«Выследил», — подумала она и метнулась назад, в здание.

— Тетя Маша, ко мне никого не пускайте, — предупредила она вахтершу.

Вход в общежитие шел мимо застекленного окошка, где сидела вахтерша, и был перегорожен раздвижной решеткой. Во власти вахтерши было пропустить кого-то или нет.

— Хорошо, хорошо, Олюшка, а что случилось-то? — чуть ли не высунулась из окошечка тетя Маша.

— Потом, потом, — махнула рукой Ольга, видя, что парень заходит в здание. Когда она входила в лифт, она видела, что он беседует с вахтершей, а когда створки лифта захлопнулись, она успела заметить, что тетя Маша оказалась предательницей и пропустила его все-таки.

Ольга бегом добралась до своего блока, открыла дверь. Дверь в ее комнату по-прежнему украшала кнопка, соседок не было. Заперевшись изнутри, Ольга сидела в небольшом коридоре, около самодельной кухни, ожидая, что сейчас раздастся стук, и притихнув, как мышка, чтобы парень не заподозрил ее присутствия здесь. Но стука не раздалось, даже ничьих шагов не было слышно, зато в комнате, где жили Ольга и Вика и в которую Ольга сейчас не могла попасть, был слышен громкий ритмичный скрип. Ольге было почти восемнадцать, и она уже полгода училась во ВГИКе, жила в общежитии и поэтому не сомневалась, что скрипит кровать Вики. Подругу она не осуждала. Не для того ли припасала веревочную лестницу всем известная Джульетта, чтобы к ней по ночам мог залезать в комнату Ромео.

Прабабка в черном, чопорная ночь,

Приди и научи меня забаве,

В которой проигравший в барыше,

А ставка — непорочность двух созданий.

Скрой, как горит стыдом и страхом кровь,

Покамест вдруг она не осмелеет

И не поймет, как чисто все в любви…

Ольга играла этот эпизод и представляла себе чувства юной девушки, ждущей любимого, и вместе с Джульеттой успела осознать, что все в любви чисто. Но сейчас ей было очень не по себе. И от этого скрипа, и от того, что она его слышит, а выйти в коридор страшно — можно столкнуться с незнакомцем, который так явно был взбешен ее словами, что пришел выяснять с ней отношения. Иначе зачем он здесь? То, что он попал случайно на их занятия, сомнений не было: Ольга знала всех студентов с актерского факультета, даже старшекурсников, потому что часто, если занятия актерского мастерства на их курсе не совпадали со старшими, просила разрешения поприсутствовать на занятиях старших курсов. Если бы не страх, Ольга больше секунды не смогла бы выдержать, слыша эти звуки. Ее лицо заливала краска, ее кидало в жар, словно она и не замерзла на улице из-за мокрых сапог. Ей было стыдно. И она понимала, почему. Тем, что она невольно подслушивает, что между двумя чисто и возвышенно, она вносит в их чувства грязь и пошлость.

Она сидела на стульчике рядом с электроплиткой, на которую даже боялась поставить чайник, так как теперь не хотела, чтобы ее присутствие было замечено с двух сторон: и из коридора, и из комнаты. Она зажала уши, но хоть и приглушенно, но все равно все слышала, а когда раздались стоны, вскочила перепуганная. «Что там у них произошло?» — мелькали у нее в голове самые ужасные мысли. Вика — девушка интересная, в нее многие влюблены. Что, если Алик приревновал ее к кому-то и после занятий любовью, как другой герой Шекспира, решил убить? Когда раздался крик, она постучала, забыв о том, что скрывается от преследователя, который все еще мог выжидать в коридоре. Но страх за подругу был сильнее страха за себя. Не дождавшись ответа, постучала снова, на этот раз сильнее. За дверью стало тихо, но она продолжала стучать. Вика замолчала, может быть, ее уже нет в живых? Воображение рисовало залитую кровью комнату, изуродованную ревнивцем Вику. Наконец дверь распахнулась, на пороге появилась Вика, живая и невредимая, стягивающая на груди полы халата.

— Олька? Какого черта… — недовольно сказала она.

— Ты… с тобой все в порядке, — смущенно пробормотала Ольга. — Я испугалась за тебя, услышала стоны, крик.

Из комнаты послышался мужской смех, в котором без труда можно было опознать смех самого очаровательного парня ВГИКа Алика Вахрушина.

