— О, мужчины! — говорила позже Захра второй жене калифа по имени Таруб, галатианке, чьи когда-то роскошные рыжие волосы с возрастом утратили яркость. — Все они из одного теста! Наш господин рискует здоровьем, забавляясь с юной наложницей! Он совсем не думает о том, как нуждается в нем Аль-Андалус!

— Если он счастлив, — рассудительно заметила Таруб, — разве от этого не выиграет Аль-Андалус? Что ты имеешь против этой Зейнаб? Почему вся пылаешь ревностью? Сколько наложниц прошло через спальню владыки — а ты прежде и бровью не вела! С самого начала девушка вела себя достойно, а с тобою была крайне почтительна! Она не сеет смуты среди наложниц. Она добропорядочнее всех, кого я до сих пор знала… Ни одна душа на нее ни словом не пожаловалась! Отчего же ты так ее невзлюбила?

— При чем тут «невзлюбила»? — возмутилась Захра. — Просто я пекусь о здоровье нашего дорогого господина. — Первая жена владыки была по рождению каталанкой — а женщины этой страны славятся острым умом. Именно это и очаровало в ней когда-то Абд-аль-Рахмана…

— Но сейчас-то речь вовсе не о его здоровье! — слегка улыбнулась Таруб, — Ведь это бедняжка Зейнаб чуть было не умерла.

— Он любит ее… — почти беззвучно прошептала Захра.

— Ах, так вот в чем твоя печаль! — отвечала подруга. — Ох, Захра, ну и что тут такого? Ведь он любит и меня, а ты ничуть не ревнуешь. Он любит всех очаровательных своих наложниц — и даже не очень очаровательных, особенно тех, кто подарил ему детей. В особенности Бацею и Кумар. Ведь ты и к ним не ревнуешь мужа! Если даже он любит эту Зейнаб, то любовь его к тебе все равно сильней! Ты у него самая любимая жена! И таковой останешься. Разве не назвал он в твою честь город? Как красиво — Мадинат-аль-Захра… Просто прекрасно, что мужчина в его возрасте способен еще полюбить! — Она рассмеялась. — Так возблагодарим же за это Аллаха! Ведь мы с тобою попали во дворец Абд-аль-Рахмана одновременно. Помнишь? Мы были совсем юными девушками. Твой сын родился за два месяца до появления на свет моего малыша. И я не гневлю Аллаха, что вышло, то вышло… Я обожаю моих детей и внуков. Это мое утешение. Я не убиваюсь оттого, что время страсти миновало. А ты вот, похоже, не можешь смириться… И с каждым годом тебе все тяжелее. Думаю, причина твоей ревности вовсе не в любви Абд-аль-Рахмана к Зейнаб, а в ее юности и поразительной красе! Этого ты все равно не сможешь изменить — как, впрочем, и не сумеешь сама помолодеть. Тебе ведь уже за сорок…

— Как ты безжалостна! — из глаз Захры брызнули слезы.

— Я просто честна с тобою, — как всегда, дражайшая моя подружка! — отвечала Таруб. — Но заметь, я сказала тебе, что наш муж всегда будет сильнее прочих любить именно тебя, и неважно, кто еще взволнует его сердце… Прими это и умертви в своем сердце злость и ревность, иначе они убьют тебя или, что еще хуже, любовь к тебе Абд-аль-Рахмана. Неужели ты хочешь перечеркнуть все эти годы безмятежного счастья?

Захра молча отвернулась. Права ли Таруб? Или подруга просто-напросто хочет ее утешить? Абд-аль-Рахман с нею уже совсем другой…

Она вдруг вспомнила тот день, когда умерла старейшая наложница калифа. Госпожа Айша была первой женщиной, которую познал Абд-аль-Рахман. Она была старше владыки…

…Айшу подарил калифу его дед, старый эмир Абдаллах, воспитавший его. Абд-аль-Рахману она очень полюбилась. Она обучила его искусству любви и всем ухищрениям страсти, но кроме того стала близким его другом и доверенным лицом. И долгое время, уже после того, как страсть его к ней угасла, он навещал Айшу в ее покоях и очень почитал до самой ее смерти. Когда же Айша скончалась и вскрыли ее завещание, то обнаружилось, что благородная женщина просила употребить все ее немалое состояние, чтобы выкупить мусульман, томящихся в христианском плену… Но уцелели и освобождены были столь немногие, что Абд-аль-Рахман пребывал в полнейшей растерянности: как распорядиться оставшимися деньгами покойной? И вот в память о ней он решил сделать что-нибудь, что одобрила бы Айша, будь она жива. И именно Захра тогда предложила ему выстроить новый город…

