Джо БЕВЕРЛИ

РАДИ ТВОЕЙ УЛЫБКИ

Глава 1

Элинор Чивенхем лежала на широкой постели и дрожала как в лихорадке. В конце апреля погода стояла не по сезону холодная, а в комнате было не топлено. От каждого порыва ветра старые, давно не ремонтированные окна дребезжали, пропуская холодный влажный воздух, но не в этом заключалась причина ее скверного самочувствия. Все дело было в том шуме, что доносился с первого этажа дома ее брата. Пьяное, разнузданное пение, громкие выкрики и взрывы женского смеха свидетельствовали об очередной оргии.

Такое случалось почти каждую ночь в течение последних двух месяцев, которые она жила в этом доме, высоком и узком, словно втиснувшемся между других домов на Дерби-сквер. Днем здесь было немного спокойнее, хотя повсюду царили запустение и беспорядок. Слуги слонялись с сонными лицами, безразлично взирая на следы ночной попойки.

Элинор со вздохом вспоминала свой родной Чивенхем-Холл в Бедфордшире. Она согласилась уехать оттуда ради спокойствия своего брата Лайонела, когда тот решил продать дом и заплатить долги. По правде говоря, Элинор вела в Бедфордшире весьма скромную жизнь: в доме оставалось всего трое слуг, которым Лайонел платил скудное жалованье и которые питались тем, что выращивали в маленьком огороде.

Но жизнь в Бедфордшире была спокойной, и Элинор чувствовала себя там свободно. В библиотеке имелся богатый выбор книг, и она любила почитать на досуге, любила побродить по окрестностям, навещала соседей, которых знала всю свою жизнь. Здесь, на Дерби-сквер, не оказалось книг, достойных внимания леди, не было парков поблизости, которые бы могли заменить ей загородные прогулки, и главное, не было друзей.

Порой ее одолевало желание сбежать в Бедфордшир и искать приюта у кого-нибудь из знакомых, но время пока не пришло. По завещанию отца ей следовало оставаться под опекой брата до двадцати пяти лет. В случае нарушения этого условия она лишалась своей части наследства в его пользу. Элинор прекрасно знала, что такой поворот вполне бы устроил Лайонела, так как он уже промотал почти все из своей доли наследства.

Громкий визг заставил девушку натянуть одеяло на голову. Бедность ее брата, казалось, не влияла на его развлечения. Неужели ей придется терпеть это еще целых два года, прежде чем она наконец сможет избавиться от его «опеки»? Она едва находила в себе силы противостоять Лайонелу — он одурачивал людей с легкостью, не исключая и собственных родителей, и искусно манипулировал сестрой в тех ситуациях, когда она выказывала неповиновение.

Если Лайонел продал загородное поместье единственно для того, чтобы сделать ее жизнь под его протекцией невыносимой, она должна была признать, что он добился успеха.

За дверью послышались шаги, сопровождаемые тихим сдавленным смехом и перешептываниями. Убеждая себя, что она в полной безопасности от проникновения дебоширов, Элинор соскользнула с постели проверить, хорошо ли заперты двери, ведущие в коридор, и еще одна в смежную со спальней гардеробную. Убедившись в надежности замков, она покачала головой, улыбаясь своим страхам. Что касается чердака, он был заперт так давно, что и ключ от него затерялся.

И все же Элинор чувствовала, что у нее есть все основания проявлять повышенную осторожность: чтобы добиться ее части наследства, Лайонел становился все более нетерпеливым. Его долги росли с каждым днем.

Пару дней назад он поздравил ее с полученным предложением замужества.

— Кто может сделать мне предложение? — с удивлением поинтересовалась Элинор. — Я никого здесь не знаю.

— Ладно, ладно, сестричка, — сказал он с ухмылкой, — ты забыла, я как-то представил тебя моим гостям, пока ты не застеснялась и не убежала прочь.

— Это не смущение, — твердо возразила девушка. — Я убежала, братец, так как боялась, что меня стошнит.

Лайонел расхохотался. Это был его обычный ответ на любую неприятность.

— Нелл, тебе двадцать три, и я говорю о предложении… Разве тебе не хочется стать леди?

— Я и есть леди, — отмахнулась она. — Если ты говоришь о браке, я скажу тебе, брат, в твоем окружении нет ни одного джентльмена.

— Граф, моя милая, не нуждается в том, чтобы быть джентльменом. Лорд Деверил горит нетерпением посвататься к тебе.

