«Метит на мое место, — подумала Ольга. — Может быть, она сможет дать Косте то, чего не могла дать я, ведь он достоин самой нежной и теплой любви».

Джип уехал, а Ольга, продрогнув до костей, еще долго ждала троллейбус, а потом долго ехала в почему-то не отапливаемом салоне. Остальные пассажиры тоже были нахохлившиеся, как замерзающие птицы. «Все так живут, и нечего делать трагедию из этого, — уговаривала себя Ольга. — Я просто вернулась к жизни, которой живут все обычные люди».

4

Куда-то торопиться, решать какие-то сложные неразрешимые вопросы больше не нужно было: Ольга лежала в объятиях мужчины, он молчал, но она знала, что он любит ее и готов сделать для нее все, чтобы ей было хорошо. Ее захлестывала волна ответной любви и нежности к этому надежному сильному человеку, которому принадлежала она и который принадлежал ей, и она обняла его, ища его губы.

«Ах ты, бедная овечка, что же бьется так сердечко…» — громко завела над ухом какая-то из сестер Свиридовых. Ольга испуганно села на раскладушке, заменяющей ей кровать. Никакого мужчины рядом не было — это был сон, мечта… А за стеной мама будила семилетнего отпрыска, не желающего просыпаться в школу к семи утра, и включила на полную мощность телевизионную программу «Доброе утро». Ольга могла поспать еще час, она легла и закуталась в одеяло, но непонятные проблемы влюбленной овечки терзали нервы даже при заткнутых ушах. Ольга ворочалась на раскладушке, стараясь делать это осторожно, — раскладушка была старенькая, петли часто отрывались. Ей подарила ее баба Таня, купившая ее, когда сама была в Ольгином возрасте. Но и это было лучше, чем ничего. И Ольга думала, что раскладушка, как и трехкомнатная коммуналка, — явление временное, но со временем она поняла поговорку, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Уже два года снимала Ольга эту маленькую комнатушку, неподалеку от метро «Аэропорт», со старыми ободранными обоями, шкафом с незакрывающейся дверцей и стулом с отпадающим сиденьем. Ольга была уверена, что быстро сможет сделать ремонт, купить мебель, но пока все оставалось по-старому, и столом служил ей тот же стул — она накрывала его картонкой, пододвигала к раскладушке и незатейливо трапезничала, лишь бы не умереть с голоду. «Все вот-вот изменится», — думала она, но уже два года ничего не менялось.

Очень хотелось спать, но еще сильнее хотелось вернуть ускользнувший сон, где не было проблем и невзгод, потому что их брался разрешить за Олю сильный умный мужчина. Ночью поспать почти не удалось: сосед слева — одинокий мужчина пятидесяти лет, как обычно, привел ночных гостей, и компания весело шумела, звеня бутылками и стаканами, а потом, до четырех утра, громко скандалила, выясняя, кто в компании кого уважает, а кто нет. В полпятого произошла небольшая драка — драться в полную силу они уже не могли, и вскоре собутыльники захрапели, а в семь утра включилась «овечка».

Ольга встала, потеряв надежду продолжить сон, отдернула шторы. Пейзажем служил девятиэтажный дом, перекрывающий вид на парк, но по длинной яркой тени, которую отбрасывал; дом, Ольга поняла, что за домом светит яркое солнце. Она открыла окно, теплый июньский ветер ворвался в комнату. Ольга сделала зарядку. Сегодня у нее тяжелый день и ей нужно быть в форме, ей нужно быть красивой, свежей и бодрой. Но ни бодрости, ни свежести после трехчасового сна она не чувствовала, и когда пошла умываться в общую ванну и протерла зеркало, на котором семилетний Мишенька, умывающийся перед ней, зубной пастой написал: «не хочу учиться, а хочу жениться», ужаснулась, увидя свое осунувшееся лицо с глубокими темными синяками под глазами, с явственно проступившими от усталости первыми морщинками у губ и у век. Ее волосы, которыми она всегда так гордилась, выглядели сухими и тусклыми и висели безжизненной паклей.

«Не хватает витаминов, — подумала Ольга. — Вот и попробуй держать себя в форме и конкурировать с молоденькими девушками, если тебе уже двадцать пять».

Она попробовала принять контрастный душ, чтобы привести себя хоть как-то в порядок, но в дверь то и дело, торопя ее, барабанил Мишенька, которому хотелось помыть руки именно в ванной комнате, хотя раковина была и на кухне. Короткий душ лишь наполовину снял головную боль, но кровь прилила к щекам, и они чуть порозовели. Завернувшись в ситцевый халатик, подаренный ей на день рождения Клавой, Ольга пошла на кухню, намереваясь позавтракать. У нее оставался в хлебнице кусок батона, в холодильнике — колбаса и сыр. Предвкушая кофе с бутербродами, Ольга открыла холодильник. Ее полка, средняя, была пуста.

