От слуха Донала Рая не ускользнули горькие нотки в голосе молодого человека, но он сделал вид, что ничего не заметил. «…Наверняка Карим-аль-Малика влюбился в Зейнаб. Да и могло ли быть иначе? Будь я моложе, я сам не избежал бы чар этой красавицы. Может, даже я и влюбился в нее.., немного. Ведь дева была обворожительна…»

— Так куда же ты теперь направляешься, юный мой друг? — невозмутимо спросил Донал Рай.

— Вот только загрузим трюмы тем, что ты приготовил для нас, — и тотчас же домой, в Алькасабу Малику. Вскоре я должен жениться. Конец плаваниям — ну, может, лишь изредка, для развлечения, стану я выходить в море… — И Карим принялся подробнейшим образом рассказывать о слонах, которых он взял на себя смелость купить вместо ездовых верблюдов, потом в красках описал торжественное шествие огромных животных через парадный Зал Калифата.

— Потрясающее это было зрелище, Донал Рай! Идея принадлежала моему старшему брату Айюбу, он надоумил меня купить этих толстокожих гигантов, сам выбирал…

— Превосходно! Восхитительно! — восклицал ирландский торговец. — Ты сделал мне честь, Карим! Мне вовек не рассчитаться с тобою! — Немного помешкав, спросил:

— Так ты женишься? И кто невеста?

— Ее имя Хатиба. Больше я ничего о ней не знаю. Таковы наши обычаи, Донал Рай. Я не увижу ее лица до самой свадьбы — покрывало я подниму лишь в спальне моего дома. Мать, правда, говорит, что она хороша собою, — мне остается лишь полагаться на нее..,. Отец мой вне себя от радости, что я наконец-то решил остепениться и подарить ему новый выводок внучат. Девушка вполне для этого годится. Мне же все равно. Я исполню долг по отношению к семье. К Хатибе же буду относиться с уважением, как к матери моих сыновей… — Лицо его было непроницаемо-равнодушным, словно маска.

В Эйре они пробыли недолго. Карим наотрез отказался посетить дом Донала Рая. Лишнее напоминание о Зейнаб было бы для него невыносимо. Образ ее и так навсегда запечатлен в его сердце. С Аллаэддином-бен-Омаром творилось нечто похожее, ведь он мечтал жениться на маленькой Оме. Зейнаб даже дала девушке разрешение на брак с избранником, ведь она вправе была распорядиться служанкой, как ей заблагорассудится. Ома сама отказала ему…

— Дело не в том, что я.., не люблю тебя, — говорила она Аллаэддину. — Но не могу же я оставить госпожу одну в незнакомой стране! Ведь она спасла меня от ужасной доли и скорой смерти! Я слишком многим ей обязана…

Зейнаб же, со своей стороны, убеждала подружку, что та имеет право на брак, но Ома была непоколебима. Расставаться с Зейнаб она не желала нипочем. И Аллаэддину-бен-Омару пришлось смириться: по законам ислама для брака требуется обоюдное согласие и жениха, и невесты. Кто бы ни был против — делу конец…

«И-Тимад»и «Инига» отчалили от туманных берегов Эйре и угодили в самую непогоду. Карим с горечью вспоминал прошлогоднее плавание по спокойной водной глади под лазурными небесами… Когда же они наконец причалили к родному берегу, Карим прежде всего тщательно осмотрел трюмы — не подмок ли груз? — и лишь потом направился в отчий дом. И отец и мать тепло приветствовали его, радуясь, что сын цел и невредим.

— Твоя свадьба назначена в новолуние месяца Рабия, — объявил отец. — Поскольку Гуссейн-ибн-Гуссейн — житель гор, церемония состоится здесь, в Алькасабе Малике, в нашем доме. Отсюда ты и повезешь жену домой.

— И, разумеется, мы во всем будем держаться традиций, отец? Я не увижу лица невесты до тех пор, пока она не войдет в спальню, чтобы там отдаться мне? Бедняжка! Ведь девушку выдают замуж за незнакомца, да еще и за чужака, увозят из родного дома! Должно ли непременно так быть? Почему бы мне не встретиться с девушкой хотя бы разок — под присмотром обеих наших матерей? — спросил Карим.

— Поезд Гуссейна-ибн-Гуссейна прибудет в город лишь накануне церемонии, — отвечал сыну Хабиб. — Ты можешь насмехаться над обычаями, Карим, но мы подчиняемся им всю жизнь. Так уж заведено, таков порядок! И теперь, когда тебе предстоит стать почтенным женатым мужчиной, не худо бы подумать над жизнью, сынок. Как ты будешь воспитывать детей, если сам станешь попирать вековые традиции? Беззаботная юность миновала. Карим, пришла пора стать мужем и отцом семейства. А отнестись к этому нужно с превеликой серьезностью, — закончил Хабиб.

