Поцеловала его в щеку и отправилась в зал, тем более что начала замерзать. Максим не стал ее останавливать.

А не капитуляция — так долго сбрасывать звонки, а потом сказать: «Извини, милая, ты что-то хотела?»? Сегодня я добрый, давай, поздравляй меня! Черт, как же жарко в этом свитере! Зима… Она в любом случае не начнет разговор с выяснения причин, по которым он столько времени ее игнорировал…

Макс сам не заметил, как решился нажать кнопку вызова. Весь, всем своим существом был на телефонной линии. Открыть глаза, закрыть глаза — не важно, все равно видишь одно и то же. Длинные редкие линии пунктира, светло-серые на черном фоне. Неужели, она не ответит? Четвертый… Пятый…

Наташа подняла трубку и даже не стала говорить «Алё».

— Привет, — начал Макс.

— Привет, — сказала она так же доброжелательно, но гораздо увереннее, чем он.

— Извини, ты, наверно, хотела меня поздравить, а я так по-хамски отключаюсь…

Вот бред, Максим уже жалел о том, что делает! Напрашивается на поздравления! Еще и извиняется! Все делает не так, как должен!

— Милый, я так давно мечтала услышать твой голос, — звучало в трубке спокойно и с улыбкой. — Я не хочу сейчас тратить время на поздравления.

— А я не хочу тратить время ни на что другое, — выдавил из себя мужчина.

Наташу, кажется, это ни капельки не задело.

— Отмечаешь с пацанами?

— Да.

— У нас в клубе?

— Нет, в кафе.

— Здорово. Молодцы. Как у тебя дела? Я знаю, что ты теперь правая рука директора в школе, и что за клуб рассчитался. Я так за тебя рада! Поздравляю! И с днем рождения тоже.

— Спасибо.

— Я тебе желаю беспрепятственно достичь всех высот, на которые ты нацелился, и не потерять себя. Ты лучший мужчина в мире. Оставайся таким навсегда!

— Я постараюсь, — нескромно ответил Макс.

— Ладно, отдыхайте, — сказала Наташа, и Максим закрыл глаза. — Хорошо вам повеселиться! Пока!

— Пока, — повторил он.

И все? А как у тебя дела? Как твои пробы? Как ты провела праздники? И самое важное: у тебя там кто-то есть? Я люблю тебя. Даже если сказать это вслух — никто не услышит. Определенно, теперь это на самом деле чистая страница. Она даже не сказала, что любит его. Не хотела врать. И, наверняка, не сказала о своей личной жизни, чтобы не портить ему праздник. Может, она и писала ему об этом по Интернету, только он не читал. Если бы у нее никого не было — она бы бросила все и примчалась бы хоть на день! Он-то ее хорошо знает: она же чокнутая, смелая… И такая незабываемая любовница! Если бы предвидел, что она кому-то достанется, ни за что бы не показал ей столько граней интимной жизни!

Так нелепо: когда набрал ее номер — на что-то рассчитывал. В глубине души ждал, что сейчас они помирятся. Что сейчас она примется выть, что не может без него, и он, так и быть, уступит ей.

Опираясь локтями на бетонный барьер балкона, машинально играл с пустым бокалом. Ставил его и так, и сяк, и на ножку, и вверх донышком, и стучал, чтобы послушать звук. Столкнул бокал пальцем, и тот, неуклюже попытавшись ухватиться своей ножкой за край обрыва, все же безнадежно полетел со второго этажа вниз, вскрикнув на прощанье пронзительным острым звоном.

— Ну, как? — тихо поинтересовалась Инесса, когда Макс вернулся за стол.

Друзья уже наливали ему «штрафную».

— Вроде, у нее все неплохо, — сообщил мужчина, имитируя лояльность. — Голос такой спокойный, мирный… Кажется, ей все равно, что я так долго не отвечал на ее звонки. Поздравила, и все.


…

Ни в один из фильмов Наташу не взяли. На первых пробах к историческому фильму она, как ни странно, была первой претенденткой на главную роль, ведь у нее уже есть маленькая, но весьма весомая историческая зарисовка с нею в роли королевы Анны Австрийской. Но ей отказали, честно мотивировав это тем, что персонаж — француженка — не может иметь такой ужасный акцент. Наташа почти не расстроилась. Наоборот, этот отказ был только стимулом к самосовершенствованию. Наташа стала просить всех подряд знакомых французов о маленькой услуге: научить ее правильному языку. Теперь любую свою фразу, даже приветствие, простой вопрос или ответ она повторяла несколько раз, пока собеседник не оставался доволен ее речью. Дима только завидовал ее упорству. Она поклялась, что добьется идеально чистого произношения.

