Ольга видела, как одновременно со звоном разбитого стекла сквозь стеклянную дверь вылетел парень, следом за ним бежал Игорь. Он тяжело дышал и склонился над лежащим на снегу. Вдруг парень слегка приподнялся на локте и быстрым, незаметным движением сделал, видимо, подсечку — Игорь свалился рядом с ним. Затем оба вскочили — пружинисто, ловко, словно шла тренировка, а не жестокая драка, и стали, покачиваясь, прыжками наскакивать друг на друга, изредка нанося короткие, отточенные удары руками.

— Это он с кем? — спросила Ольга, высунувшись из машины.

— С Артуром какого-то черта не поделил… Эх, говорю, роковая ты бабенка. Теперь директор его ни за какие деньги обратно не возьмет. Он там с ним чего-то грызся, потом с Артуром начал отношения выяснять. Я думал, попетушатся и разойдутся, не понял даже, зачем он меня к тебе послал. Дьявол! — Он увидел, как Артур, подпрыгнув, ударил Игоря ногой в грудь и как Игорь, поскользнувшись на льду, припорошенном снегом, упал на разбитое стекло.

— Ты лучше сматывайся, крошка, тут сейчас хуже разборки пойдут, — сказал Волк и бросился Игорю на помощь.

Ольга видела, как из клуба выбегают мужчины, и кто-то принимает сторону Игоря, кто-то Артура.

Она могла свободно выйти из машины, но помедлила. Для ее дальнейшего плана ей нужен был адрес Игоря. Она открыла панель на щите управления, долго просматривала бумаги, наконец нашла записную книжку. На первой странице были написаны имя, отчество, фамилия владельца. Она их и так знала — Игорь Михайлович Дегтярев. И был номер телефона. Она быстро переписала его, мало надеясь, что телефон окажется верным, — книжка была потрепанной, старой, а Игорь снимает жилье, мог вполне и переехать. Положив книжку обратно, она выскользнула из машины, стараясь оказаться незамеченной, но мужчины были поглощены дракой. Она остановила ближайшее такси, сказала свой адрес и тут только обнаружила, что все еще сжимает в руке банкноты, которые дал ей Игорь. Пятьсот долларов.

«Хорошо зарабатывают проститутки за одну ночь, — подумала она. — Вернее, хорошо он оплачивает проституток. Как я могла любить его раньше? Сволочь, беспринципный подонок, бабник, хулиган!» О постельной сцене нужно было забыть как можно скорее. У Ольги полыхало лицо, она была противна сама себе. По дороге она сняла парик, вынула линзы, чтобы не испугать обитателей коммуналки. В коридоре, удивившись ее виду, но промолчав по этому поводу, Ольгу встретила Вероника Петровна.

— Вам звонят через каждые пять минут. Какая-то девушка, мы все уже забегались брать трубку, — выговаривала она Ольге.

— Извините, — сказала Ольга.

Телефон им провели моментально, лишь только в квартиру въехала Рита.

— Ну вот опять.

Ольга подняла трубку.

— Преображенская, наконец-то. А это Синди, то есть Вика, — простонала в трубку Вика. — Тут такая буча поднялась… А все ты… Меня директор к себе таскал, спрашивал, не я ли настучала насчет турецкого борделя? Я, конечно, в слезы: как вы могли подумать, Григорий Александрович, побойтесь Бога, на меня наговаривать. Он нахмурился, сказал: «Узнаю, что ты, тебя мать родная не признает». — Вика всхлипнула. — Олечка, мы же подружками были не разлей вода, в одном городе соплячками росли. Тебя наверняка найдут, хотя я им твой адрес и не давала, не сказала, что ты и Агата — одно лицо. Тогда б уж и мне крышка, и тебе. Но, Оленька, услуга за услугу. Когда они тебя поймают и пытать начнут, ты им мое имя не называй. Я ни при чем. Я же тебе хотела лучше сделать, когда рассказала, что Ритка в Турции проституткой работает.

Из комнаты, ахнув, вылетела Вероника Петровна. Умненький Мишенька провел от основного телефона в их комнату трубку и подслушивал разговоры. Этот разговор подслушала его мама.

Ольга пошла к себе, а Вероника Петровна бросилась к телефону. Ольга закрыла дверь, но до нее все равно доносился крик Вероники Петровны.

— Оксана? — звонила она, по-видимому, Олиной квартирной хозяйке Оксане Леонидовне. — Оксанка, я такое тебе скажу! Кому ты комнату сдаешь! Хорошие девочки? Одна в Турции проституткой работает, другая в мафии. Ей сообщница звонит, говорит, если пытать начнут, ты им ничего не говори! А если и нас всех начнут! У меня Мишенька! — Она долго что-то слушала, потом заглянула в комнату Ольги.