— Оль, ты и в самом деле такая дура или прикидываешься? — поинтересовалась Вика и, видя недоумение и смущение на лице подруги, тоже залилась смехом, захлопнув дверь. Дверь открылась через несколько минут, когда ничего не понимающая и готовая провалиться со стыда Ольга не знала, что делать дальше. На пороге появился Алик, еще более красивый, чем всегда, благодаря румянцу и радостному выражению на лице, сменившему его постоянную бледность и грусть, которую все, впрочем, признавали интересной.

— Прошу, — галантно пригласил он Ольгу в ее собственную комнату, сел в кресло, старенькое и настолько потертое, что дыру в обивке сиденья приходилось закрывать круглым ковриком, привезенным Викой из Днепропетровска. Коврик связала мама Вики из разноцветных полосок ткани, и Вика, к которой ходили гости, с их помощью создавала уют.

— Кто это из вас увлекается псевдодеревенским стилем? — мимоходом иронично спросил Алик, потыкав пальцем в сиденье.

— Был здесь, все забываем выбросить, — поморщилась Вика.

Ольга, которую всегда поражала заботливость родителей Вики — они слали ей бесконечные посылки и по почте, и с поездами, денежные переводы, — в очередной раз удивилась подруге.

— Вика, а что, твоя подруга действительно не знает, что мужчина во время занятий сексом может доставить женщине такое наслаждение, что она перестает осознавать себя и стонет? — затянувшись сигаретой, спросил Алик, разглядывая Ольгу.

Ольга закрыла лицо руками от смущения и села на свою кровать.

— Ты бы ей рассказала о моменте наивысшего сладострастия… — продолжал Алик.

— Оля, мы просто хорошо трахнулись, — перевела фразы Алика на студенческий жаргон Вика.

— А ты, Оля, видно, наконец-то заинтересовалась этой стороной жизни, если начала подслушивать под дверью? — Алик стряхнул пепел в жестяную крышку, подставленную ему Викой.

— Я не хотела, я случайно… — Ольге казалось, что она провалится сквозь пол. — Я просто боялась выйти в коридор. — И Ольга рассказала о странном незнакомце.

— Если бы это была я, можно было бы сказать, что он влюбился, правда, Алик? — спросила Вика. — А так, я не знаю даже…

— Так или иначе, но ты правильно сделала, что спряталась, — сказал Алик. — Ты извини, что я тебе говорил такие слова, я подумал, что ты и вправду подслушивала. Судя по твоему описанию, парень — спортсмен, им иногда нравится снимать девочек из театральных вузов, а ты ему нахамила, и он разобиделся, выследил и мог рассчитаться по-своему. Знаю я таких — сила есть, ума не надо. — Он поднялся, собираясь уходить, и многозначительно посмотрел на Вику.

— До завтра.

Вика засмеялась и кивнула головой.

— До завтра, любимый.

Алик ушел, а Вика, насвистывая мелодию, убирала следы встречи с любимым: застелила кровать, вытащила из-под стола пустую бутылку из-под вина.

— Тоже, что ли, начать курить? — задумчиво произнесла она, глядя на пепел в банке, прежде чем выбросить его. — А то, в самом деле, как деревенские. Еще ты со своими вопросами. Он же москвич, а здесь все не так, как у нас в провинции. Они еще в школе все успели перетрахаться, а ты первый курс заканчиваешь… И не какой-нибудь, а во ВГИКе! — Она опять задумалась. — Точно, нужно начать курить. Все великие актрисы курили…

Ольге все еще было не по себе и как-то гадко. Вот в книгах, на сцене, в кино там любовь совсем не такая, как в жизни, там все красиво. Может, потому, что искусство все низменное облагораживает? Она должна была признаться себе, что где-то в глубине души смутно надеялась, что понравилась тому незнакомому парню, поэтому он и выслеживал ее так долго, до самого общежития, ходя за ней, видимо, по всей ВДНХ. Но Вика отмела ее надежды, и Алик с ней почти согласился. Но если любовь в самом деле в жизни лишь такая — выпили, переспали и разошлись, а красивая лишь в искусстве, то, может быть, хорошо, что у нее ее нет? Тогда, кроме таких чувств, как были у Джульетты или тургеневских героинь, ей вообще никаких не нужно.

— Вика, скажи мне правду, — попросила она подругу. — Ты Алика любишь?

— Да, конечно, а почему ты спрашиваешь? — подозрительно посмотрела на Ольгу Вика.

— А он тебя? — продолжала расспрашивать, решая для себя проблему, нужна ли любовь ей, Ольга.

