Джоу Энн Росс

Радости и тяготы личной жизни

Моим добрым гениям Джей и Патрику

ПРОЛОГ

1986

Серифос, Греция

Даже издали Джейд сразу узнала его.

Он стоял на кромке белой скалы и смотрел на раскинувшийся внизу золотой пляж, где сейчас сновали фотографы, модели-натурщицы, всевозможные ассистенты и референты, где вернувшаяся после утреннего лова группа местных рыбаков с удивлением наблюдала за этим сборищем морских русалок.

Его глаза были скрыты зеркальными стеклами солнцезащитных очков, жесткая линия рта явно контрастировала с той обезоруживающей уверенной улыбкой, которую она так хорошо помнила.

Уж на это она насмотрелась когда-то.

Как могла, Джейд попыталась скрыть волнение, охватившее ее при столь неожиданном появлении Рорка Гэллахера. Сердце сбилось с привычного ритма, заныло под ложечкой, обычно плавные, движения ее стали резкими и порывистыми.

– Господи, Джейд, – пробурчал ирландец Брайан Девлин, фотограф, с которым они давно работали, – так улыбаться может только хладный труп.

Он сунул фотокамеру лохматому ассистенту, потребовал – и незамедлительно получил – две небольшие пластиковые бутылочки.

Бормоча под нос смачные ирландские проклятия, которые всегда казались Джейд просто очаровательными, Брайан скинул кроссовки и с наслаждением ступил в кружевную пену прибоя.

Где-то высоко в небе раздались глухие раскаты грома: надвигалась гроза.

– Предполагается, что ты демонстрируешь купальные костюмы, милочка, – освежившись, принялся выговаривать он Джейд, – но уж никак не похоронные принадлежности, – басил фотограф, сбрызнув роскошное тело Джейд кокосовым маслом, а затем водой. Капли блестками засверкали на смуглой коже.

В отличие от большинства рыжеволосых Джейд никогда не обгорала на солнце. И сейчас ее плоть, откровенно открытая золотистой сеточкой умопомрачительного бикини, за который сразу арестовали бы в большинстве штатов, переливалась теплыми бронзовыми бликами.

– Не знаю, что тебе не по нутру, Джейд, – продолжал Брайан, – но я, черт побери, уверен, что «Вог» не прийдет в восторг от перспективы оплачивать целой команде еще один рабочий день только потому, что прима, видите ли, не в духе.

Он прав. Джейд про себя подумала, что такие профессионалы, как она, не имеют права ни на прыщики на лице, ни на предменструальные недомогания, ни на плохое настроение, ни на что другое, влияющее на график съемок.

– Извини, Брайан. Погода, наверное, действует. Гроза будто давит на меня, – с покорной улыбкой сказала Джейд, – уже все хорошо.

– То-то, милочка, – ответил он, явно не ожидая от нее ничего иного; профессиональными движениями он взъерошил рыжие волосы Джейд, и теперь нездешней красоты пышный ореол засверкал на предгрозовом тусклом солнце, медными струями спадая на ее обнаженные плечи. – Ну, тогда мы попробуем еще разок. Пока, как говорится, гром не грянул.

Он хмуро посмотрел на небо и снова взял камеру в руки.

– Наклонись, изогнись, Джейд...

Раздражения в его голосе как не бывало, теперь он заговорил ласково и вызывающе, заставляя Джейд поверить, что она самая изумительная, самая желанная в мире женщина, которой, впрочем, она и была, если верить восторженной статье в последнем «Ньюсуике».

– Вот так, – хрипловато приговаривал он, – вот так. Плесни воды на грудь. Теперь пошла на меня.. Потрясающе... Вот он, огонь, милочка, вот так. Ты как Венера, рожденная из пены... Ну, а теперь улыбнись, улыбнись, как ты умеешь, всем мужикам на погибель.

Неотрывно глядя в зрачок камеры, следуя командам фотографа, Джейд постоянно ощущала на себе его взгляд.

Девлин почти в отчаянии опустился коленями на влажный песок.

– Слушай, детка, ты явно можешь лучше.

Где секс? А?! – негодовал он. – Где твоя чувственность? Давай ее сюда!

К несчастью, сделать это было сейчас для Джейд проще простого. Ей надо лишь вспомнить Рорка. Вспомнить его сильные руки, которые заставляли ее тело петь, вспомнить теплоту его губ на коже.

