плате за добрые дела.

Стас чуть прищурился.

— Вы о чем, Вероника? Никак меня благодарить решили?

— Да, вы столько…

— Забудь, — этот жесткий тон стал для меня ушатом холодной воды. Благодарности всякие подразумевают еще встречи, хотя бы одну — точно. А Стас встречаться со мной больше не желал. Конечно, эту реплику можно бы было объяснить и смущением, и еще какими-нибудь альтруистическими чувствами. Но с одной поправкой: этот человек не привык смущаться. Никогда. Я это понимала.

— В любом случае, я остаюсь вам должной, Стас. Если что-нибудь в моих силах, с удовольствием вам помогу. — С этими словами я открываю дверь и выхожу из машины. Я все сказала, что хотела, а уж его дело, как реагировать.

Стас открывает заднюю дверь машины, и Жужик живенько прыгает на землю. Стас ловит конец поводка и отдает мне.

— Точно сами дотащите все? И собаку доведете? — он хмуро озирает мои сумки.