– Он не просто вкалывал, а любил свою работу, – заметил Андрей.

– Я-то думала, он с Севкой последний год перед школой побольше пообщается. Потом ведь только на каникулах видеться будут.

– Да что теперь говорить, – махнул рукой муж. – Видимо, судьба. А против нее не попрешь.

И они постепенно начали привыкать к жизни втроем.

Андрей погряз в ремонте квартиры. Ника при всем желании помочь ему не могла. Севу не с кем было оставить. А доверить его чужому человеку душа не лежала. Однако в результате они справились с ремонтом, и в середине лета квартира стояла готовая к вселению.

Андрей переделал все. Комната сына была уже не детской, а комнатой школьника. Со специальной партой, которая могла расти вместе со своим хозяином. Ее сконструировали по спецзаказу на Андреевой мебельной фабрике, ибо к этому времени «Офис-стайл» запустил собственное производство. Книжные полки тоже сделали там. И еще – двухэтажную кровать, оформленную как старинный парусник. С веревочными лестницами, штурвалом на втором ярусе и медным якорем на первом.

– Очень, конечно, красиво, – с сомнением проговорила Ника, – но зачем нашему Севке две кровати?

– Да, в общем-то незачем, – немного смутился Андрей. – Просто я наконец воплотил мечту своего детства. Понимаешь, мне почему-то жутко хотелось двухэтажную кровать. Я и в поезде обожал на верхней полке ездить. Севка будет в восторге. Гарантирую.

– А не опасно? – Чтобы проверить, Ника сама вскарабкалась по трепыхающейся от каждого ее движения лестнице на второй ярус. – Он отсюда не свалится?

– Никуся, я все-таки инженер. Рассчитано. Видишь, там высокий бортик.

Она легла и повертелась.

– И впрямь не свалится.

– Днем Севка будет валяться на нижнем ярусе. Вместо дивана, – продолжал объяснять свой замысел муж. – А потом, – он с хитрецой покосился на Нику, – может, у нас еще один мальчик появится.

Ника погрустнела:

– Пока точно нет.

– Зато если в будущем да, то проблема с кроватью для него решена.

– Зря ты компьютер Севке в комнату поставил, – сказала Ника. – Его ведь от него теперь не оторвешь. Сплошные слезы будут. А у него первый класс. Учиться надо. Может, пока у нас его подержим? А потом ему подарим.

– Исключено, – отрезал Андрей. – Я обещал ему собственный компьютер. А он мне в ответ обещал хорошо учиться.

Все, абсолютно все было готово к новому этапу их жизни, и уже летом строились планы на зиму, на первые в Севкиной жизни зимние каникулы, и Андрей с Никой думали, куда им лучше втроем поехать. Муж заранее так планировал работу, чтобы обязательно выкроить свободные десять дней. Они с Никой делали все, что только зависит от воли людей, чтобы их мирку жилось хорошо и радостно. И даже в ночном кошмаре им не могло привидеться, что перст судьбы, или как там еще называть то, что от их воли и желания не зависело, разом сведет на нет все усилия. И много лет кропотливо и трепетно возводимое здание семейного счастья рухнет, словно карточный домик.

Была суббота. Стоял великолепный июльский день. Ника с Андреем, устроившись в шезлонгах на веранде, лениво перебрасывались словами. Сева ушел к своему приятелю, жившему на соседнем участке. Ника слышала их голоса, доносившиеся из-за забора. Затем голоса смолкли. Сева влетел на веранду – взволнованный, встрепанный, с блестящими от волнения глазами.

– Мама! Папа! Можно мне…

– Что можно? – Ника встрепенулась.

– Там… – сын захлебывался словами, – Петька, Васькин брат, он такой корабль построил! Он и другие большие мальчики идут запускать его на пруд. Прямо сейчас. Ждать не будут! Мама, папа! Ну, разрешите, пожалуйста, скорей! Можно мне с ними?

– На пруд? Одному? Ни в коем случае.

– Мама! Да не одному. Я же говорю: там большие, взрослые мальчики. Ваську вон отпустили, а мне нельзя? Так хочется посмотреть.

В глазах у сына стояли слезы. Ника заколебалась. Ей не хотелось его расстраивать. Она вновь посмотрела на мужа.

– Никуся, по-моему, ты не права, – сказал он. – Пусть идет.

– Папа, можно? – Слезы словно бы испарились с Севкиных глаз. – Почему Ваське можно, а мне нельзя? Ему тоже шесть, как и мне.

– Потому что Вася идет со старшим братом, а ты один, – привела новый довод Ника.

– Но у меня же нет старшего брата! – На глазах у сына опять заблестели слезы. – Разве я виноват?

