— Когда мама умерла, я все время горевала, считая, что, если бы она не ухаживала за больной племянницей, от которой подхватила заразу, наверняка осталась бы в живых.

По-моему, я медленно сходила с ума. Энгус тоже заметил это и взялся за меня. Моя мать любила вырезать фигурки животных и птиц. Он сказал, она всегда надеялась, что я перейму ее талант. Вот я и начала учиться. Это оказалось нелегко. Пришлось целиком сосредоточиться на том, что я делала, так что времени думать о маме и ее смерти не осталось. Весьма мудро со стороны Энгуса, не находишь?

— Он ведь твоей крови, верно? — неожиданно спросил Патрик. Фланна кивнула.

— Энгус — бастард моего деда, Эндрю Гордона. Моя бабка его вырастила. Ему было семь, когда родилась моя мать. Почти до самой ее смерти я не знала, что он приходится мне дядей. Она призналась мне уже на смертном одре, поскольку, по ее словам, не хотела, чтобы я осталась совсем одна. Мой дед дал ему образование как своему наследнику, хотя единственным законным ребенком была моя мать. Но она и дядя горячо друг друга любили.

— Что же, — заметил Патрик, — всякое бывает. Мор-Лесли тоже происходят от побочной ветви рода, но всегда были нам верны. Кроме того, твой дядя — хороший человек.

— Это верно, — пробормотала Фланна, приникая к мужу. — Кстати, ты еще не сделал мне рождественского подарка.

— Как! Разве дарственной на Бри недостаточно? — пошутил он.

— Значит, ты отдал то, что и без того было моим? Поверить не могу, что вышла замуж за скрягу! Фи!

В подтверждение своих слов она легонько ударила его в грудь. Патрик фыркнул.

— Вставайте, мадам, и снимите сорочку, — скомандовал он.

— А если я не послушаюсь?

— Если хочешь подарок, девочка, повинуйся мужу. Или придется хорошенько надрать тебе задницу, чтобы внушить покорность? — рявкнул он, сдерживая улыбку.

Теперь уже Фланну взяло любопытство. Поэтому она охотно вылезла из теплой постели и стащила простую белую сорочку.

— А теперь расплети косу, — последовал дальнейший приказ. — Хочу видеть, как эта огненная река расплещется по твоим плечам и спине.

Фланна, еще более заинтригованная, принялась расплетать толстую косу, расчесывая пряди пальцами, пока они не закрыли ее золотистой пеленой.

— Что дальше, милорд? — осведомилась она.

Патрик тоже встал и, сунув руку под подушку, извлек длинную нить черных жемчужин, которую и надел жене на шею.

Потом, отстранившись, долго любовался круглыми черными шариками, резко контрастирующими с молочно-белой кожей, оттененной только пламенем волос. Патрик задохнулся, сгорая от желания. Непослушная плоть затвердела и налилась при виде соблазнительной картины: Фланна, обнаженная, ослепительно прекрасная, в сияющих черных жемчугах.

Она никогда раньше не видела такой красоты, но сразу поняла, что муж сделал ей дорогой подарок. Гладкие жемчужины скользили сквозь пальцы мокрым шелком.

— Что это такое? — прошептала она, встретившись глазами с мужем.

— Жемчуг, — сквозь зубы пробормотал Патрик. Он хочет ее!

— У меня есть маленькая жемчужная нить. От мамы досталась. Но она белая, — объяснила Фланна, наблюдая, как вздымается перед ночной рубашки мужа. — Они великолепны, милорд, спасибо.

Она обвила руками шею Патрика и припала к его губам.

Он рывком притянул ее к себе, так резко, что жемчужины впились в ее нежную плоть, и Фланна удивленно вскрикнула. Его рот обжег ее свирепым, требовательным поцелуем. Их языки вступили в любовный поединок. Его губы скользили по ее лицу, горлу, плечам.

Патрик встал перед ней на колени и принялся целовать груди. Фланна что-то тихо бормотала. Его язык медленно лизнул ее сосок. Губы сомкнулись на нежном бугорке, потянули, принялись сосать. Одна его рука сжимала ее ягодицу, пальцы другой проникли в лоно и, найдя его уже влажным, пробились еще глубже. Зубы прикусили сосок.

Фланна ослабела от удовольствия, которое он ей дарил.

Она прижалась к нему, ободряя, завлекая, настойчиво дергая за темные волосы. Она застонала, когда его губы переместились к другой груди. Пальцы неустанно ласкали, гладили, теребили. Ее любовные соки брызнули фонтаном, когда она достигла первого пика. Патрик застонал и, отняв руку, стал жадно сосать свои пальцы. Фланна бессильно прислонилась к нему.