— Олечка, тебя Оксана Леонидовна к телефону просит, — елейным голосом сказала она.

— Ольга, ты извини, но мы срок не обговаривали, сколько времени ты будешь у меня комнату снимать, — сказала Оксана Леонидовна.

— Разве у вас претензии ко мне? — усмехнулась Ольга.

— Нет, претензий никаких нет, Оленька, что ты, — по-доброму сказала хозяйка. — Просто ко мне родственница приезжает, ей где-то жить нужно, ты срочно комнату освободи.

— Но ведь обычно за месяц предупреждают, — сказала Ольга.

— Олюшка, она как снег на голову свалилась, не взыщи, завтра за ключами зайду, — сказала хозяйка и повесила трубку.

— Вещи пока можешь у меня оставить, — сказал сердобольный дядя Коля, которого Оля никогда не обижала.

— Пропьет, — шепнула Мишенькина мама, словно не она была виновницей Олиного выселения.

Ольга перетащила вещи в комнату дяди Коли, собрала себе сумку, позвонила по телефону, списанному у Игоря из книжки. Телефон щелкнул без гудков, на телефонной станции что-то не сработало, и Ольга вклинилась в чужой разговор.

— Одолжи мне около двух тысяч долларов, — голос принадлежал Игорю, в этом Ольга никогда не смогла бы ошибиться.

— Какие проблемы, старик, я знаю, что ты вернешь, — сказал другой. — Ты можешь подождать два дня?

— Если можешь, завтра, Леня. Утром я улетаю в Турцию, — сказал Игорь.

— Тигр, что-то серьезное произошло? — спросил Леня.

— Более чем. Я круто влип, нужно срочно ехать раскручивать дело, — сказал Игорь. — Я бы хотел улететь первым самолетом.

— Самолет, кажется, в девять утра, — сказал Леня. — Слушай, это из-за этой бабы, Агаты?

— Волк, ты здорово помог мне в драке, спасибо тебе, но ни о чем не спрашивай, если можешь, — попросил Игорь.

— Деньги подвезу в Шереметьево, в семь, не забудь паспорт в спешке, сказал Леня, — буду на синем «Опеле». А ты все же не тигр, а баран — если ты собирался в Турцию, какого черта девке пятьсот баксов дал?

— Чтобы и я в Турцию слетала, — прошептала Ольга, закрыв на всякий случай трубку рукой, чтобы ее не услышали.

— Тигр, нас не подслушивают? — встревожился Леня.

— Да нет, неполадки на станции, до встречи, — сказал Игорь и положил трубку. Ольга услышала короткие гудки.

Это было невероятно, но даже голос человека, которого она ненавидела, из-за которого ее выгнали с квартиры, из-за которого она тащится в Турцию и который сделал ей столько бед, звучит для нее так притягательно…

В семь ей нужно быть в Шереметьеве, чтобы успеть купить билет, ей нужно соответственно одеться, чтобы Игорь ее не узнал. Она поедет вслед за ним неузнанная — ведь не узнал же он ее даже в постели. И она проследит его путь до публичного дома, где они прячут ее сестру, а там она сообщит обо всем местной полиции или придумает что-нибудь еще. Ольга усмехнулась, вспоминая себя совсем недавнюю. Она бы села, как мама, и спросила бы: «Что же делать?» А сейчас, когда в беде малышка Рита, нужно действовать быстро.

Часы показывали три. Коммуналка не спала, везде горел свет. Дядя Коля, как и обычно, пил с друзьями, Вероника Петровна с Мишенькой что-то оживленно обсуждали.

«Чтобы успеть, мне нужно выехать через полтора часа», — подумала Ольга, заказала такси по телефону, радуясь, что Игорь в припадке страсти был настолько щедр, и она сможет оплатить ночное такси до Шереметьева, купить билет до Турции. А там, если им с Ритой не хватит на обратные билеты — мало ли какие расходы ей предстоят, — они обратятся в российское посольство.

Она постучала в дверь Вероники Петровны.

— Я уезжаю в Турцию, возможно, надолго, и зайду к вам через час, оставлю вам ключи для Оксаны Леонидовны.

В комнате у Вероники была то ли перестановка, то ли ночная генеральная уборка: вещи были сдвинуты, шкафы стояли пустые, с открытыми дверцами, а их содержимое валялось на полу, на кроватях.

— Хорошо, Оленька, я передам ключи обязательно. А вещи, что получше, вы прямо в комнате оставьте, не носите к Коле, он пропьет, а новой жиличке мы скажем, чтобы она бережно с вашими полочками обращалась, и с вашим диванчиком, и столиком. Она ничего не разобьет, а вы приедете, заберете, — говорила Вероника Петровна.