— О, он меня безумно, как в кино! — рассказывала Вика. — Ты уехала на зимние каникулы, а я осталась одна. Все лучше, чем слушать отцовские тирады о женщинах, которые пошли по рукам, переспав без брака с мужчиной. И как-то вечером я возвращаюсь, открываю дверь комнаты ключом, а он лежит в моей кровати. Представляешь, какая страсть! Оказалось, он как-то уговорил вахтершу выдать ему запасной ключ от моей комнаты и зашел. Не знаю, как ему удалось ее уломать, но какая женщина перед ним устоит? Вот и я не устояла!

— Так у вахтерши есть ключ от нашей комнаты? — с ужасом спросила Ольга, вспомнив, как незнакомец разговаривал с тетей Машей.

— От всех комнат, не только от нашей, — пожала плечами Вика. — Это идиотский общежитский порядок. Хотя мало ли что… Вдруг пожар, а нас нет.

Вика ушла покупать сигареты, чтобы начать учиться курить, а Ольга твердо решила для себя проблему любви. Даже если она и начинается красиво, то неизменно сводится к привычке и выражается словами: «просто трахнулись хорошо». В искусстве такого просто быть не может, вот почему ей, ценящей возвышенное, больше нравится искусство, чем сама жизнь.

Утром на следующий день Ольга проснулась в прокуренной комнате, с головной болью. Вика сидела перед большим зеркалом, поставив его перед собой на стул, и, глядя в зеркало, красивым жестом подносила к губам сигарету, затягивалась, прищуривая глаза.

— Ну как? — спросила она, увидев, что Ольга смотрит на нее.

— Гениально, — улыбнулась Ольга.

Ее всегда поражало в подруге сочетание взрослости, намного опережающей их возраст, и детского. Иногда Вика, в свои семнадцать рассуждающая, как зрелая женщина, и живущая, как взрослая, напоминала ей Риту.

— А противно-то как, — пожаловалась Вика. — Действительно, я — талант, если могу еще улыбаться. Знала бы ты, как меня тошнит…

Собрались в институт. Вика, видимо, почти не спавшая и, как все новички, перекурившая, двигалась, как сомнамбула.

— О черт, а сигареты-то я забыла, выходит, что мучилась зря, — сказала она, когда подруги ждали лифт. — Хоть и плохая примета возвращаться, а придется.

— Я на улице тебя подожду! — вслед подруге крикнула Ольга, которой не терпелось оказаться на свежем воздухе после ночи в задымленной комнате. И, увидев, что лифт подошел, она зашла в кабинку.

Когда лифт спускался сверху, в кабинке обычно были люди — ведь в здании было одиннадцать этажей. Ольга привычно смотрела в пол, который был мокрым, что означало — на улице такая же слякоть, как вчера. Сапоги у Ольги были старыми и, как губка, впитывали в себя воду, несмотря на то, что она тщательно мазала их ваксой. Ботинки человека, стоящего рядом, были прочными, на толстой подошве, и, конечно же, воду не пропускали. «Хорошо было бы дойти до института и не промокнуть, чтобы не сидеть целый день в мокрой обуви», — думала Ольга.

— Здравствуй, — сказал обладатель ботинок на подошве, прерывая Олины печальные мысли.

Ольга подняла глаза и испуганно отшатнулась к стене кабины. С ней ехал вчерашний парень. Они были вдвоем. Он может нажать на кнопку «стоп», и она не сможет себя защитить.

«Все», — думала Ольга, вжимаясь в стену кабины и готовясь к нападению.

Лифт остановился на третьем, в кабинку зашли двое студентов. Ольга облегченно перевела дыхание, радуясь, что теперь они не одни и какое-то время она в безопасности. Лифт остановился на первом, пара, стоящая ближе к дверям, сразу упорхнула из вестибюля, а фигура знакомого парня перегородила Ольге дорогу около лифта. Остальные кабины были в пути, и в вестибюле больше никого не было.

— И на приветствия безмозглых дебилов не мешало бы отвечать, — сказал парень. — Хотя мы ничего и не понимаем в искусстве.

Ольга могла только молчать, в ужасе глядя на широкие плечи парня.

— Глаза у тебя испуганные, как у олененка, и сама ты, как напуганный олененок, потерявший в лесу мать-олениху, — продолжал парень. — Да и имя созвучное — Оля… А здороваться, Олененок, все-таки нужно, так принято. Даже с такими, как я. — Он повернулся и пошел к выходу, а Ольга стояла потрясенная, чувствуя слабость в ногах и головокружение. А сердце хотело вырваться из груди.

— А вот и я, — из соседней кабинки с толпой студентов вышла Вика. — Ты чего такая?

— Он мне ничего не сделал, — прошептала Ольга, кивнув в сторону уходящего незнакомца. — Это тот, про которого я вчера рассказывала. Мы оказались в одном лифте.