— Вероника Петровна, вы не брали? — спросила она Мишенькину маму, которая готовила для сына кашу.

— Что ж я чужое брать буду, мы не бедствуем, — поджала губы соседка, но желание посплетничать оказалось сильнее обиды: — Это наш алкаш со своими дружками ночью за закуской вылазку делали. Я от них уже давно на ночь все продукты в комнату прячу.

Хлеба тоже не оказалось на месте, и Ольге пришлось довольствоваться чашкой кофе. От кофе аппетит разыгрался еще сильнее.

У Ольги были какие-то мелкие деньги, но в магазин зайти она не успевала, на Юго-Западной находилось фотоателье, директор которого решил заняться, параллельно с основным, новым бизнесом: работать в рекламе, и он согласился попробовать Ольгу в качестве фотомодели. Ольга старательно наложила макияж, пытаясь скрыть усталость, надела свой единственный красивый костюм. Он был бежевый, модного фасона и нейтральный — для всех случаев жизни.

До ателье пришлось ехать очень долго — на автобусе, потом разыскивать его между пятиэтажными домами. В одном из подвалов и разместилось будущее светило рекламы, худощавый молодой мужчина, ненамного старше Ольги.

— Мы будем рекламировать духи фирмы «Аэлита», — сказал он, протянув Ольге круглый флакончик. — Снимки согласен взять журнал «Лиза», если, конечно, они получатся, — неуверенно прибавил он.

Вот с такими людьми и с такими рекламными агентствами приходилось работать Ольге. Крупные агентства все, как один, почему-то отказывали ей, снимая девушек, как казалось Ольге, гораздо хуже ее. Возможно, у них были связи, а возможно, они делали то, чего так и не научилась делать она — сначала показать личную заинтересованность не в деле, а в человеке, с которым предстояло работать.

Ольга размышляла, стоя посреди маленькой комнаты фотоателье, где было дешевое фотооборудование — не было ничего, что могло бы создать подходящий фон, атрибутику. Фирма «Аэлита» никому не известна, эта фирма, которая только что открылась, тоже. Даже если и случится чудо и фотографии примут в журнал, на большие деньги рассчитывать не приходится. Но Ольга была рада, когда, обзванивая агентства, получила наконец «да» вместо «к сожалению, нет, но вы оставьте ваш телефон, мы внесем вас в банк данных».

Фотограф не предпринимал никаких действий, он нерешительно ходил вокруг Ольги, не зная, как приступить к рекламе духов.

— У вас есть шляпка? — спросила его Ольга, взявшая инициативу в свои руки. — Например, соломенная…

— Не знаю, ах, есть… А зачем? — спросил фотограф.

— Принесите, пожалуйста, — ничего не объясняя, сказала Ольга.

Шляпка была из плетеной соломки, с ажурными полями, как раз то, что требовалось. Ольга поэтому и любила свой костюм. Когда ей приходилось иметь дело вот с такими умельцами, у которых не было подходящей одежды, ее костюм можно было изменить несколькими деталями. Шляпка на голове, чуть завитые волосы — романтический стиль; белый платочек в кармане, сумочка, очки — стиль деловой.

Ольга надела шляпку, выпустила прядь волос, потом передумала, распустила волосы по плечам. Фотограф завороженно смотрел на нее. Ольга сняла пиджак, накинула его на одно плечо. Плечи у Ольги были точеные, уже успевшие загореть, белый «топ» выгодно оттенял загар. Потом Ольга понюхала духи. Ничего особенного, еле уловимый сладкий запах полевых цветов.

— Я видела, что недалеко от вас старушки продают цветы. Купите на ваше усмотрение, — сказала она фотографу.

Тот быстро, как мальчишка, убежал, вернулся с охапкой ирисов, гладиолусов, ромашек.

— Вот это, пожалуй, то, что надо. — Ольга взяла букет ромашек, поставила на середину флакончик с духами, села, непринужденно откинувшись, на стуле, засмеялась.

Фотограф делал снимки.

— Ну все, мне пора, — она посмотрела на часы.

В двенадцать на другом конце Москвы, в одной из таких же недавно открытых частных киностудий, у нее начинались пробы.

— Как насчет оплаты? — спросила она, положив цветы и флакон, накинув пиджак и сняв шляпу.