— Мам, какая жиличка? Мы же туда переезжаем! — удивленно сказал Мишенька.

Мать отвесила ему подзатыльник и, улыбаясь Ольге, сказала:

— Дети всегда говорят не знаю что, вот придумал, зараза такая.

Мишенька, потирая затылок в черных кудряшках, громко ревел:

— Ничего я не придумал, говорила, Ольку мафия все равно убьет, а мы ее комнату сейчас займем, пианино туда поставим…

Ольга вышла, предоставив им самим решать их семейные проблемы. Она никогда никого не осуждала. Вероника — мать-одиночка. Вполне возможно, что ей тяжело одной с Мишенькой. Он у нее единственный, и все свои чувства она переносит на него… Но сейчас Ольге нужно было срочно придумать, как она должна выглядеть. Она взяла в театре ящик с реквизитом. Там оказалось три парика — черный, но она им уже воспользовалась, ярко-рыжий, кудрявый, наверное, клоунский, и пегий, потрепанный, видно, в нем играли нищенку. Ольга торопилась, когда брала ящик из костюмерной, не просмотрела его хорошо и теперь сидела в недоумении. Черный парик узнают сразу и Игорь, и Леня. Она надела рыжий. Если его хорошенько расчесать, сделать соответствующий макияж, то его можно использовать. Но он слишком яркий, заметный. Если Игорь тогда что-то заподозрил, то из толпы лучше не выделяться. Она примерила пегий парик. Расчесала, забрала длинные, какие-то поникшие волосы в хвост, достала баночки с макияжем, гримом. Через десять минут перед ней сидела непримечательная женщина лет сорока, которая устала от жизни и перестала следить за своей внешностью. Кого-то до боли напоминала ей эта женщина. «Мама, вылитая», — подумала Ольга, и у нее тоскливо сжалось сердце. Семья распалась совсем, были они вдвоем с Ритой, но и Рита, в общем-то, неизвестно где, и неясно, найдет она ее или нет. «Я найду ее», — Ольга стиснула кулаки. К образу созданной женщины очень подошла куртка, купленная ей тетей Клавой, старые сапоги и вязаная шапка.

Ольга положила в клеенчатую сумку на ремне на всякий случай еще и рыжий парик, короткую Ритину дубленку, натуральную, поэтому очень легонькую, положила несколько пар белья, два платья, свое и Ритино, если придется изображать красавицу, коробки грима, макияжа. Надела куртку, шапку. Паспорт, загранпаспорт, давно сделанный ей мужем, и пятьсот долларов она положила в нагрудный карман куртки с клапаном, застегивающимся на кнопку.

Потом вышла из комнаты, постучала к дяде Коле. Тот пировал с двумя друзьями.

— Дядя Коля, берите себе всю мою мебель и столик сервировочный берите, насовсем, — сказала Ольга, заходя к нему в комнату. — Только взамен.

— Денег нету, все вышли, утром были, да вот они, — дядя Коля, улыбаясь, показал на стоящие на столе бутылки и открытые консервные банки с килькой. — Эх, жаль, столик мне нравился.

— Да не нужны мне деньги, вы мне за все это дайте только какие-нибудь очки, — попросила Ольга.

— Это Ольга, что ли, или я допился до глюков?! — воскликнул, опрокидывая рюмку, один из постоянных дяди Колиных собутыльников.

— Это Ольга, — важно объяснил второй. — Она актриса, может, к роли готовится, может, в театре сейчас играть будет.

— Не, за ней мафия гонится, — с гордостью объяснил дядя Коля, вынул откуда-то из ящика очки в допотопной оправе. — Вот все, что есть. От моей жены-покойницы остались, не мог спустить, — он всхлипнул.

— Да их никто бы и не купил, — ехидно вставила Вероника Петровна, застывшая в дверях и наблюдающая за всеми.

Ольга надела очки, глянула на себя в коридоре в зеркало, чуть не разревелась. Теперь она была вылитая мама.

— Ну что же вы сидите все, пьете! — задорно крикнула она мужчинам. — Выносите вещи, помогите своему другу, а то и способны только его пенсию пропивать.

Дядя Коля раньше был какой-то шишкой среди военных, пенсия у него была большая, Ольга знала это, потому что, когда ему ее приносили на дом, всегда расписывалась за него — у дяди Коли сильно тряслись руки.

— Ага, пошли поработаем! — весело согласились собутыльники, которые тоже терпеть не могли Веронику. Они весело перешучивались и дразнили ее, то пытающуюся отобрать у них полку, то срывающуюся на скандал, и втроем легко перетаскали и диван, и стулья, и столик, и громко прикидывали, сколько бутылок можно будет выручить за сервировочный столик.