— Да, в сентябре я вернусь в Россию, — говорила она, — и может, во Франции больше никогда в жизни не появлюсь, но я хочу владеть этим языком в полном совершенстве! Мне это нужно не для того, чтобы получить здесь какую-то роль. Мне это нужно, чтобы не потерять уважение к себе. Это будет моя гордость, мое достижение. Я упустила шанс с фильмом и должна сделать что-то для себя взамен.

С ее прекрасным музыкальным слухом стопроцентно повторить французскую речь не стало сложной задачей. Оказалось, надо было просто поставить перед собой такую цель. Глупая, не подумала об этом раньше. Но не жалеет ни о чем. Се ля ви.


Максим не поднимал трубку, и с каждым днем Наташино беспокойство становилось все отчетливее. Он обижен, это понятно, но когда же это закончится? Когда он даст ей шанс вымолить прощение? Наташе становилось холодно от мысли, что ждать придется как минимум до сентября, до окончания французского путешествия, а то и, может быть, до следующей зимы. Он упрям, и, может, ему самому больно, но с каждым годом он все больше походит на капризного ребенка. Она звонила ему ежедневно. Домашний телефон Максим, кажется, выключал из розетки, иначе Наташины нудные ночные звонки не оставили бы его равнодушным: невозможно спать, когда телефон ускоренным международным звоном вмешивается в твою ночь несколько раз подряд по две-три минуты! А в клубе к телефону подходили только мама или папа. Возможно, Макс и стоял там рядом… Жаль, что звонок из другого города можно опознать еще до поднятия трубки.

На сотовый она однажды прозвонилась, зашифровав свой номер, но, едва услышав ее голос, Максим прервал соединение. Решила, что лучше играть в открытую и так не прятаться, ведь иначе он еще больше будет раздражаться. Пусть Максим знает, что он нужен именно ей. В этом нет ничего плохого.

Про любимого ей рассказывала мама, так что Наташа знала и о том, что он теперь заместитель директора в школе, и о том, что он больше не хочет иметь с ней ничего общего. Девушка пыталась общаться с Максимом через Евгению, и мама со своей стороны старалась помочь, но вскоре извинилась:

— Ты далеко, но мы-то видимся с ним почти каждый день… Я не хочу испортить с ним отношения. А ничего, кроме этого, у меня пока не получилось. Пытайся сама. Твой муж такой человек, который не пускает посторонних в свой внутренний мир.

Ничего удивительно не было в том, что пробы во второй фильм Наташа завалила сама. Не выучила роль и не смогла отключиться от своих проблем. Казалось, это первый — и самый главный — шаг на пути в Сочи. Стало тяжело общаться с сокурсниками и даже с лучшей подругой Астрид, немкой: мысли были лишь о Максиме, и хотелось одиночества. Только Дима каждый вечер за барной стойкой кухни был ее персональной «жилеткой».

— Секс так много значит! — рассуждала Наташа, попивая вино холодной зимней ночью. Дима выложил на тарелку десяток миниатюрных круассанов и поставил перед подругой. Наташа машинально взяла один, но есть его так и не стала. — Мне кажется, если все отлично в постели, то все отлично и в остальном. У нас с ним бывают ссоры, даже скандалы; иногда мы расходимся во мнениях, иногда кричим друг на друга. Но если меня спросят: «Как у вас с Максом?», я искренне отвечу: «Все отлично!» И, Дима, все, действительно, отлично! У меня нет на него ни одной обиды, ни одной претензии!

— Может быть, и скандалы для вас — это не проблемы, а развлечения? — предположил Дима. — Ну, знаешь, чтобы не было скучно. Чтобы не было рутины. И тогда, если вы оба воспринимаете скандалы именно так, обид и не остается. Гармония.

— Дим, ты знаешь, — начала девушка несмело, потупив глазки, — уж чего-чего, но гармонии у нас нет. Он хочет обычных семейных отношений. Я не знаю, почему он позволяет мне жить далеко от него. Честно — не знаю. В его чувствах я не сомневаюсь, в его верности — тоже. И вроде я люблю его… Точнее, не «вроде», а сто процентов! Я хочу, чтобы он был счастлив, и я знаю, что нужно для этого сделать… Я боюсь. Сейчас он в восторге от меня, скучает, я ему не приедаюсь. А что будет, если вся эта байда с учебой в институтах закончится? Блин, — вздохнула и исправилась: — не «если», а «когда»… Сейчас у меня есть выбор: бешеная страсть или семейный быт. Но через два с половиной года этого выбора уже не будет. Я обещала ему вернуться, и я это сделаю. Что будет дальше — я не представляю. Понимаешь? НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ. Думаю об этом, пытаюсь включить фантазию, интуицию — и ничего не вижу. Никакой картинки. Как будто я получу диплом, приеду в Сочи — и моя жизнь оборвется.

