Марина Леванова - Радуга для миллионера

— Даже и не знаю, что сказать. — Катрин разрезала расстегай, кусочек положила на бумажную тарелку и поставила перед гостем. — Мне сложно представить такие отношения в семье, когда ребёнок вообще не видит своих родителей.

— Ну-у, иногда мы с мамой выходили за покупками, и в такие дни для меня не было ни в чём отказа. Видно, она таким образом старалась извиниться передо мной. А потом мне открылась истина.

— Какая?

Максим откусил кусок от пирога и, кажется, проглотил нежёваным, удивлённо посмотрел на сдобу и затолкал остаток целиком. От удовольствия даже зажмурился.

— В этом мире можно купить абсолютно всё. Если, конечно, есть деньги. У моей семьи они были всегда. И я стал стремиться к тому, чтобы их стало ещё больше.

Катрин перестала жевать. Ей показалось, что она ослышалась, когда он сказал, что в этом мире можно купить абсолютно всё, если есть деньги.

— Нет. Это неправильно!

— Что неправильно? — Максим взял второй кусок волшебного пирога и положил себе на тарелку. Налил вино для себя и Катрин, отхлебнул.

— Я, конечно, согласна, что деньги играют большую роль в жизни человека. Но… — Она сделала небольшой глоток из своего стакана, чтобы промочить горло, и поставила его обратно. — Не всё в этом мире можно купить за деньги.

— Например?

— М? — Катрин растерялась. — Ну, например, нельзя купить любовь, сострадание, настоящую искреннюю дружбу. — От волнения у неё разом везде зачесалось. Подёргала себя за мочку уха, усиленно вспоминая, что ещё нельзя купить за деньги. — Прелесть ранней весны, свежесть первого снега, улыбку ребёнка, — встретилась с ним взглядом, — доброе сердце, в конце концов.

— Глупости! Всё это можно купить. Главное, понять, насколько сильно это может пригодиться тебе в дальнейшей жизни, чтобы дать правильную цену, а не остаться в убытке.

— Нет. Я не согласна! — Выпрямилась, положила руки на стол перед собой и посмотрела твёрдым взглядом на шефа. — Я буду говорить о том, что мне самой очень близко. Вот смотри. Ты купишь дорогие краски, холст, мольберт, даже роскошную художественную мастерскую для того, чтобы творить там, но если у тебя нет таланта, ты никогда не создашь шедевр. Никакие деньги из тебя не сделают художника, поэта, музыканта, писателя…

— Это да, но опять-таки, если понять, насколько это мне может пригодиться в жизни, то можно и это тоже купить.

— Как так? — Катрин сидела с открытым ртом.

— А вот так. Кто-то, кто совсем не стремится к известности и популярности, но ему очень нужны деньги, а самое главное — он талантлив, будет с радостью за тебя творить эти шедевры. — Максим говорил на полном серьёзе и, что самое страшное, верил в это. — И вот пожалуйста: ты уже известный художник, поэт, музыкант, писатель или кто там ещё…

— Нет! Это просто подмена понятий, потому что это всё равно не твой дар, не твой талант, не твои работы.

— А кто об этом узнает?

— Ты прав, никто.

Дальше они ели молча. Хотя она нет-нет да бросала на него взгляды, стараясь понять, каково это, жить в таком мире, где нет нежности и ласки, отсутствует искренность, и правит только холодный расчёт. Нет, он не стал разом вдруг для неё демоном рогатым, но все эти его рассуждения заставили её взглянуть на него совсем другими глазами.

Катрин поднялась с лавки и прошла к удочкам, взяла рогатины и два маленьких ведра, всё отнесла к берегу. Выбрала место и воткнула рогатины в землю, на них они будут устанавливать удочки, если вдруг понадобится зачем-то отойти. Вернулась к столу. Максим расправился с маминым расстегаем и сейчас в глубокой задумчивости допивал своё вино.

— Идём рыбачить, а то что-то ветер усилился.

— Идём.

— Ты когда-нибудь ловил рыбу? — поинтересовалась Катрин, вытаскивая жирного червя из ведра, оценивающе осмотрела его со всех сторон и ловко насадила на крючок.

— Какой ужас! Меня, кажется, сейчас вырвет. — Максим стоял с круглыми глазами и был зелёного цвета, а ещё хватал ртом воздух, как та рыба, которую выбросило из воды на сушу.

— Так и знала! Нужно было прихватить с собой мамины нюхательные соли, — Катрин не смогла удержаться, чтобы не пошутить над ним. Хотя, если честно, всё это было очень печально — не знать в этой жизни элементарных вещей. — Ты, случайно, не собираешься здесь у меня в обморок хлопнуться?