— Ты настоящий грешник, Патрик Лесли, — тихо сказала она и, нагнувшись, дразняще лизнула его ухо.

Воздух со свистом вырывался сквозь стиснутые зубы Патрика. Он грубо толкнул ее на пол у кровати, накрыл ее тело своим и вошел резким быстрым толчком. Фланна, обезумев, сцепила ноги на спине мужа и, когда он начал двигаться, впилась ногтями ему в плечи, — Значит, кошечка вздумала царапаться? — прохрипел он, вонзаясь в нее еще сильнее. — Ты бесстыдная маленькая распутница, жена моя, но, клянусь Богом, в жизни не хотел женщину сильнее, чем тебя сейчас!

От его слов сердце Фланны беспорядочно затрепыхалось. Впервые за все их недолгое знакомство он выказал к ней хоть какие-то чувства. Но она хотела его любви. И пусть не понимала, что это такое, все равно хотела. Ведь он ей небезразличен. Она не знала, как это случилось, ибо Патрик зачастую ее раздражал. Тем не менее Фланна сознавала, что неравнодушна к мужу. Но любовь ли это?! Трудно сказать, да и так ли это важно? Только бы он обратил на нее внимание.

— До нашей свадьбы я и не подозревала, что может происходить между мужчиной и женщиной, — призналась она. — Только не останавливайся, Патрик. Не останавливайся! Ты будишь во мне ощущения, которых я не ведала раньше, и мне это нравится.

Патрик весело рассмеялся:

— Закрой рот, женщина, и дай мне любить тебя. Как ни удивительно, я не могу тобой насытиться.

Два тела двигались как единое целое под страстную мелодию желания, заставлявшую их извиваться в стремлении достичь совершенства. Их ноги переплелись. Сердца настойчиво рвались из груди. Рты пересохли от напряжения, хотя по телам струился пот. Он знал, к чему стремится. Она не знала. Ее неведение возбуждало, и Патрик не жалел себя, стараясь довести ее до «малой смерти», какой она до сих пор не ведала. Их губы снова слились.

Она почти теряла сознание под натиском невероятного наслаждения, разрывавшего ее плоть. Ей казалось, что гигантская волна вот-вот поглотит ее. Фланна едва не поддалась непонятной панике, но Патрик успокоил ее, тихо пробормотав:

— Нет-нет, девочка, пусть это случится. Такого блаженства тебе еще не доводилось узнать. Доверься мне, любимая.

И она доверилась. Позволила бушующему прибою унести ее туда, где ждал ослепительный экстаз. Фланне и в самом деле показалось, что она умирает, но, как ни странно, ей было все равно. Тело горело и пульсировало горячечным теплом. Она словно лишилась веса и легко дрейфовала в море наслаждения, пока окружающий мир взрывался чистым восторгом. Но тут все кончилось так же внезапно, как началось. Фланна полетела в темноту, расступившуюся и нежно ее обнявшую.

Поток расплавленного семени ударил в лоно, опалил и наполнил ее. Фланна тихо вскрикнула и чуть не лишилась чувств. Патрик обмяк на ней, задыхаясь и ловя губами воздух. Немного придя в себя, он откатился и заключил жену в объятия. Большая ладонь гладила спутанную массу локонов, таких мягких и душистых. Даже сейчас, в этом состоянии, у него закружилась голова.

"Иисусе, — подумал он, — да ведь я люблю ее! Люблю эту невозможную дикарку! Но ведь я взял ее в жены только ради приданого! Как же теперь признаться? Она не поверит!

Невероятно! Этого просто быть не может!"

Фланна медленно подняла веки. Сердце так и не успокоилось. Ее щека прижималась к его влажной груди. В ноздрях стоял знакомый запах.

— Мы еще живы? — пробормотала она.

— Да, — со смешком заверил он.

— Такое часто бывает, Патрик?

— Далеко не всегда, девочка, — честно ответил он. — Это и делает такие минуты особенными и неповторимыми.

— А ты… — начала она, сама не понимая, что спросить, но Патрик кивнул:

— Да. Это было… поразительно.

— Это еще что? — удивилась она, приподнимаясь на локте и глядя в красивое лицо мужа.

— Мое собственное изобретение. И означает: поразительно, замечательно, великолепно!

Фланна, немного подумав, согласилась:

— Ты прав, Патрик. Это было поразительно.

— Пожалуй, в следующий раз, когда наденешь жемчуг, лучше не снимай одежду, — ухмыльнулся Патрик, теребя нить.

— Хорошо еще, что он не рассыпался по всему полу, — добавила Фланна, лукаво блеснув глазами.

Патрик собрал в руку ожерелье и потянул. Фланна послушно припала к нему.