Деверил! Элинор проняла дрожь при одном упоминании этого имени. Из всех приятелей, окружавших ее брата, этот человек вызывал у нее наибольшее отвращение. Лайонел в свои двадцать пять лет был эгоистичен и способен на зло, но, пожалуй, не более того. Деверил внес в жизнь брата пьянство, разврат и, что самое худшее, пристрастие к наркотическому зелью, привозимому с Востока.

— Я никогда не выйду замуж за лорда Деверила, — сказала Элинор с непоколебимой уверенностью. — Лучше умереть!

— Какое высокомерие! — процедил Лайонел сквозь зубы. Он еле сдерживал себя, так как жаждал этой женитьбы. — Учти, Нелл, лорд Деверил имеет обыкновение добиваться того, чего хочет. Лучше бы ты проявила благоразумие.

— Благоразумие? — воскликнула она. — О чем ты говоришь! Попомни мои слова, Лайонел, ответ — нет, и всегда будет — нет! Делай что хочешь — ничто не заставит меня пасть так низко!

Она вновь задрожала от собственной смелости и вызова, брошенного брату. Возможно, это было безрассудно, но Элинор ничего не могла поделать с собой. Леденящий душу страх двигал ею. Перед ней возникло лицо лорда Деверила с влажными губами и маленькими змеиными глазками. От него, должно быть, пахло трупом. Ну уж нет! Жизнь, пусть даже под сомнительной протекцией Лайонела, была все же предпочтительнее.

Ее размышления прервал легкий стук в дверь.

— Кто там?

— Я, миз Элинор, Нэнси. Принесла вам попить горяченького — как уснуть иначе при таком шуме?

Голос мягкий, успокаивающий — во всяком случае, так показалось Элинор. Нэнси была новой служанкой в доме — молоденькая, хорошенькая, не лишенная природной смекалки, граничившей с хитростью. Она относилась к хозяйке с уважением, а мысль о горячем питье ласкала слух. К тому же шанс заснуть становился все призрачнее.

Элинор прошлепала босыми ногами по потертому ковру, дрожа от холода даже в своей объемистой фланелевой рубашке, и осторожно приоткрыла дверь. Нэнси стояла на пороге одна, рыжие волосы слегка растрепаны, в руках фарфоровая чашка, прикрытая крышечкой.

— Спасибо. — Элинор взяла чашку. — Это ты очень умно придумала. — Она всегда старалась отвечать добром на добро. — Лучше бы тебе не возвращаться вниз.

Девушка покраснела, но ответила упрямым взглядом.

— Мне надобно делать, что хозяин велит. — По ее говору можно было понять, что она лишь недавно рассталась с деревенской жизнью ради возможности жить в городе.

— Как знаешь. — Элинор вздохнула. — В любом случае спасибо.

Она чувствовала свою вину перед такими, как Нэнси. Когда неминуемое случится, ее выбросят вон, и одному Богу известно, что с ней будет.

Элинор осторожно заперла дверь и снова забралась в кровать. Ощущение защищенности оказалось особенно приятным после холодного воздуха комнаты, а аромат сдобренного пряностями молока приподнял ей настроение. Элинор глотнула раз-другой. Как славно, кажется, в молоке есть немного рома. Чуть-чуть приторно на вкус, но все равно приятно. Она выпила все до последней капли и нырнула поглубже под одеяло.

Питье действовало расслабляюще, и она чувствовала, как подступает сон. Крики и шум снизу больше не беспокоят ее. Она не знала, спит или нет, когда легкий шорох проник в ее затуманенное сознание.

Высокая дверь, соединяющая спальню и гардеробную, вдруг со скрипом отворилась.

К своему ужасу, Элинор обнаружила, что ее тело стало до невозможности тяжелым и непослушным, а мозг словно окутало шерстяной ватой. Размытые очертания комнаты плыли перед ее глазами, и как она ни моргала, пытаясь прояснить их, ничто не помогало. С трудом приподнявшись на постели, она увидела Нэнси, которая, подойдя, склонилась над ней.

— Вижу не больно-то вам ловко с этой косой, миз, — бормотала Нэнси с хитрой усмешкой, пока ее пальцы проворно делали свое дело. Элинор пыталась возразить, но это требовало слишком больших усилий. Если она будет спать с распущенными волосами, то утром ни за что не расчешет их. Хотя девушка только старается сделать как лучше… Но что, ради всего святого, она делает с ее рубашкой? Зачем расстегивает пуговицы…

Нэнси осторожно уложила ее на постель.

— Так, миз. Так красиво.

Однако Элинор уже ничего не слышала — она погрузилась в сон.

* * *

Между тем внизу, среди разгула, царившего в гостиной, незнакомец, случайно оказавшийся в компании Лайонела Чивенхема, с ужасом взирал на происходящее, находя все это похожим на ночной кошмар.