У Ники кольнуло сердце.

– Андрюша, давай сходим с ними!

– Ну да-а, – заныл Сева. – А меня потом никогда не возьмут. Все одни, а я как маленький. Со мной никто играть не будет.

И тут вмешался Андрей:

– Ладно. Иди. Только осторожно. Стой на берегу и к краю не подходи. Обещаешь?

– Обещаю, – как-то очень по-взрослому проговорил Сева.

– Андрей! – воскликнула Ника.

Но было уже поздно. Сын с радостным воплем понесся к соседям.

– Зачем ты ему разрешил? – напустилась на мужа она.

– Никуся, они ведь не купаться пошли, а корабль запускать. И Севка мне обещал к воде не подходить. Пойми, он должен потихоньку учиться отвечать за себя. Он ведь в школу идет. Ты же не сможешь там его каждую секунду контролировать. А ситуации наверняка разные будут возникать. Даже в самой хорошей школе. Вот и пускай учится сам соображать. С Васькой я бы, конечно, его не отпустил, а большие ребята за малышами присмотрят.

– Ой, ну не знаю.

Ника все еще была готова бежать за сыном, чтобы или остановить его, или отправиться вместе со всей компанией.

– Зато я знаю, – по-прежнему твердо продолжал Андрей. – Ты все равно не сможешь всю жизнь водить Севку за руку. Ну год еще, два, ну три. А потом его ребята дразнить начнут. И придется тебе отпустить его. А он окажется к свободе не готов. Привыкнет на тебя надеяться. Или, наоборот, от внезапно свалившейся свободы крышу еще снесет. Лучше уж постепенно отпускать вожжи. Да не волнуйся ты. – Муж положил ей на плечо руку. – Посмотрят на свой кораблик и вернутся.

Час спустя Ника забеспокоилась.

– Что-то они долго. Пойдем-ка, Андрюша, поглядим хотя бы издали. Вроде как гуляем и случайно мимо прошли.

– Пойдем, – мигом вылез из шезлонга муж. Он и сам уже волновался.

На берегу мальчишки и впрямь все еще пускали кораблик. Только Севы среди них не оказалось.

– Он вроде домой ушел, – сообщили Нике и Андрею ребята.

Они кинулись обратно. Никого.

Нашли Севу только на следующий день, когда вызванные водолазы обшарили весь пруд. Что произошло и как он умудрился утонуть, осталось загадкой.

Видимо, отойдя в сторону, оступился, упал в воду и сразу захлебнулся, а компания, увлеченная игрой с кораблем, ничего не услышала и не заметила.

Ника до последней минуты отказывалась верить в страшное, твердила, что Севочка наверняка ушел в лес и там заблудился. А когда его подняли со дна пруда, где он лежал, запутавшись в водорослях, Андрей ее к нему даже не подпустил, сколько она ни рыдала и ни молила.

Андрей, окоченевший от горя, тем не менее собрался с силами и организовал похороны, а Ника, не переставая, рыдала, и ни уколы, ни таблетки не помогали. Слезы лились и лились. Она плакала даже во сне. Лишь когда гроб с телом сына опустили в могилу, и она дрожащей непослушной рукой кинула ему вслед горсть земли, и над ним почти тут же вырос усыпанный цветами холмик, слезы вдруг прекратились, уступив место тупой, ноющей и не проходящей боли внутри.

И Ника поняла: хоть боль эта никогда не уйдет, но жить она с ней сможет, потому что у нее есть Андрей, ее любимый Андрей, и ради него она должна жить дальше. Но ужас был в том, что после похорон сломался Андрей. Его самообладания хватило лишь до того момента, когда у Ники высохли слезы. Потом он запил. Глубоко, тяжело, мутно, как только может с горя запить человек, который всю предыдущую жизнь вообще не пил.

Ника сперва не разобралась, что происходит. У нее полностью отсутствовал опыт общения с пьющими людьми, и ей не показалось странным, что Андрей до бессознательного состояния напился на поминках. В тот момент она и сама мало что соображала. И ничего не замечала вокруг.

Лишь неделю спустя до нее дошло: с Андреем неладно. От него постоянно пахло спиртным, а каждый вечер он напивался просто до бесчувствия и даже не всегда добирался до постели. Он весь словно высох, лицо почернело, горе сжигало его изнутри.

Ника попыталась с ним поговорить, остановить его. Тщетно. Он ничего не слышал и лишь каким-то совсем не своим, чужим голосом повторял:

– Если бы не я, Сева сейчас был бы жив. Зачем я только отпустил его одного. Ты права была, Ника, надо нам было пойти за ним. Он ведь у нас был еще такой маленький.