А позже, оставшись наедине с матерью. Карим сказал:

— Понимаю, почему я пространствовал все эти годы… Боюсь, я пошел не в отца. В моих жилах кипит кровь беспокойных моих предков-северян, мама! — Он с любовью поцеловал ее в щеку.

— Твой дед был почтенным землевладельцем! — возразила мать.

— Но ведь его брат, а твой родной дядя Олаф, ушел ,же в плавание, а? Настоящий викинг! Я же помню, ты рассказывала нам как-то о нем — мне и Джафару, когда мы были малышами, — напомнил ей Карим. — Ты же сама говорила, что ему не сиделось на земле и он выбрал море…

— Но прошло ведь так много лет… — уклончиво заговорила Алима. — Память моя уже не та, что прежде…

— С твоей памятью все в полном порядке, мама! Возможно, я совершаю ошибку, решив жениться. Может, я вовсе не создан для брака!

— Может быть, — подхватила Алима, — ты не позабыл своей Зейнаб… А лучший и испытанный способ избавиться от старой любви — это полюбить вновь, сын. Ты опрометчиво позволил себе отдать сердце той, что принадлежит калифу, и даже если опозоришь семью, вернув данное слово Хатибе-бат-Гуссейн, Зейнаб все равно не станет твоею… — Она завладела руками сына, а глаза ее, синие, как у Карима, печально глядели на него:

— Карим, проснись! Ты должен покориться судьбе!

— Будь проклята такая судьба! — горячо воскликнул он.

Алима много лет не слышала такого отчаяния в голосе сына. Казалось, он ополчился против самих Небес! Сердце Алимы болезненно сжалось… Он и впрямь на удивление схож с дядей Олафом, которого, несмотря на то, что прошло так много лет, она великолепно помнила! Он когда-то любил, а избранницу отдали другому. Олаф так и не стал после этого счастливым… Таковы уж некоторые мужчины — любят лишь раз. В тот страшный день, когда были убиты родители, а она с братишками и сестрами пленена, дядя Олаф был далеко в море… Так и не узнала Длима, обрел ли этот неугомонный викинг счастье… А обретет ли счастье ее сын?..

— Жизнь не всегда дает нам то, чего мы желаем, — спокойно заговорила она. — Ты дал согласие на этот брак, Карим, и отец дал слово. Хатиба никогда не превратится в Зейнаб, но будет твоей женой. Ты решил это много месяцев назад. Ни отец, ни я тебя не принуждали. Это твое собственное решение. Тебе давно пора было жениться. Возможно, когда ты почувствуешь ответственность за жену и детей, ты перестанешь сам вести себя словно балованное дитя, Карим. А теперь оставь меня! Ты заставил меня разгневаться, и мне необходимо взять себя в руки прежде, чем меня увидит Хабиб, иначе он тотчас же поймет, что ты совсем не тот, кем он тебя считал!

Поднявшись, он покрыл поцелуями руки матери и тотчас же удалился. Горько улыбался он, уходя… Да, она совершенно справедливо отругала его! Он не помнил, чтобы прежде она так гневалась. Мать всю жизнь была самым яростным его защитником с самого раннего детства, но и суровейшим критиком. Он чувствовал, что она любит его сильнее, чем остальных своих детей, хотя Алима никогда бы в этом не созналась. И на этот раз мать совершенно права! Вне всяких сомнений! Он горько сожалел о себе самом, ни секунды не подумав о девушке, назначенной ему в жены… Она ведь готовится к свадьбе, питая надежды, подобно всем своим ровесницам, на семейное счастье, на везение, на милость Аллаха… Она волнуется, переживает, — она даже, наверняка, трепещет от страха! И его мужской долг — успокоить ее, утешить, приветить, полюбить… Полно, да сможет ли он полюбить ее? А может, мать права, и он ведет себя подобно избалованному ребенку?

Карим направился навестить сестренку Инигу, которая носила уже под сердцем своего первенца. Юная женщина вся светилась — такого безмятежного счастья он никогда прежде не видел на ее милом лице. Что случилось с его дорогой девочкой, с той Инигой, которую он помнил? Он почти не признал сестру в этой кроткой и женственной красавице.

— Ты опечален. Карим, — в голосе сестры звучали материнские интонации. — Твое сердце оплакивает Зейнаб, правда? — Нежные пальчики коснулись его щеки. И вдруг Карим чуть было не разрыдался. С превеликим трудом сдержавшись, он кивнул:

— Но у меня есть обязательство перед Хатибою-бат-Гуссейн. Дабы не запятнать честь семьи, я обязан выполнить обещание, но что, если мне так и не удастся полюбить ее, сестренка?