Кристофер Дилэни, лорд Стейнбридж, намеревался провести мирный вечерок в «Уайт-клубе», но когда выходил оттуда, его подхватила новая компания, и это было единственное объяснение, почему он оказался здесь. Чивенхем и его приятели шумно праздновали отречение Наполеона и возвращение Бурбонов к власти, а вечная нерешительность Кристофера не позволила ему отказаться. Кроме того, они с Чивенхемом учились в одно и то же время в Итоне, хотя Чивенхем никогда не вызывал у него симпатии.

Хотя Кристофер и позволил уговорить себя и привезти в дом Чивенхема, один взгляд на собравшуюся там компанию заставил его искать ближайший выход.

Правда, вскоре обнаружилось обстоятельство, которое несколько скрасило картину. К своему удивлению, лорд открыл среди гостей родственную душу — молодого француза, столь же сильно увлеченного китайским фарфором, как и он. Время шло, количество выпитого вина росло, а молодые люди все обсуждали интересную тему.

Они рассматривали несколько вещиц, которые месье Буало привез показать сэру Лайонелу. Только позже Кристофер задался вопросом, с какой стати погрязший в долгах филистер — а именно это можно было сказать про Чивенхема — интересуется драгоценными произведениями искусства.

Сэр Лайонел присоединился к ним, держа в руках грациозную фигурку лошади из жадеита.

— Прелестная вещица, не правда ли, Стейнбридж?

— Пожалуй. — Гость чувствовал, что слово недостаточно адекватно соответствует той характеристике, которую он считал правильной.

— Изысканная, как прелестный юноша, вы это хотите сказать, а, Стейнбридж? — присоединился к разговору лорд Деверил.

Неприятный холодок пробежал по спине лорда Стейнбриджа. Он поднял глаза и увидел, что находится под обстрелом насмешливых взглядов. Даже месье Буало позволил себе двусмысленную улыбку.

Кристофер чувствовал, что его мозг отказывается работать с обычной четкостью, и как ни пытался, так и не нашел остроумный ответ.

— Нет, — пробормотал он.

— Возможно, вы правы, — благосклонно согласился лорд Деверил. — Некоторые очаровательные молодые люди несравненно красивее, не так ли? — Он заговорщицки потянулся вперед. — Например, юноши в известном доме на Роуленд-стрит?

Кристофер замер, пытаясь не выдать охватившую его панику. То, на что они намекали, одновременно было и смертельной обидой, и уголовным преступлением. Даже если титул защитит его, он никогда не сможет отмыться от такого скандала.

В этот миг он был не в состоянии связно думать… Более того, его тревожило ощущение, словно он сам не принадлежал себе, как будто в нем поселился кто-то чужой, овладел его сознанием и убеждал, что в происходящем нет ничего особенного. Видимо, дело тут было не в одном вине — вино не могло так подействовать!

Приняв решение, Кристофер поднялся, намереваясь уйти, и его подозрения еще раз подтвердились. Тело не слушалось. Когда Чивенхем положил ему руку на плечо, он обнаружил, что идет следом за ним без всякого сопротивления.

— Не надо стесняться, мой друг, — шептал сэр Лайонел. — Мы приготовили кое-что специально для вас.

Лорд Стейнбридж оказался лицом к лицу с красивым молодым человеком, которого он встречал в доме на Роуленд-стрит. У юноши были чудесные огромные карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, и он сохранил способность краснеть. Юный Эдриан улыбался с неподдельным удовольствием, но лорд Сгейнбридж воздержался от ответной улыбки. Ужас сковал его сердце.

— Боюсь, вы ошибаетесь, Чивенхем, — неловко кашлянув, произнес он, радуясь, что ему все же удается контролировать свои бессвязные мысли. — Я предпочитаю женщин. И как вы знаете, был женат.

— Сожалею, Стейнбридж. — Сэр Лайонел пожал плечами. — Я только хотел сделать вам приятное, чтобы вы могли в полной мере вкусить мое гостеприимство. Придется восполнить досадный промах, — усмехнулся он. — Вот что я скажу вам! У меня наверху есть прелестная леди — между прочим, девственница, страшно желающая получить удовольствие. Я дарю ее вам! — Он сделал широкий жест, объявляя во всеуслышание свое великодушное предложение.

Лорд Стейнбридж чувствовал себя так, словно попал в ад. Со всех сторон его окружали гогочущие, ухмыляющиеся лица, чьи черты искажал неровный свет камина и свечей, придавая им еще более устрашающий вид.