И, уронив голову на ладони, муж зарыдал.

Ника старалась уверить его, что он ни в чем не виноват. Они действительно не могли всю жизнь продержать Севочку возле себя. В том, что произошло, виновата лишь судьба. С другими-то ребятами на пруду ничего не случилось. И вообще, как ни горько и пусто, надо продолжать жить. Ради памяти Севы продолжать.

Так Ника уговаривала его и одновременно себя, потому что сама до конца не верила своим словам. Без Севы жизнь и для нее почти утратила смысл, но она страшно боялась потерять Андрея. Если это случится, смысла в ее существовании вообще не останется.

Она уговаривала его, тормошила, пытаясь пробудить в нем хоть крохотный интерес к жизни. Не помогало. Добилась Ника лишь одного: муж почти перестал бывать дома. Теперь он приходил лишь спать. Точнее, его привозили или приносили. То какие-то совершенно незнакомые Нике люди, то компаньон, то кто-нибудь из старых знакомых.

Нике было горько и стыдно, но она ничего не могла поделать. Утром муж уходил так стремительно, что поговорить с ним больше не удавалось. В чем-то она ему даже завидовала: он хоть мог забыться. Ночью он сваливался мертвецки пьяный, а днем не отпускали дела. Ника была совершенно свободна целыми длинными и бесконечно пустыми днями, а ночи напролет ей снился Сева. Живой, веселый, здоровый, как прежде. Она каждый раз так радовалась, что смерть его оказалась ошибкой. Однако, едва открыв глаза, убеждалась: это был всего лишь сон. И горе с новой силой придавливало ее, и впереди серел новый бессмысленный день. А за ним – снова ночь с навязчиво-радостными сновидениями. Ника уже и сама не знала: хочет она, чтобы они продолжались, или нет. И то, и другое оказывалось одинаково мучительным.

Вот бы увидеть Севу живым и здоровым и больше уже никогда не просыпаться – все чаще и чаще теперь мечтала она. Зачем, собственно, ей теперь просыпаться! Она попробовала последовать примеру мужа, однако спиртное не принесло ей ровно никакого облегчения, днем лишь обостряя горе и тоску, а ночью обрекая на кошмарные видения. Теперь вместо того, чтобы хоть во сне забыться или увидеть живого сына, она снова и снова бегала к пруду, из которого вынимали опутанное водорослями тело их мальчика. А наутро Нике бывало так плохо, что хотелось разом покончить со всем на этой земле. Она бросила пить. Однако занять себя по-прежнему было совершенно нечем.

Чтобы не сидеть дома одна, Ника попробовала устроиться на работу. Это оказалось совсем не просто. Их с Андреем знакомые, вероятно, взяли бы ее. Но она не могла видеть никого из знакомых и ловить на себе сочувствующие взгляды. Нику могли спасти лишь совершенно незнакомые люди, которые ничего не знали о ее несчастье. Но в ее возрасте, да и учитывая, что она уже много лет не работала и профессии толком никакой не имела, попасть куда-то не по знакомству было практически невозможно.

Все же Ника упорно ходила на собеседования. Надо было хоть чем-то занять себя. И не только. Отношения их с Андреем делались хуже и хуже, и она уже опасалась, что дело кончится разводом. Андрей изменился до неузнаваемости. Если они расстанутся, ей надо на что-то жить.

Правда, некоторая сумма денег была у нее от продажи родительской квартиры. На какое-то время, конечно, хватит, но не навечно же. И хотя жить, в общем-то, не хочется, но она живет, и кто знает, сколько еще времени мучиться ей отпустил Всевышний? Не побираться же. У нее еще теплилась надежда, что пройдет время, а оно, как известно, лечит, и Андрей станет прежним. Ну, конечно, не совсем таким, как был, – смерть Севы их обоих навсегда изменила, – но с которым можно разговаривать и который вновь станет слышать ее и понимать. Ну почему Андрей ведет себя так, словно горе только его, а она, Ника, совершенно ни при чем! Посторонний, чужой человек, не имеющий права мешать ему горевать. Ей ведь тоже горько. Сева и ее сын. Она его рожала, мечтала, чтобы он родился. И, в конце концов, именно она больше всех провела с ним времени за эти шесть лет. Так по какому же праву Андрей возомнил, что больше нее любит сына?

Ника не оставляла попыток заставить мужа услышать себя. Поначалу, когда ей удавалось его отловить, он молча выслушивал ее и уходил. Затем стал отвечать. Холодно, грубо, жестоко. Нике просто не верилось, что человек мог так измениться. В нем не осталось ни капли любви к ней, казалось, он ее ненавидит и едва терпит ее присутствие рядом с собой.