— А вот не знаю-не знаю, — с осуждением в голосе проговорил он. — Катрин, вот скажи, зачем все эти трудности? Мы ведь могли просто пойти с тобой в ресторан и заказать там любую существующую в этом мире рыбу.

— Ничего ты не понимаешь! — Она насадила червя на второй крючок. — Одно дело слопать уже приготовленную рыбу, и совсем другое — поймать её самому. Держи! — Не церемонясь, сунула в его руки удочку. — Не переживай! У тебя всё получится. Я в тебя верю.

Два рыбака подошли к берегу. Максим старался не смотреть на бедное «животное» болтающееся на крючке.

— Смотри внимательнее, — Катрин отошла подальше, — вот так размахиваешься и закидываешь. — Поплавок важно поплыл по поверхности пруда, а девушка спустилась к воде, чтобы помыть руки. — Понятно?

— Конечно, понятно. — Максим подошёл ко второй рогатине, торчащей из земли. — Что же тут непонятного? Всё очень наглядно, — бурчал он себе под нос, как тот ворчливый старый дед. — Забросить эту полосатую штуковину в воду. — От души размахнулся, крючок ушёл за спину, и Максим тут же послал удочку вперёд, как это сделала Катрин. Раздался треск ткани и мужчина почувствовал острую боль. — Ой!

— Ну что, закинул?

— А то! И закинул, и уже даже поймал… рыбку так на килограмм на девяносто.

Голос Максима прозвучал как-то странно. Катрин посмотрела на него внимательно и в первый момент даже не смогла понять, что происходит. А потом засмеялась. Громко, искренне, до слёз. Положила удочку и пошла выручать бедолагу-шефа, который с растерянным видом стоял с крючком в филейной части. Остановилась напротив.

— Обещаю, я никому об этом не расскажу, — сквозь смех произнесла она.

Максим не мог отвести взгляд от её лица, забывая дышать. Так и стоял, заворожённый её улыбкой и искорками, что сверкали в ореховых глазах. Из рук выпала удочка. Он быстро подошёл к Катрин и поцеловал. Она ошеломлённо замерла, а он был не в силах выпустить её из своих объятий. Но ведь так нельзя! Резко отступил.

— Прости! Не знаю, как так получилось…

Но Катрин сама придвинулась к нему, обняла за шею и притянула к себе. На краткий миг их взгляды встретились: её — мятежный, и его — такой ждущий.

«Хотя бы один-единственный раз!»

О чём Катрин думала, когда сама потянулась к нему, она уже не смогла бы вспомнить. Потому что мир вдруг раскололся на тысячи осколков, когда Максим притянул её к себе и с жадностью смял её губы.

Первые редкие капли они даже не заметили. Лишь когда дождь усилился, Катрин резко отодвинулась и, стараясь не смотреть Максиму в глаза, смущённо произнесла:

— Дождь начался, нужно найти укрытие. — Зашла ему за спину. — Но сначала освободим тебя.

Опустилась на корточки и внимательно осмотрела место, куда вошёл крючок. Всё могло быть гораздо хуже, будь на нём надеты обычные костюмные брюки из тонкой ткани, а так, через джинсы, крючок лишь зацепил кожу.

— Будет немного больно. Ты, главное, не дёргайся. Я постараюсь аккуратно вытащить, а дома уже продезинфицируем.

Но Максим и так не шевелился. Катрин, приняв его молчание за одобрение, потянула крючок вниз и резко на себя. Шеф издал невнятный звук, но потом облегчённо вздохнул. А Катрин быстро смотала удочку.

Прошла к столу, собрала остатки еды в корзинку и поставила её под стол. И пока она этим занималась, в голове билась одна-единственная мысль: «Что это сейчас такое было?» А ещё… на душе скребли кошки, такие мерзкие, разноцветные. Ведь она прекрасно понимала, что эти отношения обречены: кто она и кто он? «И мы с ним такие разные!» Посмотрела на шефа. Максим так и стоял, не двигаясь и наблюдая за ней напряжённым взглядом. «Вот о чём он сейчас думает? — Отвернулась. — Наверняка жалеет, что поддался минутной слабости. А я-то? Я-то тоже хороша. Дура!»

— Нам нужно укрыться в сеннике. — Так мать называла сарай, под крышей которого хранили огромные стога сена. У них тоже был такой на ферме и даже не один. На лице Максима читалось непонимание. — Ну-у, это та постройка без окон и дверей, мимо которой мы с тобой проходили. — Она говорила и говорила, только бы прервать то неловкое молчание, что возникло между ними. «Не нужно было этого делать!» — Под такими штуками обычно хранят сено, крыша предохраняет от осадков круглый год, у Робера он даже со стенами, а у нас просто на столбах крыша стоит, — наигранно засмеялась.