Чуть обернувшись через плечо она посмотрела прямо в стеклянное черное око камеры, медленно провела языком по губам, увлажняя бронзовую помаду от «Шанель», которую так тщательно наложила гримерша. Ее зеленые, как у пантеры глаза, выразительно обведенные темными стрелками и подчеркнутые золотистыми тенями, вспыхнули призывно, с каждой секундой становясь все соблазнительнее. Это был чувственный взгляд, такой знакомый и такой желанный. Именно он был запечатлен на обложке французского журнала «Вог», который представил всему миру «Новое лицо нашего десятилетия» – Джейд.

A «Xapпер'c Бэзар», в чьи знаменитые хит-списки моделей входила английская актриса Рэйчел Уард, назвал Джейд самой красивой женщиной Соединенных Штатов Америки. Читатели «Пентхауза» единодушно сознались, что именно с Джейд мечтали бы оказаться на необитаемом острове, а в молодежном журнале «Севентин» опрос выявил, что Джейд – новый кумир тинэйджеров.

Ее импресарио, Нина Грэйс, заблаговременно составляла сетку фотосъемок, жизнь Джейд была расписана на много месяцев вперед. За те четыре года, что Джейд активно работала фотомоделью, вышло уже около восьмисот ее снимков, годовой доход давно перевалил за сотню тысяч долларов, которые когда-то казались недосягаемыми.

Но славой и успехом не насытишься. Честолюбивые стремления побуждали к новым поискам, к новой работе. Уже давно обычные материальные потребности и болезненное желание отомстить за себя переросли в безудержную страсть к работе и успеху. С неба посыпались огромные, как серебряные монеты, капли, возвещая своим шуршанием о конце рабочего дня.

Спешно заворачиваясь в махровый халат с капюшоном, Джейд рискнула взглянуть на скалу, где стоял Рорк.

С облегчением она увидела, что там никого нет. Вся фотокоманда потянулась к пляжному кафе, а Джейд, которая, как всем ее коллегам было известно, компаниям предпочитавшая одиночество, отправилась по узкой каменистой тропинке к отелю. Пробираясь среди скал и валунов, она решила, что мужчина, который там, на берегу так пристально смотрел на нее, мог быть совсем и не Рорк.

И она уже почти убедила себя в этом, когда, обогнув каменную стену очередной скалы, столкнулась с преградившим ей дорогу человеком. Это был Рорк Гэллахер. Джейд почти вплотную оказалась около него.

– Здравствуй, Рорк, – приветствовала она его ровным голосом, что ей стоило немало сил.

И если Джейд была в смятении, по воле злой судьбы встретив его здесь, за тысячи миль от дома, то у Рорка эта неожиданность вызвала чуть ли не раздражение. Он снял темные очки, и теперь ей некуда было деться от его жесткого взгляда. Прошедшие шесть лет скорее придали ему мужественности, чем состарили; увы, он по-прежнему был вызывающе красив и по-прежнему носил неизменные джинсы, в которых был элегантен, чего другим и в смокинге не удавалось добиться.

– Здравствуй, Кэсси, – в тон ей проговорил Рорк, губы его тронула легкая усмешка, – или мне надо теперь называть тебя Джейд?

Джейд выпрямилась, расправила плечи, высоко подняла голову, но даже при своих шести футах роста она была заметно ниже него.

– Вообще-то, ты волен никак меня не называть. С некоторых пор нам нечего даже сказать друг другу.

Он твердо придержал ее руку, когда она попыталась пойти дальше – Черт, – пробормотал он, скорее себе, чем ей, – а ты гораздо красивее, чем на фотографиях. Никогда бы не поверил, что такое возможно.

Подвергнув Джейд беглому осмотру, Рорк немного смягчился. Взгляд его теперь, пусть отдаленно, напоминал ей о той, прежней жизни, в которой этот человек был для нее солнцем на небе.

Джейд посмотрела в его голубые глаза – неотразимые и опасные одновременно, уж этого ей не забыть. Не стоит сейчас поддаваться властному мужскому обаянию Рорка. Не стоит. Однако...

Она, решительно подняв подбородок, встретила его взгляд холодно, будто не было в нем мощного, почти потустороннего сияния.

– Пропусти меня.

– Пропущу, когда сочту нужным. Но ни минутой раньше, – с этими словами он наклонился к ее лицу, неподвижно глядя в глаза, – ты прекрасно знаешь, что лукавишь, уверяя, будто нам нечего сказать друг другу, Кэсси. Неужели ты действительно считаешь, что не обязана объясниться после всех этих лет?

– Я? Обязана объясниться? – Джейд с трудом сдерживалась. – Ты невыносим, Рорк Гэллахер.

– Как и ты, – если он чувствовал неприязнь в ее голосе, то никак не выказывал этого, – ты невыносимо хороша.