— Может, ты не полюбишь… — честно отвечала Инига, — но мой брат, которого я так люблю и кем всегда восхищаюсь, станет добрым мужем. Карим… Ежели тебе не суждено полюбить Хатибу, ты будешь нежен и добр с нею. Она никогда не будет чувствовать, что ею пренебрегают. Ну не думаешь же ты в самом деле, что Джафар и Айюб любят всех своих жен! Браки для того и заключаются, чтобы появлялись дети, а еще — чтобы укреплять связи между знатными семьями. Какой ты неисправимый романтик, Карим!

— А Ахмед любит тебя? — требовательно спросил он.

— Думаю, что любит, но ведь нам с ним на редкость повезло. Но это вовсе не значит, что в будущем он не полюбит другую женщину и не женится снова, — сказала разумная Инига.

— И отец любит мать… — продолжал гнуть свою линию Карим.

— А вот госпожа Музна ему всего лишь нравилась! На их браке настоял дедушка, Малик-ибн-Айюб, — методично добивала его Инига.

— Иными словами, — усмехнулся он, — брак — всего лишь дело случая. Кому-то везет, кому-то нет…

Инига заулыбалась:

— Вот именно, Карим! Но брак похож еще и на плавание по морю. Никогда ведь не знаешь, что тебя ждет… Если Хатиба окажется хорошенькой и добронравной, то плавание будет приятным, а море — тихим…

— Ну, а если у нее лицо точь-в-точь как у кобылицы из конюшен ее отца, да к тому же верблюжий норов, то корабль разобьется в щепки! — Карим хмыкнул. — Да, утешила ты меня, сестренка, нечего сказать…

— Мама говорит, что Хатиба очень хорошенькая. Она же виделась с нею, когда сопровождала отца в гости к Гуссейну-ибн-Гуссейну в горы. Они же вместе договаривались о свадьбе! У невесты черные косы — и при этом светлые глаза…

— Матери не лучшие судьи сыновним невестам, малышка…

— Ну так, может, я шепну тебе словечко после «омовения невесты»? — хитренько прищурилась Инига. — Правда, тебе не станет легче, если у нее и вправду лошадиное лицо и нрав строптивой верблюдицы…

— Но ты даешь мне надежду, сестра! — И оба расхохотались. Но Карим все же переспросил:

— Так ты мне расскажешь о ней?

— Конечно! — пообещала хохочущая Инига. Ну, допустим, эта Хатиба и впрямь милашка… И что с того? Возможно, это несколько облегчит ему семейную жизнь, но не значит же это, что он ее полюбит? Бедняжка… Уж кто-кто, а она ни в чем не повинна. Она не виновата в том, что сердце его принадлежит Зейнаб. Может, именно это ему и надо: заполучить в жены неопытную и непорочную деву, которая станет считать его венцом творения лишь потому, что ей не с чем сравнивать? Забрезжил луч надежды… Ведь если Хатиба не знала любви, то вряд ли будет страдать от того, что он ее не любит.

Карим болезненно поморщился: думать так было бесчестно, а Карим-аль-Малика ставил честь превыше всего…Но как стереть ему из своего сердца неизгладимую Печаль? Как позабыть золотые косы, аквамариновые очи и тело, делающее сильного мужа слабее дитяти? Немыслимо. Невозможно. Но Хатиба не должна страдать оттого, что он слаб душою…

Обряд «омовения невесты» совершили за день до бракосочетания. Женщины из обеих семей и несколько подружек невесты, приехавших с нею в город, собрались вместе, чтобы сообща выкупаться, умастить себя благовониями и поболтать… Это призвано было успокоить нервничающую невесту, убедить ее, что она среди тех, кто любит ее и всегда будет любить. Из бани Инига прямиком направилась в апартаменты брата: накануне свадьбы жених перебрался со своей виллы в отчий дом.

— Ты видела ее? — нетерпеливо спросил Карим, поджидавший сестру.

Инига кивнула с серьезным лицом.

— Ну и?..

— Она очень хорошенькая — мама была права, — медленно начала Инига. — Но… — она запнулась, не находя нужных слов.

— Что «но»? — Аллах, что еще такое? Карим был в полнейшем недоумении.

— Она какая-то мрачная… — наконец сказала Инига. — По-моему, она не слишком-то счастлива от того, что выходит замуж… Это не волнение, обычное для невесты, в этом я уверена. Карим. Она почти не улыбалась — только один раз за весь вечер. Тогда я успела заметить, что у нее здоровые зубки. По крайности, хоть это…

Итак, она мрачная, и у нее здоровые зубы… Не слишком-то утешительно.

— Она ведь дала согласие на брак, — сказал Карим, — иначе свадьба не могла бы состояться! Может, это все-таки страх, Инига? Ведь завтра в это же время она будет уже замужем за человеком, которого не знает, которого ни разу не видела…