Город был выстроен — небольшой, обнесенный высокой стеной. Место для него было выбрано на пологом склоне Сьерра-Морена, к северо-западу от Кордовы, откуда открывался прелестный вид на реку Гвадалквивир.. Строительство началось около десяти лет тому назад, и все еще не было завершено… Было задумано, что город будет состоять как бы из трех ступеней. Первая, самая высокая, предназначалась для дворца, который был уже вполне готов. На строительстве в поте лица трудились десять тысяч строителей, да к тому же здесь было еще около полутора тысяч тягловых скотов — мулы, ослы, верблюды… Каждый день укладывали около шести тысяч новых камней. Кровли покрывали золотым и серебряным листом…

С каждой из гигантских ступеней открывался по-своему красивый вид. Ниже резиденции владыки раскинулись прелестные сады и вольеры для экзотических животных и птиц. Еще ниже должны были располагаться государственные учреждения, жилища придворных, общественные бани, торжище, мастерские ремесленников, монетный двор, казарма для многочисленной стражи и мечеть.

Хоть Захра и сопровождала владыку в его поездках туда в первые годы строительства, он изумил ее несказанно в день всеобщего переселения в новый дворец из Кордовы.

Когда они приблизились к городским воротам, он попросил се поднять глаза. Она увидела собственный мраморный бюст прямо над огромными воротами. Она безмолвно устремила глаза на мужа, а он объявил ей, что город отныне именуется Мадинат-аль-Захра — «Город Захры».

— Не лучше ли будет назвать его Мадинат-аль-Айша — в память о давней твоей подруге, на чьи деньги и ведется строительство? — сказала она, прижав руку к бешено бьющемуся сердцу. Она знала, что он откажется — ведь именно ее, Захру, он любил больше всех. Но она чувствовала себя обязанной хотя бы предложить ему — это была дань памяти Айши… О, Аллах! Какая же это честь для женщины! Кто еще удостоился подобного?..

…А вот теперь у Абд-аль-Рахмана новая страсть. Рабыня Страсти Зейнаб всецело захватила его. Захра вздохнула… В душе у нее вновь вспыхнула ревность. Права ли Таруб? Эта женщина никогда не лжет, даже самой себе. Она добра, рассудительна и предельно честна.

Но всякий раз, глядя на Зейнаб, Захра чувствовала неудержимую черную злобу. Похоже, справиться с этим она не сможет. Какое право имеет эта девчонка похищать у нее калифа, любимого мужа?.. А что, если Зейнаб родит? Прежде она никогда не беспокоилась, что дитя какой-нибудь наложницы поколеблет незыблемое положение ее сына. Ведь Абд-аль-Рахман раз и навсегда решил, что Хакам наследует его престол! А что, если он вдруг передумает? Что, если любовь к Зейнаб лишит его разума? Захра лихорадочно рассмеялась…Зря она так отчаивается. Ничто не угрожает ни ей, ни сыну… И все же, все же… Седина в бороду — бес в ребро. Вдруг…

Ее пылающего гнева не усмирило известие о том, что Зейнаб со слугами перевезли в Аль-Рузафу.

— От кого это ее так оберегают? — с горечью говорила она Таруб. — Это смешно! Просто нелепо!

Светло-карие глаза Таруб светились искренним участием, когда она успокаивала подругу:

— Не терзай своего сердца, Захра. Калиф просто играет роль озабоченного любовника — ему это приятно. К тому же просто хочет на время уединиться с новой игрушкой. Это вполне естественно. Разве ты не помнишь, как в юности он перевозил нас с тобой в летнюю резиденцию? Когда Зейнаб поправится, он привезет ее назад. Кстати, помни, что Аль-Рузафа находится северо-западнее Кордовы, а Мадинат-аль-Захра, напротив, к юго-востоку от города. Так что калиф будет больше времени проводить в седле, нежели в жарких объятиях Рабыни Страсти. — Таруб хихикнула. — Зейнаб молода и наверняка насмерть перепугана случившимся. Какими бы баснями ни утешал ее калиф, она далеко не глупышка и прекрасно понимает, что шансы отыскать злоумышленника ничтожно малы. Так что он увез ее в Аль-Рузафу отчасти для того, чтобы утешить и успокоить бедную девочку…

Но Зейнаб вовсе не была напугана. Она отчаянно злилась на то, что кто-то осмелился решиться на отравление. А ведь она была уверена, что у нее нет врагов! Наверняка это какая-нибудь глупенькая девчонка, искренне верящая в то, что если она уберет с пути Рабыню Страсти, то владыка снизойдет до нее! Непохоже было, что она когда-нибудь узнает имя отравительницы, но теперь придется всегда быть настороже. В гневе сверкала она глазами, глядя, как ее одежду выносят из комнаты, чтобы спалить, — Хасдай-ибн-Шапрут был неумолим.

— Это смешно! — бушевала она. — Не могут же все мои платья быть пропитаны ядом! И считай, что все мои драгоценности пропали: уксус испортит их! Да провались он, этот въедливый лекаришка, со своими советами!