Его завораживающий взгляд, который она ни когда не могла забыть, грозил свести на нет все ее сопротивление. И не успела она открыть рот, чтобы послать его подальше, а точнее в лоно его гнусной семейки, как он резким движением откинул капюшон ее халата и погрузил пальцы в роскошно медно-рыжую гриву ее волос.

– Видит Бог, Кэсси, я не хочу принуждать тебя, – его все знавшие сильные пальцы нежно и уверенно щекотали ей шею, – давай пообедаем вместе, – неожиданно тихо, хрипловато проговорил Рорк. – Закажем мусаку, возьмем бутылочку «Уазо» и в довершение всего – пирожные, такие нежные, что они просто растают на твоем мягком язычке, за этими пухлыми губками... а потом ты расскажешь мне, почему исчезла из моей жизни раз и навсегда, даже не попрощавшись...

Голос Рорка изменился, отрывистые, суховатые фразы уступили место волшебно льющимся словам. Джейд кожей ощущала его теплое, свежее дыхание.

– ..Мы поднимемся в мою комнату, распахнем все ставни, все окна, чтобы впустить к нам ночь, и будем, наконец, вместе, по-настоящему вместе. Как раньше.

Неужели он думает, что это так просто, мелькнуло у Джейд в голове. Неужели он настолько уверен в себе, полагая, что, расставшись так, она сейчас упадет в его руки, как спелое яблочко? Воспоминания о тех днях, когда она соглашалась на все и со всем, что исходило от Рорка Гэллахера, придали Джейд решимости отказать ему теперь.

– Очень жаль, – молвила она так скованно, что Рорк сразу понял ее состояние, – но у меня другие планы.

Неприязненный огонек вновь вспыхнул в его глазах.

– Что, наверное, с твоим дружком-фотографом встреча?

– Тебя это не касается.

Она сделала попытку уйти, повернувшись слишком резко на коварной каменистой тропе.

Шлепанцы ее вдруг заскользили по сыпучей кромке дорожки, зашуршал песок, галька, она оступилась, правой ногой пытаясь тщетно найти опору.

Рорк вовремя подхватил ее, и в следующее мгновение его руки уже гладили ее спину. Джейд не могла потом понять, кто же из них сделал тот шаг – она или Рорк. Может, оба, и одновременно. Она только помнила, как вздрогнула от прикосновения его рук, как потемнело в глазах от горячих губ, припавших к ее рту.

В ту же секунду она напряглась, уперлась в его грудь ладонями, пытаясь оттолкнуть его, но Рорк и не думал отпускать Джейд. Кончик языка скользил по плотно сжатым ее губам, будто отведывая их вкус, без спешки, без усилий. Он целовал ее, как бы имея на это все права. И это были его губы, те, которые не могла забыть Джейд. Теплые, уверенные, волнующие.

Джейд знала, что должна уйти.

Немедленно.

Должна уйти.

Но она не ушла.

Она ощутила, как исчезают, растворяются силы, мысли, обиды, негодование. В серо-стальных облаках глухо рокотало, а Джейд казалось, что это содрогается ее сердце, что кровь бьется в висках. Мощная, влажная волна наслаждения поднималась в ней, и сопротивляться она уже не могла. Впервые в жизни разум ее будто отключился.

Где-то в подсознании тусклыми искрами вспыхивали обрывочные мысли, что она этого не хочет, но ее пальцы уже расстегивали его рубашку.

Чувства, охватившие ее всю, были такими же древними и вечными, как скалы, на которых они стояли. Она обвила руками его тело, чуть запрокинула голову, приглашая к себе. Соленый морской ветер пощипывал лицо, губы сладко и болезненно пылали под незабываемыми мужскими поцелуями.

– Может, зовут тебя теперь иначе, иначе ты и живешь, и думаешь, – слышала она его слова, – ты можешь носить шикарные туалеты вместо потертых джинсов, можешь летать над землей на личном «Конкорде», но кое-что никогда не изменится, Кэсси. Например, твои губки, которые так и тают от моих прикосновений...

Глуховатый и низкий его голос обжег ее еще сильнее.

– ..И твое тело, каждая его ложбинка, каждый уголок которого так хорошо знаю я.

Его руки скользнули вниз по спине Джейд, сжали талию, потом ниже, и вот они уже справились с ее халатиком...

– Нет!

Глубинный инстинкт самосохранения все-таки сработал, и Джейд рванулась из его объятий.

– Все кончено, – тихо, но твердо сказала она, отступая от опасной черты, за которой – безудержность чувств, во сто крат более губительных, чем обрыв под скалой, где она стояла.