Повернулась и побрела к сеннику. Максим в несколько шагов догнал её и пошёл рядом. Ветер усилился, стало темно, как вечером, и с неба вдруг хлынуло как из ведра. Первая молния прочертила небо, заставив Катрин взвизгнуть от неожиданности.

— Бежим! — закричала она, хватая шефа за руку и припуская со всех ног.

Раскат грома был настолько оглушительным, что заставил наших беглецов остановиться и прикрыть ладонями уши. Но через мгновение, взявшись за руки, они вновь понеслись по полю, только теперь впереди бежал Максим и тащил за собой Катрин.

Они влетели под крышу сенника за мгновение до того, как молния ударила в старое дерево, стоящее недалеко от постройки. Сухие ветки тут же занялись огнём, но не успели разгореться, потому что с неба мелкими горошинами посыпался град и сбил пламя.

— Мама дорогая! — в благоговейном восхищении тихо прошептал Максим, наблюдая за разбушевавшейся стихией.

Катрин посмотрела на него. Наверняка же пребывает в шоке! Ведь в городе такого не увидишь. Каково же было её удивление, когда она заметила, что он улыбается — широко, открыто. И дрожит от возбуждения. Его ноздри трепетали, он с жадностью тянул в себя влажный воздух, пропитанный озоном и дурманящим ароматом луговых трав, а самое главное, он выглядел счастливым. Капельки воды стекали по его волосам и лицу, но он этого даже не замечал.

— Всё хорошо? — поинтересовалась Катрин.

— Да, — не оглядываясь, тихо произнёс он, боясь отвести взгляд хотя бы на краткий миг от происходящего снаружи.

Катрин отвернулась и вдруг услышала его тихое:

— Спаси-и-ибо!

Как же ей хотелось спросить, за что, но она так и не решилась. «Ведь не может быть, чтобы он меня благодарил за эту грозу, которая сорвала все наши планы!» Она сама не заметила, как начала дрожать и стучать зубами. Промокшие вещи прилипли к телу. Сенник имел лишь две стены и крышу и совсем не защищал от ветра.

— Тебе нужно снять с себя вещи и отжать, — тихо произнёс Максим, тут же стягивая с себя мокрую футболку и ловко выжимая воду. — Обещаю, я не буду смотреть! — Встряхнул и повесил майку на торчащие из стены гвозди.

«Да в принципе уже не так холодно. — Катрин во все глаза таращилась на голый торс мужчины своей мечты. — Я бы даже сказала, что как-то сразу стало жарко. — Поймала себя на том, что стоит с совершенно глупой улыбкой, разглядывая жилистое, поджарое тело своего шефа. — Какое счастье, что он на меня не смотрит сейчас!»

Как во сне, стянула с себя высокие сапоги, стащила джинсы. Попыталась их отжать, но ткань не отдала ни капли влаги. Освободилась от плотной байковой рубашки отца, оставаясь лишь в майке на широких лямках, закрывающих плечи. Благо под ней был надет бюстгальтер с тонкими поролоновыми вкладышами. «А то совсем было бы нехорошо». Вся её кожа была покрыта мурашками, а на руках стоял дыбом каждый светлый волосок. И теперь она стучала зубами ещё громче, можно даже сказать, музыкальнее, что ли.

Максим облокотился рукой о стену и стоял в расслабленной позе.

— Я могу тебя обнять, — очень тихо предложил он, не оглядываясь, а сам крепко зажмурился, быстро повторяя про себя всего два слова: «Хоть бы… хоть бы…» Вслух же продолжил совсем севшим голосом: — Я закрою глаза, — и улыбнулся одними уголками губ.

Ох, если бы Катрин в этот момент могла видеть его лицо, то никогда-никогда бы не согласилась на такое: каждая чёрточка его лица дышала ожиданием и вожделением. Но она не видела, ей было не до того.

«Очень заманчивое предложение! — Но она не могла себе этого позволить. Не могла! Её и так придавало тело, а тут ещё ощутить жар его кожи… — У-у-у, — заскрипела зубами, сражаясь со своими собственными демонами. — Может, выйти на улицу и побегать под дождём, чтобы остыть? — И тут же сама себя отругала за нелепые мысли: — Нет. Нельзя. Не поймёт же. Примет ещё за сумасшедшую».

Вместо этого она с каким-то остервенением натянула на себя мокрые джинсы, надела сапоги и, накинув на плечи холодную рубашку, поёжилась.