У Наташи вдруг потекли огромные слезы по щекам, какие-то глупые, необоснованные слезы — наверно, это из-за нервных переживаний последних дней. Словно пытаясь что-то оправдать другу, Наташа неосознанно повысила голос и, смущенно протирая мокрые глаза, затараторила:

— Я люблю его, Дим! Я не могу себе представить жизни без него! И с ним — тоже не могу себе представить! Я хочу иметь с ним детей — я это точно знаю! Но картинки об этом не могу вызвать даже в мечтах! Я понимаю, что это будет, головой понимаю! Но КАК это будет..? — окончательно разревелась и, вздрагивая от всхлипываний, закрыла лицо руками и зашептала: — Я боюсь этой пустоты…


С каждым днем, с каждым часом Наташин психоз набирал обороты. Ее все раздражало — и внимание окружающих, и их невнимание. Она могла в досаде пнуть ступеньку, если спотыкалась об нее, задумавшись о чем-то. Ее нервировал мокрый снег, и вода в ванной никак не настраивалась на нужную температуру. Она постоянно резалась ножом и кололась вилкой, а ложка всегда падала на пол. Она писала Максиму душераздирающие письма, а мама сказала, что он их, не читая, удаляет. О, если бы у него был автоответчик!!! Наташа бы ему что-нибудь туда сказала, и он растаял бы моментально, все же послушав ее голос!

Каждый день Наташа начинала с мысленного аутотренинга: сегодня его обида закончится, сегодня он поднимет трубку. Он не может злиться так долго! Откладывала телефонный звонок на «после уроков» под предлогом того, что у него — школа, и у нее занятия, и ей нельзя волноваться, ей нужно сосредоточиться на учебе. Иногда честно признавалась самой себе, что просто боится с утра наткнуться на «отбой». Часа в четыре дня (у Максима тогда шесть вечера) дрожащей рукой набирала его номер и понимала, что ничего не изменилось. Все так же, как и вчера. «Нет, я не из тех, кто так легко сдается!», — убеждала она себя и через несколько часов звонила еще раз — долго и нудно, чтобы он проснулся. Потом были слезы, неуверенность в себе, разочарование. Потом — отчаяние и истерика. У Наташи больше не было сил жить, и обессиленная — она засыпала. А утром улыбалась в постели: сегодня он точно поднимет трубку! Каждое утро лишь приближает Наташу к тому моменту, когда Максим все же сдастся!

Дима не оставался в стороне: Наташа же живет в гостиной! Ее диван — первое, на что натыкаешься, вернувшись домой.

— Ты потрясающе сильная женщина, цветочек! — подбадривал он ее нежным голосом с иронией. — Ты можешь все! Вечером страдать, утром — быть счастливой… И что самое важное: ты это делаешь по своему пожеланию!


Ладно, неделя — нормальный срок для обиды. Уже две? Ну, в принципе, две — тоже не так уж и много. Он же все-таки сильно расстроился из-за того, что она не сможет приехать! Заканчивается третья? Время летит очень быстро: три недели — ерунда…Уже полтора месяца. Наташа, наверное, терпела бы еще долго, но с толку сбивает то, что послезавтра у него день рождения. С тех пор, как окончила школу, она еще ни разу не отмечала с ним день рождения, а заодно и день влюбленных… А в этот раз она даже не сможет его поздравить — он просто не поднимет трубку.

Сегодня пятница. Дима вернулся довольно поздно: он человек деятельный, с постоянно бьющим фонтаном идей — он готовится снимать очередную «ленточку». Спит Наташа или умерла — он сразу не понял.

Подошел к дивану, присел возле завернутого в два пледа тела и тронул девчонку за голову.

— Цветок, ты жива?

Оказалось, она даже не спала, просто была в прострации. Она что-то буркнула в ответ, и Дима по доброте душевной принялся ее лечить:

— Давай, лапонька, поднимайся, попьем чайку, поболтаем. Все придет в норму.

— Я ничего не хочу, — ответило тело, не шевелясь.

— Вот именно поэтому и поднимайся!

— Ты не понял?! Я ничего не хочу! — заорала Наташа.

— Прости, — обиделся мужчина. — Мне жалко видеть тебя в таком состоянии, вот и все.