— Он спас тебе жизнь, госпожа, — резко бросила Ома. — И что в сравнении с этим какие-то тряпки и побрякушки? Кстати, калиф клятвенно пообещал одеть тебя как принцессу крови! Весь шелк, присланный Доналом Раем, уйдет на новые наряды для тебя.

— А ты откуда об этом узнала? — придирчиво спросила Зейнаб.

— Наджа рассказал. А он знает обо всем, что происходит во дворце. Он знает даже, что госпожа Захра бешено ревнует к тебе калифа. Наджа в дружбе с одной из ее прислужниц.

— Так ты думаешь, что это она покушалась на мою жизнь? — спросила Зейнаб.

— Возможно всякое, — отвечала Ома, качая головой. — Но все же я так не думаю. Ведь несмотря на то, что шансы попасться невелики, злоумышленница наверняка знает, что это может стоить ей жизни. Сомнительно, чтобы госпожа Захра подвергала такой опасности свое положение и саму жизнь просто из-за глупой ревности и зависти к твоей юности. Нет, скорее всего, на это отважилась какая-нибудь мелкая сошка и круглая дура…

Они отправились в Аль-Рузафу через Кордову и ехали по той самой знаменитой ковровой дорожке, соединявшей Мадинат-аль-Захра со столицей. Зейнаб поразило величие Кордовы, и она принялась умолять калифа позволить ей поглядеть город.

— Что ж, можешь отправляться с Наджей и вооруженным стражником, — разрешил Абд-аль-Рахман. — Если я собственной персоной появлюсь на улицах, сбежится весь город. Я всегда соблюдаю дистанцию, иначе народ не будет меня почитать.

— Тогда расскажи мне об истории города, — взмолилась она столь страстно, что калиф расхохотался.

— Любая другая на твоем месте попросила бы меня указать ей кратчайший путь к базару, где она могла бы накупить себе всяких побрякушек! А ты, удивительная женщина, желаешь узнать историю Кордовы! Хорошо, моя радость, я расскажу. Город основало племя, именуемое карфагенянами, позднее его завоевали румийцы. Затем наступило царствование визиготов, ну а через две сотни лет на смену им пришли мы, мавры. Население здесь составляет около миллиона человек. В Кордове шестьсот мечетей, восемьдесят школ, где можно получить прекрасное образование, и еще публичная библиотека, где собрано около шестисот тысяч томов. Хасдай мечтает, что когда-нибудь здесь будет основан медицинский университет, и со временем так оно и будет, ибо я всецело согласен с моим лекарем. Ведь все наши врачи до сих пор ездят учиться в Багдад…

— Что это за цифра такая — шестьсот тысяч? Это больше миллиона? — растерянно спросила Зейнаб, и он снова рассмеялся.

Зейнаб ехала по городу в компании Омы и Наджи в крытых носилках, окруженных вооруженной стражей, закутавшись в черный яшмак до самых глаз. У нее просто разбегались глаза — настолько здесь все было удивительно, потрясающе… Когда «И-Тимад» причалила к гавани Кордовы, ее тотчас же препроводили на борт более легкого суденышка, на котором по реке она доплыла до Мадинат-аль-Захра. Тогда у нее не было возможности осмотреть город, да и не до того ей было…

Похоже, торговля здесь процветала — ведь Кордова славилась мастерством серебряников, шорников, да к тому же здешние женщины владели удивительным искусством вышивки по шелку. По улицам Кордовы расхаживали люди со всех концов света. Чужеземные лица и удивительные одежды поразили Зейнаб. Она уже знала, что калиф тратит ежегодно около трети государственного дохода, то есть порядка шести миллионов динаров, на строительство и реконструкцию каналов и ирригационных систем. Об этом ей с гордостью рассказывал Наджа.

— Кордова, — похвалялся он, — самый дивный город в мире и самый процветающий!

— Ну и как тебе понравился город? — спросил калиф, когда они, до смерти уставшие, воротились во дворец Альказар.

— Кордова прекрасна, — честно сказала Зейнаб. — Но все же я не хотела бы жить в столь огромном городе. Мадинат-аль-Захра в сравнении с Кордовой кажется маленькой и уютной. И никогда прежде мне не приходилось видеть сразу столько иностранцев!

На следующий день они продолжили путешествие в Аль-Рузафу. Дворец, бывший когда-то летней резиденцией правителя, был практически в запустении — косвенно виной тому был новый город Мадинат-аль-Захра. И тем не менее место было весьма романтическое: на берегу реки, где раскинулись роскошные сады… Дворец был построен первым правителем из рода Абд-аль-Рахманов — и это была точнейшая копия первой Аль-Рузафы, дворца, возведенного калифом Хишамом на берегах Евфрата в окрестностях Багдада. Воды реки питали пышные сады. Зейнаб была просто очарована.