— Оплата? Как условились, как условились, — забормотал молодой человек, потирая руки с длинными пальцами, потом вдруг улыбнулся, махнул рукой: — Я обещал вам проценты от своего гонорара после того, как фотографии примет журнал, но я уверен, что их примут. Таких выигрышных снимков я еще никогда не делал, да и модели такой у меня не было… Послушайте, Ольга, я дам вам половину своего аванса, выданного мне «Лизой», и не обижу вас потом, когда они снимки возьмут. Но дайте мне слово, что вы будете моей моделью. Мы с вами быстро сделаем свой бизнес, — он протянул ей руку. — Меня, кстати, зовут Дима.

— Ну что ж, Дима, я согласна, — сказала Ольга, тем более что от других рекламных агентств предложений не поступало. Если же она успешно пройдет пробы, две работы ей не помешают. Она оплачивает комнату, посылает домой деньги, так что о ее разрыве с Костей в семье пока еще не знают, и ей нужно на что-то жить самой. А за эти два года она получила всего лишь три предложения сняться в пробах, и ни одно из них не повлекло за собой продолжения.

Сто долларов, выданных ей Димой, были весьма кстати: подходил срок уплаты за жилье. Хозяйка требовала оплаты за три месяца, но она — постоянный жилец, и она сможет уговорить ее подождать остальные двести долларов. Только вот на что жить? Если у нее нет даже хлеба. Два дня она протянет, а потом?

— Дима, а как долго в журнале будут решать — брать фотографии или нет? — спросила Ольга.

— О, это очень быстро. — Дима махнул рукой. — Неделя-две.

Ольге понравился молодой фотограф, он не был красив, у него был слишком длинный нос с горбинкой, чересчур пухлые, казалось, вывернутые губы, но у него были огромные карие глаза, живые и искренние, и, хотя его фигуру даже отдаленно нельзя было назвать фигурой атлета — он был невысок, отчаянно худ и сутул, — в его движениях тоже чувствовалась искренность и живость, а в длинных пальцах, работающих с фотоаппаратурой, — профессионализм. Он не пожалел поделиться с ней авансом, хотя его вид говорит о том, что живет он ничуть не лучше, чем она — у него были латаные-перелатаные джинсы, рваные кроссовки, и тоже неизвестно, будут ли у него деньги в ближайшем будущем, чтобы прокормить себя, — его ателье находится слишком далеко от центра, и слишком мало людей смогут найти его, даже если и захотят сделать снимки. Ольга тепло попрощалась с ним, спросив номер его телефона. Своим она так и не обзавелась. И дала ему лишь свой адрес — их коммуналка числилась ветхим жилым фондом, и ее то ли собирались ликвидировать, то ли ремонтировать, но телефон проводить пока считали нецелесообразным. Но пока власти о доме забыли, и люди продолжали жить, не особо возмущаясь, помня русскую поговорку: от добра добра не ищут.

Настроение у Ольги было хорошее, хотя все сильнее сосало под ложечкой. По дороге она купила хот-дог, слегка утолила голод. Пробы проходили в здании, раньше принадлежащем школе, а теперь арендованном новой киностудией «Молодое кино». Режиссер, желающий заняться большим бизнесом и сделать большие деньги, намеревался снять коммерческий сериал. Ольге рассказал о готовящихся съемках Саша Белов. Ему, как популярному актеру, это часто предлагали, и он всегда отказывался.

— А теперь соглашусь, — с решительной грустью в голосе сказал он. — «Мосфильм» почти закрыт, то же и на других государственных студиях. А у меня девки на выданье, — говорил он, заехав в очередной раз к Ольге в гости. Ольга не знала, куда посадить его — и раскладушка, и стул могли провалиться, но Саша Белов, несмотря на возраст и популярность, был неприхотлив и мог запросто сидеть, как и Ольга, на паркете и пить чай из стакана.

С ним вместе Ольга подала фотографии на студию и получила приглашение попробоваться.

— Фильм будет кассовый, заработаем мы неплохо, и вы, любезные актеры, тоже разбогатеете, — говорил режиссер Инокентьев.

Ольга знала его и слышала о нем, он был другом-соперником Кондратенко и тоже снимал серьезное кино, но отдался на потребу времени.

— Главное, сыграть хорошо, чтобы зрители рыдали.

Ольга прочитала сценарий. Он был прост и незатейлив, без всякого психологизма, двойственности натуры — это сыграть можно просто, не готовясь. В основном сценарист так и выстроил сюжет, ориентируясь на то, что спонсором фильма была крупная фирма «Интурагентство», желающая с помощью популярного сериала создать рекламу своим турам.