— Поцелуй меня, жена, — тихо попросил он. — Похоже, я снова хочу тебя, Фланна Лесли. Ты и ангела соблазнила бы.

Их губы снова слились в страстном поцелуе. Чуть погодя Фланна с легкой улыбкой напомнила:

— До рассвета еще несколько часов, Патрик. Жемчуг — подарок на сочельник. А что у тебя есть для меня на Рождество?

— Больше, мадам, чем вы способны представить, — сообщил герцог Гленкирк своей красавице жене. — Гораздо, гораздо больше.

Глава 8

Назавтра Чарли сообщил, что покидает Гленкирк двадцать седьмого декабря и направится в Перт, где на первое января назначена коронация. Дети долго упрашивали отца не уезжать, но Чарли твердил, что до Перта далеко, а у него остается совсем мало времени, чтобы туда добраться. Его царственный кузен отчаянно нуждается в друзьях и родных, особенно в столь торжественный день. В Сабрине, Фредди и Уилли тоже течет кровь Стюартов, поэтому они должны, сознавая свой долг, проводить отца с добрыми напутствиями, а также молиться за победу короля. Дети нехотя, но все же согласились.

Фланна возблагодарила провидение за то, что деверь загодя объявил о своих планах. Отыскав молодого оруженосца, время от времени бросавшего на нее восхищенные взгляды, она тихо спросила:

— Тебя ведь Йеном зовут?

— Д-да, миледи, — выдавил молодой солдат, мучительно краснея, пораженный, что герцогиня знает его имя.

— Не сможешь оказать мне небольшую услугу и отвезти весть в Килликерн, моему брату, Олею Броуди?

— С радостью, миледи, — кивнул солдат.

Фланна ослепительно улыбнулась, но тут же опустила голову и смущенно переступила с ноги на ногу.

— Только мужу не говори, — прошептала она. — Не стоит, чтобы герцог знал, как сильно я тоскую по родным.

Хочу, чтобы мой маленький племянник немного погостил в Гленкирке. Герцог позволит ему пожить здесь, я точно знаю. Ну что, Йен, поможешь мне?

— Да, миледи, — согласился тот, счастливый от того, что может быть полезным предмету своих грез.

— Поезжай и передай Олею Броуди, что герцогиня Гленкирк, твоя хозяйка, просит немедленно привезти его сына, Фингала. Броуди будут уговаривать тебя пожить у них несколько дней, но ты поблагодари их и скажи, что герцогине хочется поскорее увидеть племянника. Ты меня понял? Сегодня же поезжай обратно. Погода установилась, и метель нам пока не грозит.

— Я немедленно отправляюсь в дорогу, миледи, — заверил Йен.

— Возьми на конюшне еще одну лошадь для мальчика, но смотри, чтобы тебя не увидели, — предупредила Фланна.

— Понимаю, миледи, — с поклоном ответил Йен и поспешил прочь.

Родные Фланны набросились на него с расспросами, но он упрямо повторял слова хозяйки, вежливо добавив, что, хотя она и вполне довольна судьбой, все же скучает по родственникам и что герцог не будет возражать против приезда племянника по жене.

— Это прекрасная возможность для нашего Фингала, — заявила довольная Уна. — Если он угодит герцогу, тот, возможно, решит дать ему образование, и тогда парень сумеет подняться выше, чем любой из отпрысков Броуди. Хорошо бы ему повезло! Фланна всегда выделяла нашего Фингала.

Он наш последыш, которого я родила тебе после смерти нашей Мэри. Помнишь, как Фланна вечно таскала его за собой? Думаю, ей хочется отблагодарить нас за то, что я заботилась о ней, когда ее ма отправилась на небо, а па потерял интерес к дочери.

— Но у него и так все есть! К чему искать лучшей доли? Что есть такого в Гленкирке, чего нет у нас? — возмутился муж.

— Прежде всего он должен научиться читать и писать, — напомнила Уна. — И кто знает, может, он даже станет священником!

— фингал? — громогласно рассмеялся Олей. — Да он такой же дикарь, как сама Фланна! Сколько раз ему попадало на орехи!

— И неудивительно, — отмахнулась она. — Фингал — самый младший, поэтому ему вечно достается от остальных!

Не умей он постоять за себя, его просто пришибли бы! Пусть Фингал едет в Гленкирк! Хочу, чтобы у него был шанс на лучшую жизнь. Кроме того, твоя сестра сама послала за ним.

Не оскорбишь же ты отказом герцогиню Гленкирк! Она важная дама. Да и для чего тебе парнишка? Тут ему все равно нечего делать.

— О, так и быть, женщина, прекрати нытье! Пусть едет, если так уж приспичило, — отмахнулся Олей и обратился к солдату: